Утомлённые тортом нежно с Канном прощались

periskop — 25.05.2010 Михалковские УС-2 я посмотрел в три приема (всё сразу не смог осилить) - сначала перед 9 мая, а окончание фильма - после. Вначале я честно хотел пойти в кино, дабы понять, как оно выглядит именно на Большом Экране с Громким Звуком. Однако мне после возвращения из Одессы вручили диск, скачанный с торрентов и в итоге я поленился нести в кассу синематографа свою денежку, а отсмотрел нетленку частями дома.
Вообще, этот фильм успел стать жутким Интернет-бояном, его перемыли уже на сто рядов, поэтому не думал по нему отдельно высказываться. Однако прочитав у камрада baxus интересное, но спорное мнение, всё же решил про это великое произведение написать.


Вот что пишет baxus:
Интересно, а никому не кажется странным (как минимум), что режиссёр вдруг вызвал своим фильмом такой резонанс?
Режиссёр, снявший первые "Утомлённые солнцем" - замечательнейший фильм! - снявший "Двенадцать" походя, в процессе работы над своим ебучим "Предстоянием" (и фильм был даже в интернете оценен неплохо - я про "Двенадцать"), режиссёр, который вообще всю жизнь немало снимал и немало играл, и, как правило, все его фильмы и все его роли весьма запоминались (лично мне он очень нравится в "Статском советнике" Филиппа Янковского, уж больно хорошо он вписывается в роль "князя Пожарского", но это уже личное) - вдруг подвергается такой обструкции?

Почему подвергается... Думаю, это очень даже обьяснимо. Только вот совсем не "обструкции", а нормальной критике, как мне кажется. Ведь произведение предъявлено обществу - и оно его оценивает, при этом за ниточки из-за кулис никто никого специально не дёргает.

Однако, давайте по порядку - вернемся к резонному вопросу о всеобщей "обструкции".
Попробую пояснить механизм ситуации на вольной аналогии.

* * *
Решил, допустим, один очень известный - даже всемирно известный - оперный тенор сочинить и исполнить новые арии для старой, классической оперы. Он громогласно, через печать об этом обьявляет, причём неоднократно - что его исполнение будет новаторским и эпическим, оно будет поистину великим вкладом в оперное искусство. И опера, как жанр, после его исполнения непременно изменится.

Ему создают беспрецедентные условия и открывают щедрую линию государственного финансирования.
Специально для него - загодя - строят высокотехнологичный курятник, где у специально селекционированных кур несутся специальные яйца с высоким содержанием селена. Специальные поля засажены специальными злаками, чтобы кормить этих Особенных Кур. Тенор по специально созданной для него программе пьёт эти яйца и повышает дальше свойства своего голоса.

Тенор торжественно обещает, что возьмёт из архивов все партитуры известных ему оперных сочинителей и добросовестно изучит их - кто какие ноты брал, когда и где, какой у них такт и особенности. Он набирает специально под себя полный симфонический оркестр с известнейшими скрипачами, виолончелистами, пианистами и т.п.

Руководители Оперного Театра в него верят: ведь он раньше славился своими произведениями и часто побеждал на Музыкальных Конкурсах в Консерватории. И даже как-то завоевал приз от театра "Ла Скала". И не только: порой он писал про руководителей Театра хвалебные оды, написанные вполне талантливо. Хоть и не без некоторых изъянов. В общем, близок он им был - и как тенор и как человек.
Руководители приезжали на его репетиции, заворожённо смотрели, как он разбивает на ней специальные селеновые яйца и пьёт их, а иногда и бросает в оркестровых рабочих; как виртуозные скрипачи натирают специальной канифолью смычки. Все были очень довольны и надеялись на то, что тенор внесёт Новое Слово в оперу, причём именно во время Их руководства Оперным Театром.

И вот, прошли годы. Тенор, наконец, созрел на исполнение.
Наступает Великое Пение по Великой Опере, с этим именем печатаются и расклеиваются миллионы афиш по всей стране.
Созываются все-все Главные Зрители, в самый главный зал страны. Занимают места, рассаживаются по протоколу, раскланиваются между собой, блестят брульянтами и сапфирами.
Руководители Оперного Театра, довольные, садятся в императорской ложе.
"Ну вот, щас-то, наконец, Наш Тенор всем недоумкам покажет, блять, что надо и как надо!"

...Великий Тенор, торжествуя, под разноцветными софитами, в безупречном концертном наряде выходит на огромную сцену.
Зал ликует, встречая его аплодисментами.

Однако, вместо того, чтобы взять первое "соль", он берет украшенный стразами микрофон и неожиданно подносит его к своему заду.
Раздаётся пердёж, многократно усиленный самой передовой звукотехникой; потрясённый зал застывает в оцепенении, Руководители Оперного Театра тоже.

Пердёж слышится не простой, какой был бы от кислой капусты в студенческой столовке - ведь яйца тенор пил от специально селекционированных кур - а с руладами. Меняется тембр звучания, быстрота выпуска газов, но от своего зада тенор микрофон, однако, не отнимает. На недоумённые вопросы обескураженных слушателей он отвечает, что в нынешнюю эпоху оперные арии исполняют именно так, и не иначе. А кто этого не понимает - тот сам дурак.

Зрители не верят, выходят из главного зала и задают возмущённые вопросы: зачем же строили этот высокотехнологичный курятник, зачем засевали поля специальными злаками, зачем оркестранты и тенор пили эти сверхдорогие селеновые яйца? Господин тенор, а зачем же вы читали партитуры композиторов? Зачем обещали, что изучите миллионы нот?
Руководители Оперного Театра скромно отмалчиваются, не решаясь лично рецензировать столь новаторское исполнение.

Но и это ещё не всё.
Тенор со своим оркестром и селеновыми яйцами едет на Круглолунное Море, в гламурный городишко Шманны, надеясь получить благожелательный отклик от Передовых Театров - дома-то его не поняли! А он очень старался внести новаторские нотки, в ту классическую оперу. Он даже макнул Главного Инквизитора Композиторов башкой в перемолотую скрипичную канифоль. Чтобы соответствовать Правильной Текущей Линии.
В Шманны сьезжаются и другие теноры из разных оперных театров. Эти другие теноры скромнее и малоизвестнее - куда им там тягаться.

...Однако Злобные Атлантические Пидарасы из круглолунного жюри тоже прокатывают новаторское оперное искусство Великого Тенора; ему не достаётся ничего, даже скромная конфетная обёртка с поощрительной надписью "Этот Кара-Кум жевал Моцарт".

Тенор разочарованно выходит прочь, от всех этих неблагодарных и коварных зрителей. Они его не поняли...
По пустынной вечерней набережной вальяжный ветер гонит обрывки афиш с надписями "Великое Пение по Великой Опере", пугая случайных бродячих собак.

Занавес.

* * *
Так примерно и выглядел механизм "всеобщей обструкции", как мне кажется.

Общество-то не обмануть, былыми заслугами и регалиями (которых, равно как и несомненного таланта, я вовсе не отрицаю).
Оно ждало эпопеи, эмоций, нового слова в киноискусстве - а получило жалкий фарс, фальшивые потуги на пафос, помноженные на близость к источникам добычи ресурсов и огромное самолюбование. Которое теперь, задним числом, объявляется непонятым публикой "артхаусом".

Кто много на себя берет - с того много и спросится.
Ведь так?

* * *
Вот очень любопытный образец логики Никиты Сергеевича:
В своем интервью вы говорили, что изучали десятки часов документальных материалов. Но историки уже отмечают ряд несоответствий в фильме. Например, штрафбатов в 1941 году не было, ГУЛАГ находился слишком далеко и не мог быть подвергнуть бомбежке.

Ответ:
...Мы действительно изучали огромное количество архивной хроники. Но не для того, чтобы ей следовать, а для того, чтобы понимать, что будем нарушать. Ужасно, когда художник, режиссер или писатель нарушают не от того, что не знают материала, а от того, что не потратили время, чтобы изучить его. Как говорил Толстой: «У художников свои задачи, а у историков свои». Для меня было важнее, чтобы дух взаимоотношений и атмосферы не был разрушен. И это я готов отстаивать.

Я думаю, что сегодняшним российским школьникам, которые вообще не знают, с кем была война, не очень важно, когда появились штрафбаты — в 41-м или в 42-м. Что касается ветеранов, которых я очень уважаю, то они свое кино уже получили — за 65 лет после победы. Прекрасное кино, великое кино. Но кино, в котором не все можно было говорить. Для многих из них сегодня война и есть результат того кино.

Вот так. Он судит за "школьников" - важна ли им историческая правда о войне, или не важна. Берет на себя роль верховного судии по формированию идентичности. С ветеранами тоже строг - не для них он снимал, "у них было своё кино, которое они уже получили".
Для кого же он тогда снимал свой "великий фильм"? Чтобы потешить своё ЧСВ? Но этого мало.

В общем, факт "обструкции" - лично для меня совсем не удивителен. Это совсем не "вдруг" получилось, а очень закономерно.
Разбирать частности не буду - это многие хорошо сделали до меня.

А вот что и правда оказалось удивительно - так это то, что Никита Сергеич сумел объединить в одном строю, скажем, Гоблина и "Эхо Москвы", либералов и патриотов, государственников и космополитов. Да, этого непросто добиться. Ну о-о-очччень непросто. У него - получилось.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив