в сотый, тысячный, миллионный раз про любовь

топ 100 блогов clear_text18.04.2016 ЛИДА

Несколько лет назад, на Святках, то есть на следующий день после Рождества, мы обедали втроем – два старых приятеля, и некто Георгий Иванович – в одном большом московском ресторане. В зале было пусто и прохладно, столы были только что покрыты белоснежными тугими скатертями, а умный читатель уже понял, что перед ним, с небольшими изменениями, начало известного рассказа Бунина «Ида».
Но здесь будет не про Иду, а про другую девушку.
Хотя похоже. Но не совсем.
Однако тем не менее…
Угощал мой давний товарищ, финансист и инвестор. Он был очень богатый человек, а прошедшей осенью стал еще богаче, потому что неожиданно для всех «ушел в кэш», то есть продал все свои активы – и тем самым избежал последствий экономический бури, которая разыгралась как раз осенью и многих помяла, а кое-кого и вовсе вымела вон. Богатый – но не приказывал официанту раскинуть самобранную скатерть и не говорил о своих королевских замашках, как герой помянутого бунинского рассказа. Времена не те. Однако закуска была прекрасная, и выпивка тоже, и даже непьющий Георгий Иванович пропустил рюмочку отличнейшей водки, которую финансист налил нам из узкой граненой бутылки. Георгий Иванович был то ли адвокат, то ли консультант, непонятно – однако говорили, что именно он посоветовал финансисту срочно сбрасывать всё, что можно и что нельзя, чем сохранил половину, а может, и более, его немалого состояния. Финансист, хотя между ними не было формального договора, всё же уплатил ему некоторую необидную сумму, а также сдружился с ним и водил с собою повсюду. Очевидно, полагал, что волшебное чутье Георгия Ивановича может сослужить ему важную службу в самый неожиданный момент.
Мы выпили, занялись закуской, потом выпили еще и стали заказывать горячее. Георгий Иванович долго выбирал себе блюдо, спрашивал официанта о жирности и остроте того или другого мяса. Финансист сочувственно участвовал в этом разговоре, и они оба, наморщив лбы, спорили о сравнительной полезности баранины, говядины и телятины, а потом перешли на холестерин легкий и тяжелый, заговорили о лекарствах и об аортокоронарном шунтировании, которое рано или поздно им предстоит. Слышались имена знаменитых врачей и названия клиник. Официант почтительно молчал, глядя в сторону.
- Лучше бы о девочках, честное слово! – и я заказал рыбу.
- Есть надежный признак старости, - ответил финансист. – Вернее, два. Когда мужчины говорят между собою о болезнях и о девочках, причем одновременно.
- О болезнях лучше рассказывать девчонкам, - засмеялся Георгий Иванович.
- Ой ли? Будут ли слушать?
- Если это жрицы Астарты, то есть труженицы продажной любви, - элегантно выразился Георгий Иванович, слегка зардевшись, - то непременно будут. Ибо они, в сущности, продают свое рабочее время. Обязаны слушать. Хоть про футбол, хоть про тот же атеросклероз… - и он смешно изобразил, как старичок жалуется проститутке на здоровье. Получился целый эстрадный номер: мы и не ожидали от него таких талантов. Все искренне засмеялись, включая официанта.
В итоге финансист и Георгий Иванович оба заказали обычные стейки с картофельным пюре.


Разговор, однако, пошел именно о девочках и постепенно съехал на две женитьбы, которые последнюю неделю будоражили весь свет. В обоих случаях женихи были значительно старше невест – в одном случае на двадцать три года, в другом на двадцать шесть. Всего-то делов, господи помилуй! Но в обоих случаях весь свет считал, что пожилые самцы возжелали молоденьких самочек – но это, увы, естественно, хотя и не всегда похвально. А вот свежие и упругие самочки, по мнению света, за деньги отдались на поругание дряблым морщинистым самцам – и это ужасно, и аморально, и вообще куда катимся. Хотя, к слову сказать, самому старому из этих дряхлых самцов было всего-то под пятьдесят – то есть меньше, чем любому из нас.
- Печально, - сказал финансист. – Печально, что люди не верят в любовь. В простую, обыкновенную, и тем самым невероятно прекрасную любовь. В любовь просто так, ни за что. Не за красоту, не за обаяние таланта или власти, и уж тем более не за деньги. Однако такая любовь существует, простодушная, искренняя, бережная, чистая. Да-с, чистая!.. Вам, господа, наверное, странно слышать такое из моих уст – хотя я отнюдь не живоглот какой-нибудь, а обыкновенный предприниматель, которому всего лишь повезло, в том числе и молитвами нашего высокоуважаемого Георгия Ивановича… - он налил водки, приподнял рюмку и поклонился своему новому другу: - За ваше здоровье, мой драгоценный!
Мы чокнулись, выпили, закусили оставшимися на столе салатами – финансист не велел официанту их убирать, хотя тот и порывался.
- Красиво сказано, - вздохнул Георгий Иванович.
- Главное не красота слов, а заключенная в них правда, - возразил финансист и, поглядев на меня, усмехнулся: - Ждешь доказательств? Хочешь спросить, где это встречается такая чистая и наивная любовь?
- И спрашивать не хочу! – сказал я. – Уверен, что ты сам не раз любил вот именно так: чисто, светло и наивно.
- Э, нет! – воскликнул финансист. – Не обо мне речь. И ни о ком из нас. Не о субъекте речь, а об объекте, умная твоя башка! Ибо каждый из нас считает, что он сам, разумеется, любит романтически и бескорыстно, а вот его любят с расчетом, хищно и подловато. Нет! Я именно о любви к нам. О любви, которую нам если и посчастливится созерцать, то раз или два в жизни. А некоторым – и вовсе ни разу. Вот признайтесь, мой бесценный Георгий Иванович, вас когда-нибудь любили – вот так?
- Не единожды, - улыбнулся тот и снова зарделся.
- Экий же вы хитрец! – покачал головой финансист. – Пробурчали, и не разберешь: «не единожды», то есть многократно, или «ни единожды», то есть ни разу…
- Русский язык частенько нас выручает, - сказал Георгий Иванович, потупившись.
- Ну, пускай, пускай, не стану вас допрашивать, сам знаю, что не было ничего такого ни у вас, ни у меня. Но вот вам одна небольшая история, случившаяся с одним моим приятелем.

В некоторое время, в некотором государстве, а именно в Советском Союзе на излете его истории, то есть в начале восьмидесятых, некий то ли аспирант, то ли младший научный сотрудник, и при этом спортсмен, разрядник по самбо, а также игрец на гитаре и даже сочинитель самодельных студенческих песенок– приехал вместе с друзьями в молодежный пансионат, который располагался… ну, скажем так, в одной из губерний Центральной России. От Москвы верст этак триста к северо-востоку.
Всякий наш ровесник помнит эти пансионаты: двухэтажные спальные корпуса, комнаты на двоих, в комнате раковина, сортир на этаже, душ в подвале. Отдельно стоящий корпус: столовая, кинозал и холл, где устраивались танцы под магнитофон. Вытоптанное футбольное поле, волейбольная площадка.
Была, разумеется, и природа. Озеро, наполовину заросшее камышом, с покосившимися мостками – к ним ржавой цепью была прикована полузатопленная лодка. За озером – лес. За спальными корпусами – поле, заросшее овсом и викой; через поле шла грунтовая дорога. По ней ходили в деревню, в сельский магазинчик, за водкой. Закуской был узко нарезанный черный хлеб, который грудой лежал в огромной алюминиевой кастрюле у входа в столовую.
Были еще комары. И, конечно, костер каждую ночь, с выпивкой, песнями и тисканьями по кустам.
Что делал мой ученый приятель – я же сказал, что он был, кажется, аспирантом – в этом странном месте? Объясняю: они с друзьями-коллегами приехали на некий учебно-научный семинар, который ради экономии устроили именно в этом, наверное, самом дешевом месте на триста верст вокруг Москвы. Участников семинара было человек двадцать, включая одного профессора и трех доцентов – а остальные отдыхающие, числом около восьмидесяти, были рабочей молодежью из окрестных промышленных городков и поселков. Девушек было заметно больше, чем парней – отчасти потому, что промышленность в округе была в основном текстильная. Семинар был соединен с последующим отдыхом, то есть моему приятелю вместе с друзьями-коллегами предстояло пробыть там полные советско-пансионатские двадцать четыре дня.

За соседним столом сидели четыре девушки; с двумя из них мой приятель познакомился. Их звали Валя и Лида. Валька и Лидка, или даже Вальк’ и Лидк’ – так они обращались друг к дружке. Они и жили вместе, в одном номере. Почему именно с этими двумя? Как же другие две соседки? Другие две были совсем страхолюдные. А Валька и Лидка – очень даже ничего. Валя была яркая, подкрашенная рыжиной шатенка, с веселыми карими глазами и веснушками на миленьком курносом носу – и вся была бойкая, подвижная, разбитная, с некрасивой, приземистой, но очень резвой фигуркой. Лида была другая – повыше ростом, стройная, пепельно-русая, с удивительно свежим и тонким лицом, и, как говорили в старину, с фиалковыми – да, да, с совершенно фиалковыми глазами. Когда она за столом мельком взглядывала на моего приятеля, а особенно когда, встав после обеда, рассеянно улыбалась и говорила «пока!» и быстро шла к выходу, а он сзади глядел на ее тончайшую талию и стройные, но крепкие, чуть-чуть жилистые ноги, и на две отросшие дорожки нежных волосков на ее коротко подстриженном затылке и шее – у него возникало нечто вроде желания. Но она исчезала в дверях, и желание исчезало тоже.
Кстати говоря, и Валька, и Лидка были – если уж совсем честно – совершенно бесстыжими шалавами. Мой приятель не раз видел, как они на танцах они, слегка подвыпив, вешались на таких же пьяноватых парней, целовались взасос, потом уходили парочками. Впрочем, так вели себя не только Лидка и Валька, но и остальные хоть сколько-нибудь приглядные девчонки.
Семинар закончился через две недели, преподаватели уехали, с ними уехало еще человек десять институтских ребят – а мой приятель вместе с шестью, кажется, товарищами – остался. Потому что у них, у этих бедных аспирантов, в это лето не было никаких планов – а главное, никаких денег на отдых, скажем, у моря.

Один раз сидели ночью у костра, мой приятель что-то наигрывал на гитаре и даже, кажется, читал-напевал стихи под эту музыку. Рядом были его товарищи, ну и еще ребята и девушки из местных отдыхающих. Кто-то раскупоривал очередную бутылку водки или портвейна, кто-то просил передать хлебца, сигарету или огоньку, какие-то парочки сидели в обнимку, а кто-то уже договаривался с соседом по номеру – дескать, ты еще погуляй часок…
Вдруг мой приятель почувствовал плечом, что рядом с ним кто-то сел и прикоснулся к нему. Он скосил глаза. Это была Лида. Она подняла на него свои фиалковые глаза, в них отражался костер и кусочек еще не совсем потемневшего неба – было самое начало июля. Она смотрела на него, чуть прикусив нижнюю губу, а потом прислонилась к нему горячим плечом. Приятелю моему показалось, что он чувствует, как бьется ее сердце. Он перестал бренчать на гитаре, протянул ее соседу слева, а сам правой рукой обнял Лиду, придвинул к себе. Она положила ему голову на плечо и прижалась к нему. Прошло минуты полторы. Он встал, взял ее за руку и повел в рощицу, подальше от костра. Как только они оказались под широким темным деревом, она обняла его обеими руками и стала целовать, мелкими и частыми детскими поцелуями покрывая его лицо, виски, шею и грудь сквозь рубашку. Мой приятель обнял ее, поцеловал в ответ, просунул руки ей под платье, сжал ладонями ее крепкие ягодицы – но она вдруг вырвалась и убежала.
Он не стал гоняться за ней по кустам. Это показалось ему глупо и унизительно. Перевел дыхание, вернулся к костру, глотнул водки из горлышка, взял гитару у своего товарища и снова принялся наигрывать-напевать, как ни в чем не бывало. Вдруг через полчаса снова увидел ее – она сидела напротив, через костер, уперев локти в коленки и подперев голову кулаками, и смотрела на него.
Через пару дней они снова оказались рядом – теперь уже в помещении, в маленьком холле на втором этаже спального корпуса. Человек пять или семь сидели, пили, пели и болтали. Мой приятель увидел, что Валька условилась с его соседом по комнате. Сосед ему подмигнул, он кивнул в ответ; тот повел Вальку к себе, а мой приятель остался как бы при Лидке. Шепнул ей: «Ну, пойдем к тебе». Пришли в их комнату, она села на кровать, притянула его к себе и…
Финансист закашлялся.

- И? – спросили мы.
Финансист ухмыльнулся. Прямыми и непристойными словами он рассказал, что Лидка быстро всё сделала, но до себя, так сказать, этого приятеля не допустила. А когда оный приятель, слегка отдохнув, постояв у окна и покурив, снова обнял Лидку и стал добиваться любви в обычном, конвенциональном, если можно так выразиться, виде – то она опять начала его наивно, нежно и горячо, целовать, и заглядывать в глаза, и чуть не плакать, и ласкать его всячески – но ни-ни-ни… Была тверда и беспрекословна, что так странно смотрелось на ее влюбленном растерянном личике, так не вязалось с идущим от нее запахом портвейна, сигарет и разгоряченной женщины. «Царапаться буду, драться буду, кричать буду на весь корпус!», - тяжело дышала она. Мой приятель от нее отстал.
- Вот так примерно он мне рассказывал, - вздохнул финансист и замолчал.
Потом очнулся, позвал официанта и сказал:
- Пожалуй, мы созрели для шампанского и десертов, уж выберите на свой вкус. Мы созрели? – обратился он к нам, поскольку в ходе рассказа мы уже успели съесть горячее.
- Созрели, - кивнули мы и спросили: - И что, всё? А где же эта замечательная чистая любовь?
- Погодите, - сказал он. – Мой приятель, представьте себе, уже из чисто спортивной настырности предпринял еще парочку попыток, один случай был вообще смешной, чуть ли не в присутствии Вальки, которую на соседней кровати обихаживал его друг-коллега и сосед. Но тоже мимо.
- Но он же был спортсмен, самбист! – воскликнул Георгий Иванович. – Что ж, он не мог ее, как бы это поизящнее сформулировать, завалить?
- Фу! Фу-уу! – поморщился финансист. – Как нехорошо, мой драгоценный! Нет уж, этот приятель был человеком не лучших нравов, но насильно – фу! Никогда.
Официант меж тем принес шампанское в ведерке со льдом, показал финансисту этикетку, аккуратно открыл, разлил по бокалам. Другой принес два блюда – с легкими сырами и с маленькими воздушными пирожными.
Выпили.

- История, как вы понимаете, не кончилась, - сказал финансист. – Продолжаю.
Итак, этот мой приятель, получив такое странное атанде, особо не горевал. Да – да, нет – нет. Тем более что он нашел себе вполне приличную девчонку и мило развлекался с ней последнюю неделю. А в самом конце, буквально за день до отъезда, случилось некое происшествие.
Мой приятель вместе с тремя своими друзьями – тоже спортсменами-самбистами, что немаловажно! – шел по берегу озера просто так, прогуляться напоследок. И вдруг, в какой-то рощице, в кустах, они услышали возню, ругань, шум драки и женский крик. Они побежали туда – и о, боже! Лидка сидела на земле, а трое парней избивали ее. Кровь текла из ее разбитого носа.
- Стоп! – заорал мой приятель. – Ах вы, гады!
В два счета они расшвыряли этих подонков, набили им морды, свалили на землю, попинали ногами, потом загнули им руки болевым приемом.
- Что ж вы за суки? – спросил мой приятель. – Втроем на девушку… Утопить вас, что ли? Или ментов вызвать? Выбирай! – и он еще больнее заломил руку избитому парню.
- Она сама сука, - просипел тот. – Всех нас триппером позаражала…
Мой приятель отпустил парня, дал ему пенделя и крикнул:
- Беги, сволочь!
Тот убежал. Убежали и остальные. Мой приятель махнул своим друзьям рукой и подошел к Лиде. Посмотрел на нее. Она подняла на него свои фиалковые глаза. Что он мог сказать ей? Ничего, ничего, ровно ничего! Есть мгновения, когда ни единого звука нельзя вымолвить. И, к счастью, он ничего и не вымолвил.
Она вдруг схватила его руку и поцеловала разбитыми губами. Он отнял руку и увидел кровь на тыльной стороне своей ладони.
Повернулся и пошел догонять своих друзей. Сказал им, что рассадил себе кулак. Заклеил пластырем. На следующее утро содрал пластырь, на нем был коричневатый след. «Бурые пятна, напоминающие кровь» - вспомнил он стандартную фразу из милицейского протокола. Скатал пластырь в комок, в тугой шарик, и спрятал в кошелек, и все время держал при себе.
А потом, когда разбогател, запаял его в золотую коробочку и с тех пор носит на груди.

- И давайте условимся, - сказал он. - Тому, кто в добавление ко всему вышеизложенному прибавит еще хоть единое слово, я пущу в череп вот этой самой шампанской бутылкой.

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
стадии сбора малины: 1. берётся пустая ёмкость 2. "Главное для начала - хотя бы донышко прикрыть!" 3. "кажется, пора не есть ягоды с куста, а в ведёрко кидать" 4. "я уже чёрт знает сколько собираю, а только половина?!" 5. "Е**чее солнце! е**чие колючки! спина чешется, а ...
Идя на свидание, каждая из сторон холит, лелеет, тешит себя надеждой остаться без одежды. Внимание вопрос: кто должен брать с собой презервативы? [ Мужское ли это дело, или женское? ] ...
И с кем ещё должен расправиться этот режим, чтобы даже у самых терпеливых, наконец, открылись глаза? Наверное, с человеком, всеми любимым и уважаемым, чьему имени абсолютно чужды кривые толки, темные дела. Иное дело, если кто считает М. Б. ...
Пара любопытных находок. 1. Исходя из прошлых опросов можно было понять, что распределение такое и будет, но такая разница поражает: распределение процента отвечающих, что состояние экономики в США хорошее, по возрасту у демократов. Лишь 25% молодых демократов считают, что состояние ...
Так, друзья — сегодня будет интересный рекламный пост про классный городской рюкзак XD Design Bobby Hero Regular . Это новинка от знаменитого бренда XD Design , производителя так называемых противокражных рюкзаков Bobby. Все, кто постоянно читает мой блог — знают, что я довольно ...