"Вопросы Грузино-Абхазских взаимоотношений" Георгия Анчабадзе

5nata5 — 10.06.2011 ПОПЫТКИ НЕЙТРАЛИЗАЦИИ ГРУЗИНО-АБХАЗСКОГО КОНФЛИКТА
МЕТОДАМИ НАРОДНОЙ ДИПЛОМАТИИ
(На основании личного опыта)

Урегулирование этнических конфликтов – прерогатива государственной власти, официальной дипломатии, однако народная (неформальная) дипломатия создает благоприятные условия для действия официальных структур. Она призвана способствовать ослаблению межэтнической напряженности, разрушению «образа врага» и, как следствие этого, нейтрализации конфликта, то есть отказу сторон от силовых действий и продолжению политической борьбы искл¬ючительно мирными средствами. При этом не следует думать, что народная дипломатия является «младшей сестрой» официальной дипломатии и копирует ее методы работы. Поле деятельности «неформальных дипломатов» значительно шире, ибо их усилия должны быть направлены не только на оппонентов из противостоящего лагеря, но и, не в меньшей степени, на трансформацию общественного мнения своей стороны, всех слоев общества.

В этом отношении много могут сделать представители смешанных групп населения (в самом широком понимании этого термина), тесно связанные с обеими противостоящими сторонами, хорошо знающие обстановку и, как правило, кровно заинтересованные в мирном урегулировании проблемы. В настоящей статье показаны некоторые средства воздействия на процесс разрядки, доступные частным лицам из этого круга. В частности, рассматривается 15-летний опыт автора, который самостоятельно или совместно с другими лицами, не¬однократно пытался различными способами (методами народной дипломатии) повлиять на грузино-абхазский конфликт с целью его нейтрализации. Объем статьи, к сожалению, позволяет показать далеко не все события, относящиеся к сфере народной дипломатии, свидетелем и участником которых довелось быть автору. Тут собраны только основные факты, характеризующие направление его деятельности. Тем не менее, анализ этих факторов и обобщение его опыта, надо полагать, поможет участникам будущих неформальных грузино-абхазских контактов, а также представителям других «горячих точек», в выработке механизмов народной дипломатии.

I

Вначале расскажу немного о себе и своем про¬и¬схождении, без чего нельзя понять мое отношение к грузино-абхазскому конфликту и мотивы, побуждающие меня столько лет искать доступными средствами пути выхода из него.

Мой отец, член-корреспондент АН Грузии, профессор Зураб Анчабадзе был по национальности абхазец. Наш род – один из древних княжеских родов Абхазии, вплоть до XX в. игравший важную роль в общественно-политической жизни края. До установления советской власти абхазские и грузинские дворянские роды часто роднились между собой. Особенно это относится к Южной Абхазии (откуда происходит наша семья) и прилегающей к ней грузинской провинции Мегрелии. В граничащей с Мегрелией области Абхазии – Самурзакано (совр. Гальский район) процессы этнического смешения среди всех слоев населения протекали настолько интенсивно, что к XIX в. здесь сложилась этнографическая группа – самурзаканцы, по многим признакам представлявшая собой переходное звено между абхазами и грузинами (мегрелами). Абхазские дворяне и крестьяне, проживавшие вдоль пог¬раничной р. Ингури в основном перешли на мегрельский язык, хотя еще долго сохраняли абхазское самосознание.

Наша семья, как самурзаканская по происхождению, также носила некоторые характерные черты. У моих отца и деда матери были мегрельские дворянки. В доме часто звучала мегрельская речь. Бабушка отца – Мария Николаевна, урожденная княжна Дадиани, была истинной грузинской патриоткой, известным общественным деятелем. Ни одно общественное начинание в Абхазии конца XIX – первой четверти XX в. не проходило без ее участия. Достаточно сказать, что она являлась бессменным руководителем абхазского отделения «Общества рас¬пространения грамотности среди грузин», культурно-просветительной организации, сыгравшей огромную роль в национальном возрождении Грузии.

В недолгий период существования независимой Грузинской республики в1918-1921 гг. грузино-абхазские взаимоотношения не были так обострены как это произошло позднее и, поэтому, часть абхазов сохраняла лояльность к Грузии. К ним относилась и наша семья. Мой дед, член высшего законодательного органа Абхазии – Народного Совета, принимал участие в работе над проектом конституции автономной Абхазии, которая должна была урегулировать ее взаимоотношения с Грузией. Во время оборонительной войны Грузинской республики против Советской России в 1921 г. четыре сына моего прадеда – подполковника Тараса Анчабадзе – находились в рядах грузинской армии. Старший из них при этом погиб на р. Гумиста, там где в наши дни пролегал западный фронт грузино-абхазского вооруженного противостояния.

Мой отец в 22 года переехал на жительство из Сухуми в Тбилиси. Здесь он сформировался как ученый-историк; женился на грузинке, которая стала моей матерью. Меня, родившегося и выросшего в столице Грузии, воспитанного в грузинской социо-культурной среде, с родным грузинским языком, окружающие считали настоящим грузином. Фактически, так это и было, хотя, разумеется, я хорошо знал свое происхождение и гордился им. Полагал, что благодаря этому имею моральное право считать себя абхазом и грузином в одном лице. Еще в отроческом возрасте во мне сложились три иерархических уровня этнической самоидентификации: 1) я абхазец; 2) я грузин; 3) я кавказец. Под последним я подразумевал свою принадлежность к кавказской этнолингвистической общности (семье народов), которую рассматривал как единый палеокавказский этнос.

II

XX век в грузино-абхазских взаимоотношениях – это период постепенного отчуждения и роста напряженности, приведшие эти два, некогда действительно братских народа к кровопролитной войне 1992-1993 гг. Еще когда советская власть была в силе, в 50-70-х гг., грузино-абхазские взаимоотношения порой принимали характер открытой конфронтации. Не буду останавливаться на причинах данного явления, отмечу только, что мой отец, обладавший большим авторитетом среди полиэтнического населения Абхазии, много делал, чтобы ситуация не обострялась до предела.
Я, проживая преимущественно в Тбилиси, долгое время не понимал всю серьезность накопившихся в Абхазии проблем, хотя и был достаточно информирован о них. Впервые непосредственно столкнутся с одним из аспектов назревающего кризиса мне пришлось в 1984 г. Речь идет об исторических проблемах, которые на Кавказе в зонах межэтнической напряженности являются основным способом идеологического противоборства на ранних стадиях конфликта. Полемика обычно ведется на темы, какой народ является аборигенным на данной территории, кто тут имеет больше исторических прав и т.д.

В случае с Абхазией политизированным научным спорам, фактически, начало положил грузинский литературовед П.Ингороква, выдвинувший в начале 1950-х годов антинаучную теорию, будто современные абхазы выходцы с Северного Кавказа, захватившие в XVII в. территорию Абхазии, где до этого проживало исключительно грузинское население.

Хотя теория Ингороква была основательно раск¬ритикована еще в 50-х годах грузинскими и абхазскими учеными (Н.Бердзенишвили, К.Ломтатидзе, З.Анчабадзе, Х.Бгажба и др.) и ныне никто из серьезных грузинских историков не выступает в защиту ее основных положений, среди грузинской интеллигенции, особенно неспециалистов, она имеет определенную популярность. В целом же, после публикации Ингороква, историческая тема в грузино-абхазских отношениях стала предметом нагнетания страстей.

Мой отец скоропостижно скончался в 1984 г. Незадолго до смерти он закончил работу над рукописью первого учебного пособия по истории Абхазии, которую он писал в соавторстве с двумя другими видными учеными старшего поколения – Г.Дзидзария и А.Куправа. Однако когда уже встал вопрос издания учебника, несколько грузинских историков обратились в соответствующие инстанции (тогда все решала номемклатура) с требованием ревизии его основных положений. Это дало повод и некоторым сравнительно молодым абхазским ученым выдвинуть подобные требования, хотя их претензии к книге диаметрально отличались от замечаний тбилисских коллег. Такая двойная атака в тех условиях вообще могла привести к запрету на публикацию книги, чего видимо и добивались определенные силы, если бы не желание тогдашнего министра образования Грузии Д.Чхиквишвили, ведомство которого курировало издание учебников, помочь выпутаться из создавшегося положения. Для уточнения спорных вопросов была создана специальная смешанная (грузино-абхазская) редакционная коллегия во главе с акад. А.Апакидзе. Ввиду того, что основные замечания с обеих сторон (причем взаимоисключающего характера) касались разделов, напи¬санных З.Анчабадзе (древний период и средние века) было решено ввести в состав редколлегии также и меня, по тогдашним меркам еще молодого ученого (мне было 35), сотрудника Института истории АН Грузии.
Могу заявить, что основная работа по редактированию и защите позиций автора была проделана мною, хотя без поддержки со стороны остальных членов редколлегии и, в первую очередь, А.Апакидзе, а также доброжелательного отношения тогдашнего президента АН Грузии Е.Харадзе, книга, вероятно, так и не увидела бы свет. В течение двух лет я возил рукопись учебника из Тбилиси в Сухуми и обратно, всюду отстаивая его авторский вариант. При этом получалось, что с грузинскими учеными я полемизирую как абхазец, а с абхазскими – как грузин. Я защищал позицию Зураба Анчабадзе не потому, что был его сыном, или она являлась вынужденным компромисом, – своего рода «золотой серединой» между крайностями, – а потому, что как специалист верил в ее научную обоснованность.
После многочисленных совещаний и бурных обсу¬ждений, проходивших под контролем партийных органов, опасавшихся, что историческая тема снова не стала ката-лизатором массовых выступлений в Абхазии, как это было в 50-х, 60-х и 70-х годах, учебник наконец-то был издан (См.: З.В.Анчабадзе, Г.А.Дзидзария, А.Э.Куправа. История Абхазии. Изд. «Алашара», Сухуми, 1986). При этом почти полностью удалось сохранить его первоначальный вид, все основные положения. Остается добавить, что после публикации книга уже не вызывала никаких нареканий.
Я потому привел эпизод с учебником истории Абхазии, что это был, фактически, мой первый опыт в народной дипломатии, хотя тогда, разумеется, мне не приходила мысль так это квалифицировать. За эти два года я, к большому моему сожалению, убедился, что отчуждение между определенными кругами грузинской и абхазской интеллигенции зашло довольно далеко. Среди широких слоев населения этого еще не было, но импульсы, исходившие от интеллектуальной элиты, не могли не оказывать влияния на все общество в целом. Эта отчужденность рождала взаимное недоверие и подо¬зрительность, вызывавшие порой неадекватные реакции. Общаясь и работая с обеими сторонами в обстановке, которую можно охарактеризовать как этнический конфликт в латентном состоянии, я приобретал опыт поиска взаимоприемлемых решений по согласованию спорных, конфликтогенных вопросов.
Несомненно успеху моей миссии в значительной мере способствовали мои двусторонние связи. Хотя я в большей мере был тбилисским грузином, меня хорошо знали и принимали в Абхазии, как сына Зураба Анчабадзе. Это помогало мне легче находить решения по спорным вопросам как с грузинскими, так и с абхазскими историками. В маленькой Абхазии многие внимательно следили за перипетиями нашего учебника и моя позиция в глазах большинства заслужила одобрение. В то время я уже работал по совместительству в Абхазском гос. университете; раз в год приезжал в Сухуми на целый месяц и читал лекции по военной истории и исто¬рической географии. Я стремился таким путем сохранить живую связь с Абхазией, которая после кончины моего отца могла оборваться. Многонациональный коллектив универ¬ситета хорошо принял меня. Мои связи с общественностью Абхазии ширились и крепли.

III

С 1985 г. новое руководство СССР взяло курс на перестройку, которая привела к развалу государства. В Грузии перемены начались с 1987-1988 гг., когда деятельность полулегальных и немногочисленных националистско-правозащитных групп переросла в широкое национальное движение. Я был среди тех, кто в этот период присоединился к нему.

В 1988 г. мы, группа историков среднего и молодого поколений создали общественно-политическую организацию – Общество Иванэ Джавахишвили. Имя И.Джавахишвили (1876-1940), этого выдающегося сына Грузии – гражданина, ученого и общественного деятеля, должно было сим¬волизировать нашу ориентацию. Общество Джавахишвили встало в ряд с другими политическими объединениями, составлявшими тогда первый эшелон национально-осво¬бодительного движения. Поначалу таких организаций было несколько. Массовость в этом отношении пришла позднее, после апрельских событий 1989 г., когда на фоне резкого ослабления коммунистического режима, в Грузии как грибы после дождя стали появляться различные партии, общества и союзы, число которых к середине 1990 г. перевалило далеко за сотню.

Я в целом разделял стремление грузинского нацио¬нального движения к восстановлению независимости страны. Единственное, что вызывало мою озабоченность, это неиз¬бежное в таком случае ослабление связей с народами Северного Кавказа, которых я мечтал видеть объединенными вместе с грузинами и абхазами в союзном кавказском государстве. Кроме того, я понимал, что грузинское национальное движение обязательно должно протянуть руку абхазскому народу, чтобы общими усилиями преодолеть негативное наследие уходящей эпохи. Свою основную роль в национальном движении я видел в том, чтобы в меру своих сил и возможностей способствовать грузино-абхазскому сближению. Я знал, что этот процесс мог быть только обоюдосторонним, и для его начала необходимо провести большую подготовительную и разъяснительную работу. Бывая в Сухуми и встречаясь с представителями абхазской интеллигенции и молодежи я рассказывал о целях и задачах грузинского движения, которое поначалу дейс¬твительно не имело антиабхазской направленности. В Тбилиси же я выступал на собраниях участников нацио¬нального движения и рассказывал кто такие абхазы, на каком языке они говорят, какую роль сыграли в истории Грузии; подробно говорил о махаджирстве (массовом выселении абхазов с Османскую империю в XIX в.) и его последствиях, сообщал о фактах национальной дискриминации абхазов в 40-х – начале 50- х гг. XX в.

Для большинства слушателей все это было внове и они внимательно слушали меня, задавали вопросы. Многие потом подходили ко мне и просили выступить также в их ВУЗе или трудовом коллективе. Конечно среди присутствующих попадались и те, кому не нравилось то, что я говорил, однако не обладая знаниями не могли диспутировать со мной и ограничивались репликами и брюзжанием. Обычно их заставляли умолкать другие присутствующие. Небольшая стычка вышла у меня только со Звиадом Гамсахурдиа, бывшим диссидентом, претендовавшим на лидерство в национальном движении. В то время Звиад быстро набирал очки и для этого не гнушался прибегать к демагогии. Так, ссылаясь на Ингороква, он объявил абхазов адыгейцами и заявил, что если они желают самоопределиться, пусть сделают это на Северном Кавказе. Вскоре после нашего столкновения, Гамсахурдиа на митинге призвал слушателей не верить мне.
Это произошло в марте 1989 г., спустя несколько дней после того, как в абхазском селе Лыхны многолюдный сход, организованный активистами созданного в конце 1988 г. абхазского народного движения «Айдгылара», выставил требование о повышении статуса Абхазии до уровня союзной республики. Эта декларативная акция, показавшая, что абхазы хотят выйти из состава Грузии, вызвала в грузинском обществе взрыв негодования. Высказывались опасения, что он инс¬пирирован Кремлем и готовится отторжение Абхазии от Грузии. В грузинском национальном движении, отношение к абхазам, бывшее до того, в целом, индифферентным, стало резко меняться в худшую сторону. Начались митинги и собрания, на которых возмущенные ораторы требовали упразднить абхазскую автономию. Широко стала пропагандироваться теория Ингороква, делались заявления оскорбляющие национальное достоинство абхазского народа.

Власти Грузии на все это смотрели благосклонно и, со своей стороны, через подчиненные им СМИ подливами масла в огонь. Между тем интересы Грузии требовали совершенно противоположных действий: надо было успокоить грузинское население, наладить широкий диалог с абхазами, показать им свое благорасположение, готовность совместно решать насущные проблемы. Эти свои взгляды я изложил первому секретарю ЦК КП Грузии Дж.Патиашвили, который спустя примерно шесть дней после лыхненского схода, собрал по этому поводу элитарную грузинскую интеллигенцию, приг¬ласив также нескольких членов Общества Джавахишвили. Там я предложил следующую программу действий:
1)устроить телемост Тбилиси-Сухуми;
2)организовать обмен делегациями между колхозами Абхазии и собственно Грузии;
3)срочно решить вопрос восстановления исторических абхазских топонимов, замененных в конце XIX – середине XX вв. русскими и грузинскими названиями (эта проблема крайне волновала абхазов);
4)пропагандировать взгляды крупнейших грузинских историков – И.Джавахишвили, С.Джанашиа, Н.Берд¬зенишвили и др., доказывающих проживание абхазского этноса на данной территории с глубокой древности, и отмечавших ту значительную роль, которую абхазы сыграли в истории средневековой Грузии;
5)издать в переводе на русский и абхазский языки произведения классиков грузинской литературы – А.Церетели, Н.Лордкипанидзе, К.Гамсахурдиа, Л.Киачели, показывающие абхазов в героически-идеализированном виде, в каком они воспринимались в массовом грузинском сознании начала XX в.
Меня выслушали но ничего подобного не было сделано. Видимо, власти опасалисъ непопулярных шагов или сами тоже были заражены общим настроем.

Последующие месяц – это период крайней ради¬кализации общественного мнения, в отдельных случаях выливавшийся в настоящий психоз. В обыденном сознании абхазов и грузин быстро формировался «образ врага». В такой обстановке в Тбилиси и Сухуми я открыто распространял свои мысли и взгляды на абхазо-грузинские взаимоотношения, устанавливал связи с абхазским национальным движением. Я был единственным представителем грузинских политических организаций, кто открыто присутствовал на митингах абхазов и был вхож в штаб-квартиру Народного форума Абхазии – «Айдгылара». Во-первых, как историка и участника опре¬деленного процесса меня интересовало все происходящее, а во-вторых, я полагал, что должен быть хотя бы один человек, имеющий нормальные связи с лидерами обеих сторон, чтобы способствовать завязке диалога, о необходимости которого я говорил с самого начала. С этого периода окружающие стали воспринимать меня как человека занимающего «промежуточную» позицию. Но если в глазах абхазов, считавших меня раньше полностью огрузинившимся я, полагаю, этим что-то выиграл, то многие грузины, по этой же причине были несколько разочарованы... Мне жаль, что в моей позиции кое-кто не увидел ничего, кроме моего абхазского происхождения. Между тем, эта позиция отвечала, в первую очередь, интересам Грузии, ее стабильности и целостности. Если бы прислушались к моим советам, можно было избежать многих тяжелых последствий.

IV

В результате ряда решительных акций, предпринятых национал-радикалами как с грузинской, так и с абхазской стороны, при полном игнорировании возможной реакции противостоящих сил, 15-16 июля 1989 г. в Абхазии произошли первые межэтнические столкновения с человеческими жертвами. При этом имело место вторжение на территорию Абхазии больших групп полувооруженных людей из соседних районов Западной Грузии, что побудило малочисленных абхазов активнее искать союзников среди этнически и культурно родственных народов Северного Кавказа.

Силовое противостояние удалось скоро остановить и пролитая кровь как будто отрезвила противодействующие стороны, однако призрак войны уже стал витать над Абхазией, побуждая многих запасаться оружием. Процесс создания военизированных формирований шел полным ходом по всей Грузии. Грузинское национальное движение к этому времени распалось на два противостоящих лагеря: часть политических организаций объединилась в блок «Круглый стол» во главе со З. Гамсахурдиа, его противники же создали «Координационный центр национально-освободительного движения», куда вошло и немногочисленное общество Джавахишвили. Раскол коснулся и этнически грузинских политформирований Абхазии. Большая часть их примкнула к «Круглому столу», остальные образовали «Цхумо-Абхазский национальный комитет» выступавший на стороне Координационного центра.
В марте 1990 г. Гамсахурдиа пригласил в Тбилиси для консультаций представителей абхазского народного движения. Переговоры шли за закрытыми дверьми. Гамсахурдиа предостерегал абхазов от контактов с другими политическими группировками Грузии, однако, состоявшая из трех человек абхазская делегация хотела иметь представление о всем политическом спектре грузинской столицы. Один из абхазов, юрист Зураб Ачба, связался со мной и попросил познакомить их с другими политическими силами. За неполных два дня, бывших в нашем распоряжении я устроил несколько таких встреч. Они прошли в спокойной, нормальной обстановке, но, к сожалению, не дали особых результатов, как и консультации с Гамсахурдиа.

В начале июля 1990 г. ко мне обратился лидер Цхумо-Абхазского комитета Б.Какубава и сообщил, что в годовщину июльских событий 1989 г. в Абхазии ожидается повторение этнических столкновений и на помощь абхазам уже тайно прибыли бойцы с Северного Кавказа. Какубава просил содействия в деле разрядки ситуации. Я не верил, чтобы в Абхазии кто-нибудь специально готовил кровопролитие, но ввиду недоверия, которое противники испытывали друг к другу, вполне можно было ожидать, что ими будут приняты усиленные меры безопасности. У меня была информация, что во¬оруженные люди на всякий случай собираются отправиться в те дни в Абхазию из Тбилиси. В такой ситуации даже случайный выстрел мог привести к непоправимым результатам. Мы решили послать в Сухуми делегацию Координационного центра, чтобы на месте разобраться в обстановке. Я по телефону связался с З.Ачба, в то время заместителем председателя Народного форума Абхазии, и условился с ним о нашем приезде. В Сухуми нас выехало несколько человек, пред¬ставителей разных организаций; кроме меня в делегацию входили Г.Беришвили, Г.Гогбаидзе, Д.Квижинадзе, А.Иоселиани и др. В течение двух дней мы по нескольку раз побывали во всех трех политических центрах Абхазии: В Народном форуме, Цхумо-Абхазском комитете и отделении Круглого стола. Всюду к нашей миссии отнеслись с пони¬манием. Выяснилось, что все они независимо друг от друга планировали проведение в Сухуми различных мероприятий в память жертв прошлогоднего конфликта. В такой обстановке отсутствие связи между ними (меня поразило, что ни один из этих противостоящих друг другу политических блоков не имел даже телефонных номеров остальных) грозило развитием непредсказуемых последствий.
По нашему предложению было решено воздержаться от проведения уличных акций. Кроме того условились, что в критические дни 15-16 июля специально выделенные группы от всех трех объединений будут наготове и в случае стихийного возникновения в городе очага напряженности, совместными усилиями нейтрализуют его.

Таким образом, годовщина июльских событий прошла в Абхазии без эксцессов. Я считаю этот факт в определенной степени результатом успешного использования методов народной дипломатии. Кроме того он показывает возросшее чувство ответственности политических организаций Абхазии, которые несмотря на острую идеологическую конфронтацию и политическую борьбу, стремились не доводить дело до силового противостояния.

Помнится, как во время посещения нами сухумского отделения Круглого стола, один из членов этой организации (к сожалению, не знаю его имени) подошел ко мне и спросил, как я лично думаю, смогут ли грузины и абхазы достичь согласия. Я ответил утвердительно, так как полагал, что коль скоро подавляющее большинство жителей Абхазии, включая политиков, хотят сохранить мир в своем доме, взаимо¬приемлемая модель сосуществования будет найдена. В 1990 году я не мог предположить, что нелегкий процесс внутреннего развития будет так резко прерван силовым вмешательством.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив