Угнетатель

Из воспоминаний "успешного судьи" Александра Мамалуя, который пошел служить снайпером и убивал наших...

Очень редко бывает, когда мне нравиться пост от и до. В данном случае я готов подписаться под каждым словом самого автора (выделено в конце). Александр Афанасьев мне нравится как писатель. Но наши с ним политические взгляды разнятся. В данном же случае 100% попадание в "резонанс".
Я позволил себе выделить в тексте некоторые ключевые (на мой взгляд) моменты и оставить свои комментарии (подчёркнуто).
Итак.

Из воспоминаний "успешного судьи" Александра Мамалуя, который пошел служить снайпером и убивал наших...




18 марта 2014 года люди, которых я всю жизнь считал братским народом, отобрали у меня Крым.
Мой личный Крым.
У меня не было там ни одного квадратного метра собственности, но это был МОЙ Крым.
Я много где был, много где спускался под воду. Атлантика, Индийский, Эгейское, Средиземное, Красное…
Нигде в мире мне не было так хорошо, как в Крыму. Потому что важны не комфорт и сервис. Важно – как и кем ты себя чувствуешь на той земле, где стоишь.
В Крыму я был именно своим человеком на своей земле.
Я мог жить на рейдовом водолазном боте – и мне было хорошо. Захотели есть – сбросились, набрали рапанов, отбили, поджарили в муке. Захотели креветок – зачерпнули сачком за бортом. На Большую землю ходили только за хлебом и водкой.
Сидишь под тентом, пьешь чай с пряниками, а рядом такие же, как ты: водолазы, дайверы, «подвохи». Все травят водолазные байки, море искрится… Захотел – надел снаряжение, спустился, походил часок под водой. Вернулся, сидишь, отдыхаешь. Пошел, искупался. Вздремнул. Опять спустился…
Я любил иногда, нарушив правила спусков, подплыть в конце погружения к берегу и, на глубине метра два, зависнуть и выдышать резерв. Висишь, вывесившись «в ноль», раскинув руки и ноги, высасываешь резервные 50 атмосфер, а близкий прибой колышет тебя, укачивает, убаюкивает…
Все это у меня отняла Россия.
И не важно, что можно хоть завтра поехать и понырять: не в нырялке дело.
Свой человек на своей земле – вот что по настоящему важно… (т.е. люди живущие там много десятилетий вовсе не в счёт? Ну-ну.)
И поэтому, пока Крым не освобожден, дороги туда мне нет.
Только под водой, с миной в руках, в Балаклавскую бухту.
Или по краденому русскому паспорту, с бесшумным пистолетом – в Севастополь.
Или с винтовкой – к Гурзуфскому военному санаторию.
Чтобы не чувствовали себя «вежливые бляди» своими в моем Крыму. Чтобы горела у них под ногами моя земля!
Только так. И никак иначе.

А между тем, события не стояли на месте. 28 апреля получил тяжелое пулевое ранение мэр Харькова Кернес. Видимо, по чистому совпадению, после этого происшествия местные и белгородские пидоры снизили свою активность до демонстрационного минимума.
9 мая город был полон всяких гнид с георгиевскими лентами. Эти ленточки постепенно становились нам ненавистны. Знак воинской доблести, официальный символ гвардейских частей Украинской армии выблядки посмели сделать своей эмблемой. За это сепарам отдельный счет от меня!
Военком, я и Ковальчук ходили в День Победы на мемориал. Оцепление из Нововодолажских ВВ шников стояло густо густо, интервал – метр.
Сепаров вокруг было – хоть в штабеля складывай. Несколько долбодятлов шло с русскими флагами – аквафрешами и династическими тряпками дома Романовых. Два пидора под елкой готовились развернуть здоровенную оранжево черную ленту.
В форме из наших был только я. Если бы взглядами можно было убить, наверное, не то, что до Вечного огня не дошел – упал бы с простреленной башкой прямо у машины…( Это в Харькове, если что. )
Но вот, где то в том же мае, СБУшники, наконец то, раздуплились, получили карт бланш от своего начальства и начали закрывать местных сепарков пачками. В Харькове стало спокойнее.

…Мы с Кузнечиком – разведчиком из 2 го батальона, стоим перед церковью.
Во время того, июльского боя, прошла информация, что именно с нее бьют сепарские снайпера.
По церкви лупили из всех стволов.
Выщербленные осколками стены. Огромная воронка от 152 мм. Купола всех трех башенок – в решето.
Стучим в двери. Никого. Стучим сильнее. Из подвала выходит служитель.
– С этой церкви по нашим войскам во время штурма десятого июля велся огонь. Я снайпер, хочу осмотреть позицию. Открывайте!
– Батюшки нет, уехал…
– Найдите ключи!
– У меня нет…
– Я потерял на этой е…ой Карловке двух человек! Один из них убит снайпером! Я взорву дверь к чертовой матери! Открывай!
…Центральная башня – единое целое с залом, пола у нее нет. Отсюда не стреляли.
На клиросе – люк на чердак.
Кузнечик – одну ногу на перила, вторую мне на плечо, подтянулся, исчез в проеме.
– Гильзы, следы в пыли – смотри всё внимательно!
…Кузнечик спрыгивает на пол. Весь в черной паутине.
– Обе башенки – декоративные, Сань. Стоят на бетонных опорах, входа не имеют. Из них нельзя стрелять…
Уходя, я в последний раз взглянул на расстрелянную церковь, с которой по нам не стреляли. ( Можешь не крестится. Креста на тебе нет. И за всё придётся платить.)
Трижды перекрестился.
Время любить и время ненавидеть. Время войне и время миру…

И вот ты едешь по мирной земле. Здесь не стреляют из «зеленки» по нашим колоннам, а наши не простреливают каждую крупную посадку. Здесь смерть не прилетит к тебе из гущи листвы, но ты все равно машинально вглядываешься в густую зелень на обочине. Ты сам не раз лежал у дорог, укрывшись в высокой траве, и знаешь, что разглядеть засаду с машины практически невозможно. Но все равно смотришь. Иллюзия управления собственной судьбой.
На заправке WOG ты съедаешь огромный цивильный хотдог с пепси колой. В ближайшие пару суток никакой тушенки, никаких галет и макарон!
Здоровенный кондиционированный автобус везет тебя из Новомосковска домой. Попутчики определяют в тебе «человека оттуда», видимо по форме (советская еще «березка» разделка), здесь военные так не ходят. Они расспрашивают тебя о положении на фронтах, и ты говоришь, что все хорошо, что твоя мехбригада не отступает, а если где то и плохо, то ты об этом не слыхал, а уж в 93 й гвардейской, четырежды орденоносной бригаде – точно все «в ёлочку»! Зачем им знать, что в твоем взводе после двух месяцев войны осталось восемь человек…
Вот он, родной город! Нарядный, шумный, красивый – родной. Ты идешь по его улицам в мятой форме, с вещмешком за плечами, люди оборачиваются вслед. Строевой сорокалетний ефрейтор, диковина в городе – вотчине курсантов.
Глаза разбегаются от обилия красивых девушек – начался учебный год, приехали студенты. Но против воли также подмечаешь и парней призывного возраста – их полным полно. Гуляют с девушками, потягивают пивко на верандах…
На фоне эйфории от встречи с домом шевелится первое раздражение – почему они не в армии?! Почему столько народу косит? Ведь война идет, тяжелая война! Враг пришел на нашу землю, влез сюда своей бронетехникой, артиллерией, мотопехотой… Мы убиваем, нас убивают, а они тут по клубам шляются и телок «режут»!
И вот прорезается первая «синдромная» мысль: ну, твари, дайте срок… Придем с войны – со всех вас спросим, что вы делали, пока мы Родину защищали, ни себя, ни кого вокруг не жалея, не щадя.
С каждого спросим! Право такое имеем. (Ога-ога. "Винтовка рождает власть" (с) Дедушка Мао)
И понимаешь, что отныне, и до конца дней своих людей ты будешь делить на тех, кто воевал – и всех остальных.
По улицам ездят хорошие машины, ходят нарядно одетые люди.
От ненависти начинает сводить скулы. (Больше угара!)
Ты знал, что так будет, тебя предупреждали.
Пацаны, побывавшие в отпуске раньше тебя, рассказывали, что дома полно дорогих машин с номерами ВВ и АН (сепары, гниды, понаехали, типа беженцы, мля!). Что любимые девушки понаходили себе еб…й поудобнее, которые не черт те где в степях Донбасса, а тут, под боком. Поездки, бутики, рестораны, внимание… Мы не можем ничего этого дать – мы войну ломаем. Мы – не в трэнде. Вне поля выбора. Не мужчины, а нечто непонятное, про таких в глянце не пишут, отстой.
Все это так, пацаны.
Мы действительно – какие то лишние тут. На фронте кажется, что вместе с нами вся страна воюет рядом. Вернувшись домой, понимаешь: ни хрена.
В основном все косят и морозятся. Мы, вернувшиеся на несколько дней из пи…реза домой, для них – непонятны и опасны. Мы были как они – менеджеры, юристы, бухгалтера, комерсы… Теперь мы пулеметчики, снайпера, мехводы, разведчики.
Метаморфоза, для большинства – непостижимая.
Для них солдаты – что то вроде оборотней. Перекинувшиеся. Как общаться с оборотнем – непонятно. Повествования о Мальдивах и покупке нового «Порша» солдатам неинтересны. Солдатские рассказы о пи…резах – неприятны и вызывают чувство нахождения не в своей тарелке.
А еще оборотень может перервать горло…
И тебе кажется кощунством, оскорблением памяти павших разговор с сытым, благополучным мирняком о тех, кто не вернулся с боевых заданий, о погибших и пропавших без вести снайперах твоей роты.
И ты просто пьешь.
Молча.
Ирония судьбы: в роте сухой закон ( Закон № 5112. документ «категорически запрещает» то, что уже запрещено законами и уставами, а именно «распитие алкогольных, слабоалкогольных напитков или употребление наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов военнослужащими, военнообязанными и резервистами», как на территории воинских частей и объектов, так и появление в таком состоянии в части.), и на фронте спокойно обходишься без спиртного, но в мирном городе детства… Невозможно.
Вот так и проходят твои отпускные два дня: в общении с семьей и – бутылкой.
В воскресенье ты подсядешь в машину волонтеров, везущих помощь на фронт. Эти храбрые люди, которым в армии готовы при жизни ставить памятники, довезут тебя до нацгвардейского блока на границе областей. Здесь вас ждет ротная машина сопровождения. Очередной отпускник, садясь в попутку, весело кричит тебе:
– Санька, ну как погулял?!
И ты складываешь пальцы в ОК и орешь в ответ:
– Отлично, братан!
Ребята привезли твой автомат, и ты пересаживаешься к ним в машину.
Ты снова среди своих.
Среди людей, которым не важно твое общественное положение и количество денег, а важно, что ты не ссышь и хорошо стреляешь.
Отпуск кончился.
Ты едешь, внимательно всматриваясь в «зеленку».
Простреливаешь крупные посадки.
Там, дома, мирняки часто задавали тебе вопрос – зачем? Почему ты воюешь? Ведь не пацан уже. Больше всех надо? В ответ ты пытался объяснить что то о присяге, о Родине, о том, что стыдно косить…
Все это так.
Но самое главное, о чем ты смолчал, – это то, что на войне у тебя каждый день абсолютно чистая совесть.
Ты там, где надо. Ты делаешь именно то, что надо.
Давным давно забытое ощущение…
В детстве ты очень любил перечитывать книгу, которая называлась «Люди с чистой совестью».
Теперь ты один из них. (Не льсти себе.)

…Вот если так идти, идти – мерным, скорым солдатским шагом, то через час придешь в Донецк.
Говорят, красивый город был до войны.
Мои дядя и тетя жили в Донецке, а летом любили снимать дачу в этих местах. Дядя – в то время директор Донецкого физико технического института – каждый день ездил с дачи на работу на велосипеде.
…10 августа. Я стою на крыше 9 этажки на окраине Авдеевки и кричу в телефонную трубку:
– Тетя Юля, я уже рядом! Я вижу Донецк! Тетя Юля, я скоро приду! Мы все придем!
…Вот если так идти, идти – мерным, скорым солдатским шагом, то через час можно войти в Донецк.
Но не сейчас. Виадук пока не пройти.
…Хорошо, что дядя не дожил до войны. Хорошо, что тетя смогла выбраться из Донецка.
Жаль, что я за столько лет так и не собрался к ним в гости…

По поводу фур, пенсий и прочего – скажу нетолерантно и жестоко. Так, как думаю. Ожесточила война, что делать… Я не политик. Солдат.
ВСЁ для Победы – так надо мыслить сейчас. Потому я за блокаду. Тотальную.
Пока не отдадут всех пленных, а дальше – посмотрим. Это война.
Мирные страдают на войне, это, к сожалению, данность.
Если им не нравится страдать – наверное, не надо было кидаться в апреле под бронетехнику 25 ки. Ходить на «референдум». На «выборы» Захарченко.
Плевать в украинских военнопленных, когда сепары водили их по Донецку, как наши немцев по Москве во время «Багратиона», в 1944 м… (ваши в то время последнюю конскую залупу по схронам доедали. Урод, бля)
Это ИХ родные города и поселки захватил враг.
Но я вот как то не слышал, чтобы донецкий люд с топорами лез драться на улицах. Значит, не такой уж и враг это для них…
Так какая тут гуманитарка и пенсии?
Стариков жалко, конечно. Они под замес попали жестко. Но всех не оплачешь…

…Патриотические мирняки и дома, и в Фейсбуке меня часто спрашивают: кто воюет против вас на Востоке?
Спрашивают, а я же вижу – надеются, что я отвечу: русские.
И когда слышат мой ответ – что в основном местные, расстраиваются…
Мне сегодня сказал умный человек, что людям, наверное, не нужна правда о войне. (Гляди. Прозрел. Добро пожаловать на гражданскую войну, укроинчег.)
Наверное, он прав. И вся правда о войне не нужна людям. Но они должны хотя бы представлять: какая именно идет война.
Какая война отбирает их братьев и сыновей. Какая война их уничтожает, ломает, закаляет, ожесточает… Меняет…
По моим наблюдениям, на линии боевого соприкосновения соотношение российских добровольцев и местных сепаров – примерно один к пяти.
Что же касается кадровых военных, то строевые части и подразделения армии РФ массированно вводятся с ее территории, в основном, в ключевые точки в узловых моментах противостояния.
Так было под Иловайском.
Так происходит под Дебальцево.
Между тем, артиллерийские подразделения РФ, которые размещаются в пределах нескольких километров – нескольких десятков километров от линии фронта, находятся здесь постоянно.
Это же касается и военных инструкторов, советников.
В остальное время непосредственно на передовой кадровых военных РФ немного – отдельные спецы. В бой же бросают в основном местных, которых никто особо не считает и за боевые потери среди которых никто из их командиров по определению не ответственен. Пушечное мясо они не жалеют… (Ты наверняка это знаешь! Как и то, что земля плоская.)
Постоянна и военная помощь сепарам от РФ – бронетехника, оружие, боеприпасы и ГСМ идут через границу по автомобильным и железным дорогам.
А значит, это война – гражданская.
Да, сопряженная с интервенцией, да, инспирированная Россией, но – гражданская.
Как бы нам не хотелось считать ее Отечественной или войной за Независимость – она гражданская.
Это есть факт. (без комментариев)
От этого не легче и не труднее. И воевать все равно приходится и нужно.
Но осознавать это надо.
Потому, что даже если одна из сторон побеждает в гражданской войне – страна в развалинах, одна часть населения ненавидит другую и репарации получить не с кого…

Такою была наша война в пехоте, Читатель.
Рота снайперов 93 й отдельной гвардейской механизированной Харьковской дважды Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова бригады находилась на фронте с 5 мая 2014 го по 13 мая 2015 го.
За этот период ее всего раз отвели в тыл для доукомплектования – 6 марта 2015 года. Роту пополнили одиннадцатью рядовыми – и уже 25 марта возвратили на войну.
Из 47 человек личного состава роты, выходивших на фронт, было убито 11. Тяжело ранено – 5. Легко ранено – 4. Контузии не в счет…
Пятеро наших офицеров (включая замполита, воевавшего до начала ноября на 3 БТГР) сражались рядом с нами, легкой службы не искали. Один из них был убит, двое – тяжело ранены.

жалко, что не всех убили. Но еще не вечер.
У нас, русских - есть не только положительные, но и отрицательные качества - в целом, как у народа. Одно из них - мы совершенно не умеем жить в условиях угнетения, не знаем что это такое и вообще - когда нас собираются угнетать, мы только глазами недоуменно лупаем - а чего это они. В то время - как другие бы уже давно сбились в стаю, выкопали из схронов стволы и пошли громить соседей. А мы до сих пор "въезжаем" - вроде жили бок о бок, поколениями жили, а теперь - что на них нашло?
Так получилось что я очень хорошо знаю ислам. А вот в исламе - тема угнетения как раз очень хорошо развита, и любой мусульманин хорошо знает, и как выживать в условиях угнетения, и как следует поступать с угнетателями. Мусульмане могут быть мирными, могут быть дружелюбными, но только на секунду покажи перед ними слабость - и любой из них перехватит тебе горло. Потому что ты неверный.
Книга которую написал Мамалуй - хорошая. Честная. Солдатская. Но главное - не это, а то что Мамалуй - угнетатель. Он взял оружие в руки, он пошел на войну с русскими, он и дальше готов воевать с русскими, он ненавидит всех кто за Россию в своем городе. И все те кто воевал с ним - такие же угнетатели.
И потому - не следует входить в положение успешного судьи Мамалуя, пытаться поставить себя на его место, говорить о том, что и ты так же бы пошел защищать свою Родину, если бы скажем кто-то отнял Кубань, уважать проявленное им мужество. Он угнетатель нашего народа и это главное. Такое нельзя ни забывать, ни прощать. И если представится такая возможность - то каждый русский должен поступить с Мамалуем и перечисленными им в книге боевыми товарищами - в соответствии с творимым ими угнетением.
І так і саме так ми виграємо цю війну