Византийская способность договариваться

dolboeb — 27.03.2015 Византинист Роман Шляхтин (hungarez) решил во что бы то ни стало реабилитировать Империю ромеев, защитив её сразу от меня, от Альфреда Коха и от Юли Латыниной. Спор начался в комментариях к этому ЖЖ, а теперь продолжился на Кольте.

Миссия Романа мне чрезвычайно симпатична (я и сам не прочь реабилитировать какого-нибудь дожа-предателя), но, к сожалению, кейс ему попался весьма неудачный, что лучше всего видно на том примере, который он сам же и выбрал:

Именно византийская способность договариваться (принимаемая многими, в том числе жителями Древней Руси, за «греческое лукавство») позволила все тому же Алексею Комнину заключить пакт с вождями Первого крестового похода и развернуть ситуацию себе во благо. Столкнувшись с появлением у стен столицы сразу нескольких крупных вооруженных групп во главе с европейскими князьями и баронами, император взял с них по очереди вполне европейскую по форме вассальную клятву, согласно которой крестоносцы обязывались передать под власть империи все отвоеванные земли в обмен на помощь в обеспечении логистики крестового похода и перевоз всех отрядов крестоносцев через Босфор.

Видите, какой мудрый и договороспособный был император ромеев.
А теперь давайте спросим, что же было дальше.

А дальше было вот что. Крестоносцы, с которыми Алексей I Комнин прошёл интересную ему часть пути по Малой Азии, освободили от турок и вернули под власть Византийской империи земли, ранее занятые османскими захватчиками — в частности, Никею. После этого император ромеев отправился в столицу — собирать византийское войско для решающего сражения за Святую Землю. Крестоносцы же двинулись дальше на восток прошли через Анатолию, вторглись в Сирию и захватили Антиохию. Но при этом потеряли достаточно большую часть войска — и стали ждать обещанной императором ромеев подкреплений, чтобы продолжить поход на Иерусалим. Но Алексей I Комнин посчитал, что ему в техническом смысле выгодней, чтобы христово воинство прямо в Сирии и погибло. Поэтому он не только не послал византийские войска на выручку союзникам, но ещё и предъявил ультиматум венецианцам, флот которых двигался морским путём на подмогу Первому походу. Если вы поможете христианскому войску и не дадите ему погибнуть в Сирии, то я отзову все торговые привиллегии для венецианских купцов в Восточной Римской Империи, сообщил дожу Витале Микьелю византийский император Алексей I Комнин. Угроза была очень серьёзная по тем временам: византийские торговые преференции в XI веке обеспечивали значительную часть выручки венецианских купцов. Однако ж венецианцы на этот риск пошли — в итоге, как известно, Первый поход завершился установлением «латинского королевства» в Иерусалиме.

Осенью 1189 года, когда император Фридрих Барбаросса прибыл в Константинополь с войсками Третьего крестового похода, «византийская способность договариваться» достигла и вовсе небывалых высот. Радушно принимая Фридриха в своих дворцах и называя германского императора своим «христианским братом», император Византии Мануил Комнин заключил тайный военный союз с могущественным Саладдином, чьи армии громили крестоносцев в Святой Земле и готовились дать отпор Барбароссе. Выполняя свою сторону договорённости, Мануил задержал армию Барбароссы на западном берегу Босфора (нарушив все союзнические обязательства по кораблям и припасам), а против крестоносцев Святой Земли установил торговую блокаду, воспретив византийским купцам поставлять в Палестину зерно и хлеб.

В будущем мы не можем уже верить никаким словам и клятвам греков, — написал потрясённый этим коварством Фридрих в письме Леопольду Австрийскому.

На это нам, конечно, могут возразить, что византийская способность договариваться была не каким-то фирменным отличием государства ромеев, а нормой тогдашней феодальной политики, в которой все дружили против всех, и любые альянсы между главами государств расторгались, следуя логике сиюминутной выгоды.

Это, однако же, противоречит известным фактам. Во-первых, не все народы тех эпох были так же лживы, лукавы и вероломны, как греки. Тот же военно-политический союз между Венецией и Византией просуществовал больше полтысячелетия, начиная с договора, заключённого жителями Лагуны ещё с Юстинианом. Преференции, которые Венеция имела во всех портах и городах Империи, достались её отнюдь не за красивые глаза. 600 лет венецианцы воевали и умирали за Византию, которая со времён Велисария довольно основательно разучилась воевать сама. Императорской хризобуллы от Алексея I венецианцы удостоились за защиту византийских земель от норманнского вторжения в 1081-1085 годах. А спустя 14 лет тот же самый император вдруг начал угрожать отзывом своей хризобуллы, если венецианский флот откажется предать крестоносцев. Если же венецианцы согласятся на это предательство, император обещал им крупную сумму денег и много новых торговых льгот. Но епископ Контарини, участник венецианской экспедиции, заявил своим спутникам, что если они отвернутся от Креста ради земных наград, то не только опозорятся перед всем миром, но и навлекут на себя гнев Господен. Вряд ли этот аргумент произвёл бы какое-то впечатление на византийских императоров, но на солдат и моряков Венеции он подействовал: флот направился в Хайфу, куда к тому времени добрались крестоносцы. Так что, как видим, не все в Европе следовали греческим традициям вероломства... а уж каким эпическим предательством отплатил венецианцам за службу Мануил Комнин в 1171 году — стыдно даже вспоминать.

Самое же главное — что вероломство Империи было не ситуативным (как у итальянских городов, поочерёдно входивших в союзы то друг с другом, то друг против друга), а совершенно осознанным и целенаправленным, ибо прямо вытекало из идеологии ромеев. В то время как венецианцы, народ торговый, стремились со всеми народами Средиземноморья находить общий язык и вести бизнес, ромеи были одержимы идеями национальной исключительности поистине гитлеровского масштаба. Себя они считали существами высшего порядка, а все окружающие народы презирали, называя их варварами. Основную цель своей внешней политики Византия видела не в том, чтобы укреплять дипломатические связи с соседями, а в том, чтобы этих самых соседей всеми способами ослаблять, стравливать между собой, не давая никому из «варваров» усилиться. Император Константин Багрянородный в X веке составил даже целый учебник «Об управлении империей», в котором довольно прямым текстом изложены все эти идеи расовой исключительности, недопустимости династических браков с «варварами» и важности их всемерного сдерживания любыми средствами, будь то подкуп, обман или прямое военное насилие.

При таком отношении к окружающим неудивительно, что Византия за тысячу лет так и не нажила себе друзей ни в Европе, ни в Азии — а верных союзников не раз отталкивала от себя тем самым «греческим лукавством», о котором упоминает и уважаемый Роман Шляхтин. Зачастую это вероломство не приносило ромеям даже никакой практической пользы, кроме легко предсказуемого международного вреда — самый ярким примером являлись погромы и резня мирных горожан в иностранных кварталах Константинополя. Выгоды от этих убийств, разрушений и массовых арестов император ромеев не получил ни разу — так, всё награбленное после 12 марта 1171 года пришлось вернуть с компенсациями, как только Империи понадобилась военная помощь Венеции. То есть все эти византийские «хрустальные ночи» затевались из чистой, беспримесной ксенофобии. А ценой, которую довольно скоро пришлось заплатить гордым ромеям за эту свою «любовь к искусству» стало разрушение многовекового союза, не раз выручавшего Империю в трудные времена.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив