Вместо некролога. Продолжение.

топ 100 блогов tareeva25.04.2018 Я в трауре по Эмме. Тоскую и скорблю. Вся жизнь прошла рядом с ней. Не скажу - вместе с ней, Эмма ни с кем не была вместе, она была одиночка, но рядом она была всегда. А теперь её нет, и мой мир изменился. В нем образовалась пустота, брешь, дырка, и в неё вовсю свищет космический ветер. Скоро он унесет и меня. "Забудь, про все забудь, взгляни на белый дым... все холоднее холода, к которым он уходит. Вот так и мы уйдем за ним". Но не будем о грустном. Мы знаем, что есть другая жизнь, и помолимся о том, чтобы Эмму там хорошо встретили. Эмма была порядочным человеком, никому не сделала зла и даже никому и никогда зла не пожелала, я в этом уверена. Она не умела ненавидеть. Она не только никому не сделала зла специально, сознательно, но и случайно никому не навредила. Помолимся за неё.

А мы с ней были люди разные. Как сказал поэт: "Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой", сколь мы были различны с Эммой. Кстати, стихов Эмма не любила, совсем не любила, они ей были не нужны. Она говорила: "Ну, что стихи, к чему они? Вот ароматная проза..." Прозу она любила и понимала в ней. Она всю жизнь очень много читала, читала до последнего дня. Когда звонила мне, то первый вопрос был: "Как ты себя чувствуешь?" Причем за этот вопрос она извинялась, говорила: "Вот о чем теперь приходится спрашивать". А второй вопрос был: "Что ты читаешь?" В последнее время я объясняла ей, что не вижу и не читаю, а она меня очень жалела, не понимала, как же я теперь живу.

У нас во всем были разные вкусы. И мужчины нам нравились разные. Я посмотрела фильм "Женская собственность" и впервые увидела Константина Хабенского, захотела посмотреть фильм еще раз, позвонила Эмме и пригласила её в кино. Когда сеанс закончился и зажгли свет, Эмма спросила: "И зачем ты меня сюда привела?" Я спросила: "Главный герой никого тебе не напомнил?" Она сказала: "Конечно, напомнил, вылитый Герман Плисецкий". Я сказала: "Вот за тем я тебя сюда и привела". Я думала, ей будет приятно вспомнить нашу студенческую молодость, и в Германа все были влюблены, но она проявила полное равнодушие и к тому, и к другому.

И в мужчинах, и в любви мы с ней искали разное. Эмма придавала большое значение сексу. Он ей был важен и до замужества, и после. А когда она была замужем, то жаловалась, что муж её не удовлетворяет, и спрашивала у меня совета. Я не знала, что ей посоветовать, и сказала только, что ей не нужно постоянно тыкать носом Фреда в свою неудовлетворенность. Он такой, какой есть, и другим быть не может. Но она меня не послушала, все время советовала ему пить какие-то таблетки, я думаю, поэтому он от неё и сбежал. Со второй женой он был вполне счастлив. Эмма говорила: "Просто на меня у него не стоял, а на неё стоит". Конечно, не следует такое писать в некрологе. Это мой главный недостаток, что думаю, что чувствую, то сразу же выкладываю, не считаясь со временем, окружением и обстоятельствами, тем более, когда волнуюсь, нахожусь в неуравновешенном состоянии. Моя мама всегда меня за это ругала, а Степан, - помните, я о нем рассказывала в "Тоталитарной истории"? - говорил: "Как же тебе не верить, когда ты думаешь и чувствуешь вслух".

И вообще у нас с Эммой было не только разное отношение к жизни, разные взгляды на жизнь, но и разное ощущение жизни. Я люблю жизнь, всякую - и легкую, и трудную, во всех проявлениях. В молодости жизнь меня переполняла, комом стояла в горле, так что трудно было дышать, и я всегда испытывала легкое, приятное головокружение, а от этого хотелось двигаться, куда-то идти, общаться, действовать. Я и сейчас иногда чувствую этот ком. Эмма была человеком меланхолического склада. Она говорила, что живет потому, что некуда деваться, мать родила на свет и приходится жить, а если бы у неё спросили, хочет ли она продолжать жить или хочет уйти, она сказала бы, что не хочет продолжать.

Она часто испытывала физическую тошноту, и врачи не могли понять, с чем это связано, болезни никакой не находили. Её тошнило и в молодости, когда мы были студентами, и потом - всю жизнь. Мы с ней обсуждали это и пришли к выводу, что её тошнит просто от жизни. Просто жизнь как таковая, такая, какая она есть, вызывала у неё тошноту. Ну, все это - и про сексуальную неудовлетворенность, и про тошноту - Эмма в целом свете рассказывала мне одной. Только со мной она выходила за рамки тем, которые допускаются светскими правилами. Она вообще жила по правилам хорошего тона, причем не нашим, а английским. Она была англоманкой и хорошо в них разбиралась. Кстати, единственное, в чем мы с ней сошлись, это в отношении к Елизавете II и принцессе Диане. Во всех трениях и противоречиях между свекровью и невесткой мы обе были на стороне королевы.

Мы с Эммой регулярно общались, собственно, по её инициативе. Она определяла эту регулярность. Она со всеми, с кем она когда-нибудь училась, вместе работала или жила в одной квартире, всю жизнь поддерживала светские отношения. Мы с ней встречались, ходили друг к другу в гости, дружили семьями, приглашали друг друга на обеды, ужины, завтраки и при всех этих встречах вели светские разговоры. Темы этих разговоров были ограничены. Можно было разговаривать о природе и погоде, о том, как провели досуг, о моде и нарядах, о том, куда поехать в отпуск. Можно было также говорить о литературе, кино, театре, искусстве, но эти разговоры должны были быть достаточно поверхностными. Нельзя было проявлять глубокую эрудицию, острую заинтересованность, горячо спорить - это уже было бы нарушением правил хорошего тона. Я думаю, неуклонное следование этим правилам и держало Эмму в жизни. Может быть, это было единственное, что её держало. Без этого она бы просто погибла.

Эмма хорошо одевалась. Действительно хорошо. У неё в Челябинске была тетка, тетя Мария, так вот эта Мария была самой известной портнихой в Челябинске. И хотя Челябинск не Париж, но Мария следила за мировой модой, очень хорошо шила, у неё был вкус и свой стиль. Эмма ездила в Челябинск одеваться. Ткани она покупала самые дорогие, она всегда была человеком очень состоятельным. Мне вкус Марии не казался безупречным, Мария любила крупные пуговицы, сама их изготавливала и пришивала даже там, где нет застежки. И все же каждое эммино платье - это был настоящий туалет богатой светской дамы. После 50-ти лет Эмма быстро начала полнеть, и все её платья стали переходить ко мне. Я их слегка переделывала, главным образом спарывала мариины пуговицы, и с удовольствием носила. У нас был практически один размер и один рост. Я в этих платьях ходила в "Яблоко", и не было случая, чтобы кто нибудь не сказал мне что-нибудь хорошее о моем наряде. Даже Саша Гнездилов, он театральный режиссер и в костюме хорошо разбирается, (сейчас он заместитель председателя "Яблока") сказал мне, что я одеваюсь красиво. У меня и сейчас шкаф набит эмкиными платьями. Кое-что я раздала своим молодым подругам.

Эмма переодевалась как минимум два раза в день, к обеду и к ужину. Она так поступала даже на отдыхе в Гудауте, где все отдыхающие, а у наших хозяев отдыхало пять семей, с утра до вечера ходили в купальниках. Была страшная жара, а задняя калитка нашего двора выходила к морю, почти к самой воде, и все то и дело бегали окунаться. Эмма там захотела заниматься с Леной английским, чтобы Лена за каникулы не забыла язык, и Лена согласилась. После завтрака я увидела, как Эмма спускается со своего второго этажа в строгом английском костюме. Это она оделась для урока.

В Гудауте произошла забавная история, я её расскажу, она и с Эммой связана. Я уже написала, что наша калитка выходила прямо к морю. У нас был как бы свой пляжик. Как-то за ночь рядом с нашим пляжиком, даже чуть-чуть его прихватив, построили павильон "хинкальной". Утром мы пошли туда завтракать, там было самообслуживание. Я посадила Игоря и Лену за стол, сама пошла к прилавку, взяла поднос, поставила на него 3 тарелки и попросила их наполнить. Хинкальщиков было двое. Один из них положил мне в тарелку хинкали, наклонился ко мне и спросил, не могли бы мы вечером встретиться? Я объяснила, что я не одна, а с мужем и дочерью. Вот они сидят, вы же видите, что я беру завтрак на семью. Он кивнул и сказал, что я могла бы выбрать вечером часок-другой и для него. Я отрицательно покачала головой. Когда я принесла поднос с опустошенными тарелками, он сказал, что завтра, если я захочу хинкали, то могу не стоять в очереди, - очередь была порядочная, - а зайти с заднего входа, и он даст мне все, что мне нужно.

Мне это предложение понравилось. Я рассказала о нем Эмме, сказала, что готова даже заплатить лишнего, чтобы в очереди не стоять. Спросила, не думает ли Эмма, что в этом предложении есть еще какой-нибудь смысл. Эмму возмутили мои грязные предположения относительно благородного хинкальщика. Она сказала: "Меня удивляют эти русские женщины!" Русская женщина в данном случае была я. "Они едут на Кавказ и воображают, что здесь мужчины их прямо-таки с нетерпением ждут и жаждут немедленно заключить в объятия! Да я сюда езжу 12 лет подряд, и ко мне ни разу никто не пристал, ни разу никто не сделал гнусного предложения. Что ты о себе вообразила?! Кому ты нужна?" Эммино возмущение меня успокоило. Я подумала, что если мне с хинкальщиком удастся установить деловые отношения, то, может, он мне и кусочек баранинки продаст, и я смогу дома сварить харчо, или даст немного фарша, и я дома пожарю на всех 5 бараньих котлет.

На следующее утро, полная радужных надежд, я направилась в хинкальную. Сказала, чтобы все сидели дома, я принесу завтрак на всех. Я зашла с заднего входа, поздоровалась, мой хинкальщик кивнул, подвинул мне стул, сказал, что сейчас вернется, и вышел. Я села. Несколько минут, что его не было, показались мне вечностью. Второй хинкальщик и еще какие-то мужчины ходили мимо меня и вокруг меня и внимательнейшим образом, детально, с выражением знатоков, осматривали меня с ног до головы и сверху вниз. Вернулся хинкальщик, я сказала, что хинкали мне нужно много, на пять человек с хорошим аппетитом. Он взял большую миску, наполнил её полную, денег брать не хотел и заговорил опять о свидании. Я сунула ему деньги и спросила, почему он выбрал именно меня. Ему нужна вовсе не я, маленькая, совсем неприметная, ему нужна полная пышная блондинка. Он спросил с интересом: "У вас есть такая?" Чтобы благополучно завершить разговор, чтобы он меня отпустил, я сказала, что нужно подумать. Я пришла с миской хинкали злющая-презлющая. Мои уже сидели за столом, а Эмма с Мишей еще не спускались. Я не могла простить Эмке, что она меня так подставила, не могла простить это мое позорное сидение под оценивающими похотливыми взглядами. Я хотела ей отомстить и обсудила со своими план мести. Эмма была полная, пышная женщина, правда, она не была блондинкой, но глаза у неё были синие, а волосы на южном солнце так выгорели, что и за блондинку она могла сойти.

Я решила отправить её к хинкальщику. Пришли Эмма с Мишей, мы поели и я сказала, что посуду должна отнести она. Она охотно согласилась, это было справедливо. Я сказала, чтобы она зашла с заднего входа и миску отдала прямо хинкальщику в руки. Она пошла, мы смотрели ей вслед, предвкушая, что ей там предстоит, но не выдержали и захохотали. Эмма почувствовала неладное и вернулась. Месть не удалась.

А история с хинкальщиком на этом не кончилась. Я в хинкальную больше не ходила, но так получалось, что мы постоянно встречали хинкальщика - в автобусе, на рынке, на улице. Когда мы его встречали, он смотрел на меня долгим взглядом с невыразимым упреком, как будто я перед ним виновата, бросила его, изменила ему с другим. Лена его боялась по-настоящему. На месте Игоря другой съездил бы ему по роже, но Игорь иронически усмехался, его эта история забавляла. Как-то мы возвращались с прогулки, проходили мимо грузовика, который стоял неподалеку от хинкальной. Игорь сказал: "Успокойся, твой хинкальщик больше не будет тебя преследовать, он утешился". Мы с Леной удивились, откуда ему это известно. Игорь сказал: "Хинкальщик сидит в кабине грузовика с пышной блондинкой, точно такой, какую ты ему описала". Значит он все-таки её нашел. Эмма сказала, что я каким-то образом в этой истории сама виновата. Ведь вот к ней же не пристают. Может, она была права, может, в ней видели порядочную женщину, почтенную даму, а я почему-то вызывала сомнения.

Начнешь вспоминать и никак не кончишь... И вспоминается все что-то не то, что нужно. Козьма Прутков говорил что-то вроде : "Три дела, раз начавши, трудно перестать: вкушать хорошую пищу, рассказывать о былых походах и чесать, где чешется". Вот когда я вспоминаю, то я и рассказываю о былых походах и чешу, где чешется. Но я что-то уже много наговорила, извините мне мою старческую болтливость. И на сегодня хватит.

И продолжение следует.

Оставить комментарий

Предыдущие записи блогера :
Архив записей в блогах:
(С) Фотография Федотова ( matholimp ) Валерия Павловича 16 ноября 2012 года с https://matholimp.livejournal.com/1058982.html . В продолжение https://matholimp.livejournal.com/2636166.html , https://matholimp.livejournal.com/2635907.html , ...
Когда вас будут уверять, что тамплиеры, масоны, сионские мудрецы или просто инопланетяне плетут сложную паутину всемирных заговоров, ну или хотя бы интриг местного значения - не стоит поддаваться. Хотя определенные психологические основания для таких конспирологических построений есть в ка ...
Почему Владислав видит то, что другие не видят, почему он замечает те важные мелочи, мимо которых другие проходят? Почему, мы единомышленники АРИ пытаемся выйти из матрицы. А другие с удовольствием в ней живут? Карабанов, конечно, оказал на меня определенное влияния, но не могу ...
Ну чому он такое говно? Из худшего ТТ10 сделали худшую пите9. Отняли стаб, а без него играть реально невозможно. Былой скоростью тоже даже и не пахнет. Маскировка как у ягельного тигра (короче, её нет). Вдобавок фирменные криты от любого пука фугасом ...
Если хочешь, давай переспим, Выпьем кофе, покурим в окошко, Но не спрашивай, как у нас с ним – С тем, который целует в ладошку… Он – другой, понимаешь – совсем, С ним не так, как с тобой – все иначе: Я боюсь для кого-то быть ВСЕМ, А с ним каждый мой вдох что-то значит… ...