"Трагический тенор эпохи..."
KILIK nl — 04.08.2011К 90-летию со дня смерти Александра
Блока.
В названии статьи – строка из стихотворения Анны Ахматовой.
Тончайший лирик предстает в воспоминаниях ее современницы как
трагический поэт, что связано с ее восприятием Революции и
Гражданской войны, а эпоха до ныне воспринимается многими чуть ли
не как идиллия сказочных времен с царями освободителями и даже
святыми.
Но эпоха рубежа столетий была воистину трагической эпохой.
* *
*
Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы – дети страшных лет России –
Забыть не в силах ничего.
Испепеляющие годы!
Безумья ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы –
Кровавый отсвет в лицах есть.
Есть немота – то гул набата
Заставил заградить уста.
В сердцах, восторженных когда-то,
Есть роковая пустота.
И пусть над нашим смертным ложем
Взовьется с криком воронье, -
Те, кто достойней, боже, боже,
Да узрят царствие твое!
8 сентября 1914
«От дней войны, от дней свободы…» - это о Русско-японской войне и
событиях первой русской революции. Первая мировая война
только-только началась, с какими-то ожиданиями перемен, как после
грозы и дождя, но вскоре пелена темных туч и туманов над болотами
опустится на Европу.
В нынешних условиях, в том состоянии, в каком пребывает Россия, при
имени Блока, встают те же вопросы, какие он поставил в статье
«Интеллигенция и революция» с датой «9 января 1918». Отрицание
Октябрьской революции и всяческая клевета на нее, что стало
государственной идеологией РФ, отбросили ее за сто лет, вычеркнув
из истории Российского государства почти весь XX век, когда оно в
муках и высоких порывах определяло ход мировой истории и развитие
человеческой цивилизации и культуры.
И мы снова слышим те же крики и стенания, как сегодня.
«Россия гибнет», «России больше нет», «вечная память России» -
слышу я вокруг себя, - писал Блок. – Но передо мной – Россия: та,
которую видели в устрашающих и пророческих снах наши великие
писатели; тот Петербург, который видел Достоевский; та Россия,
которую Гоголь назвал несущейся тройкой».
«России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет
из этих унижений новой и – по-новому – великой».
Оглядываясь во вчерашний день, Блок писал: «Распутин – всё,
Распутин – всюду; Азефы разоблаченные и неразоблаченные; и,
наконец, годы европейской бойни; казалось минуту, что она очистит
воздух; казалось нам, людям чрезмерно впечатлительным; на самом
деле она оказалась достойным венцом той лжи, грязи и мерзости, в
которых купалась наша родина».
«Европа сошла с ума: цвет человечества, цвет интеллигенции сидит
годами в болоте, сидит с убеждением (не символ ли это?) на узенькой
тысячеверстной полосе, которая называется «фронт».
«Поток предчувствий, прошумевший над иными из нас между двух
революций, также ослабел, заглох, ушел где-то в землю. Думаю, не я
один испытывал чувство болезни и тоски в годы 1909 – 1916. Теперь,
когда весь европейский воздух изменен русской революцией,
начавшейся «бескровной идиллией» февральских дней и растущей
безостановочно и грозно, кажется иногда, будто и не было тех
недавних, таких древних и далеких годов; а поток, ушедший в землю,
протекающий бесшумно в глубине и тьме, - вот он опять шумит; и в
шуме его – новая музыка».
«Мы, русские, переживаем эпоху, имеющую не много равных себе по
величию. Вспоминаются слова Тютчева:
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые,
Его призвали всеблагие,
Как собеседника на пир,
Он их высоких зрелищ зритель…»
«Что задумано?
Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым; чтобы
лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала
справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью.
Когда такие замыслы, искони таящиеся в человеческой душе, в душе
народной, разрывают сковывавшие их путы и бросаются бурным потоком,
доламывая плотины, обсыпая лишние куски берегов, - это называется
революцией. Меньшее, более умеренное, более низменное – называется
мятежом, бунтом, переворотом. Но это называется революцией».
Я склонен верить поэту и очевидцу, чем нынешним клеветникам России,
с их отрицанием Революции, но свершившим действительно
контрреволюционный переворот, а с какими целями – это ныне всем
ясно.
«Мир и братство народов» - вот знак, под которым проходит русская
революция. Вот о чем ревет ее поток. Вот музыка, которую имеющий
уши должен слышать».
«Русские художники имели достаточно «предчувствий и предвестий» для
того, чтобы ждать от России именно таких заданий. Они никогда не
сомневались в том, что Россия – большой корабль, которому суждено
большое плаванье. Они, как и народная душа, их вспоившая, никогда
не отличались расчетливостью, умеренностью, аккуратностью: «все,
все, что гибелью грозит», таило для них «неизъяснимы наслажденья»
(Пушкин).
Чувство неблагополучия, незнание о завтрашнем дне сопровождало их
повсюду. Для них, как для народа, в его самых глубоких мечтах, было
все или ничего. Они знали, что только о прекрасном стоит думать,
хотя «прекрасное трудно», как учил Платон».
«Почему дырявят древний собор? – Потому, что сто лет здесь
ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой.
Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? – Потому, что там
насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа».
«Я не сомневаюсь ни в чьем личном благородстве, ни в чьей личной
скорби; но ведь за прошлое – отвечаем мы? Мы – звенья единой цепи.
Или на нас не лежат грехи отцов? – Если этого не чувствуют все, то
это должны чувствовать «лучшие».
«А лучшие люди говорят: «Мы разочаровались в своем народе»; лучшие
люди ехидничают, надмеваются, злобствуют, не видят вокруг ничего,
кроме хамства и зверства (а человек – тут, рядом); лучшие люди
говорят даже: «никакой революции и не было»; те, кто места себе не
находил от ненависти к «царизму», готовы опять броситься в его
объятия, только бы забыть то, что сейчас происходит; вчерашние
«пораженцы» ломают руки над «германским засилием», вчерашние
«интернационалисты» плачутся о «святой Руси»; безбожники от
рождения готовы ставить свечки, молясь об одолении врага внешнего и
внутреннего».
Вот о чем несут у нас СМИ уже 20 лет, словно вставшие из могил
мертвецы, с превращением самой передовой, самой просвещенной
супердержавы в сырьевой придаток развитых экономик мира. Новый мир,
вознесшийся до звезд, разрушен – ради процветания кучки олигархов и
демагогов. То, чего добивалась Антанта (союзники) от правительства
Керенского, с разжиганием гражданской войны, нынешние правители РФ
достигли сполна, с грядущим ее распадом.
Это достижение не разума, не идеи, а лжи и клеветы, что у нас
подхватила интеллигенция на свою голову. Вместо культуры, она
пожелала процветания по западным образцам. Но эти образцы основаны
на эксплуатации народов мира, среди которых сегодня оказалась и
Россия.
И все сызнова.
* * *
Не спят, не помнят, не торгуют.
Над черным городом, как стон,
Стоит, терзая ночь глухую,
Торжественный пасхальный звон.
Над человеческим созданьем,
Которое он в землю вбил,
Над смрадом, смертью и страданьем
Трезвонят до потери сил…
Над мировою чепухою;
Над всем, чему нельзя помочь;
Звонят над шубкой меховою,
В которой ты была в ту ночь.
30 марта 1909
Предчувствия и надежды не обманули поэта.
* * *
Я ухо приложил к земле.
Я муки криком не нарушу.
Ты слишком хриплым стоном душу
Бессмертную томишь во мгле!
Эй, встань, и загорись, и жги!
Эй, подними свой верный молот,
Чтоб молнией живой расколот
Был мрак, где не видать ни зги!
Ты роешься, подземный крот!
Я слышу трудный, хриплый голос…
Не медли. Помни: слабый волос
Под их секирой упадет…
Как зерна, злую землю рой
И выходи на свет. И ведай:
За их случайною победой
Роится сумрак гробовой.
Лелей, пои, таи ту новь,
Пройдет весна – над этой новью,
Вспоенная твоею кровью,
Созреет новая любовь.
4 июня 1907
Россия оказалась в мифической реальности, в которой прошлое
восходит как настоящее. Это как сон. Надо проснуться, иначе будет
поздно: очнешься однажды, а Родины твоей нет, вокруг – чужая
страна.
© Петр Киле
|
</> |