Товарищ Буянер упрощает
messala — 03.05.2017 Вот к этому очень интересному посту ув. buyaner:http://buyaner.livejournal.com/191928.html
1) Простота vs Сложность
Я долго пытался понять, что именно ув. Буянер понимает под исчезающей сложностью и наступлением простоты. Мне казалось очевидным, что система общежития и взаимодействия людей все более усложняется. Но, в конце концов, кажется понял - речь идет об исчезновении иерархии. Люди в ходе истории становятся все более равноправными (не только в смысле юридическом) и все более рушатся вертикальные отношения между людьми, институтами, культурными паттернами и т.д. Поэтому с определенной точки зрения это можно увидеть как нарастание хаоса, т.к. неиерархические отношения необыкновенно сложны и - неформализуемы привычным способом. Да, иерархия - сложнее. На вид. Потому что ее как раз легко описать и схематизировать в виде разветвленной конструкции. В каком-то смысле это подобно лингвистической эволюции - считается, что (по крайней мере, индоевропейские) языки развиваются от сложного состояния к простому. Для наглядности каждый может взвесить в руке самую подробную грамматику новогреческого языка против древнегреческой грамматики Соболевского.
Но и это видимость. Узко понятая грамматика действительно упрощается (уменьшается набор описывающих парадигмы таблиц), но язык набирает сложности в другом - в частности, в вокабуляре - как в его объеме, так и в системе "горизонтальных связей" между лексемами, аллюзий, заимствований, "фразовых глаголов" и т.д.
Или взять совсем уж культуру, а то даже и искусство. Былая иерархия, скажем, в поэзии (выстраивавшаяся технически вокруг публикации) рухнула, и это производит впечатления общего ухудшения уровня и упрощения материала - каждый сам себе поэт нынче, каждый может обнародовать на любом уровне свои произведения - хотя на самом деле хороших стихов стало на порядок больше, чем было в доинтернетную эпоху - в разлившемся море плохих, конечно. И невидимые сети писателей и читателей стихов гораздо сложнее прежних двух издательств и четырех книжных магазинов (и штампа годности, выдаваемого неоформленным, но малочисленным жюри с помощью допущения до печатного станка)
2) Преемственность.
Тут, мне кажется, автор под преемственностью просто понимает максимальную неподвижность. Т.е. ясно, что полной, идеальной неподвижности достичь невозможно, но лучше все-таки, чтобы завтра было максимально, насколько это возможно, похоже на вчера. Ну да, нынешняя чешская Прага не похожа на прошлую чешско-немецкую. Так и прошлая чешско-немецкая на свою предшественницу тоже не похожа. Чем-то. А чем-то похожа. И нынешняя русско-таджикская Москва не похожа на ту, русскую. Но преемственность - это же вовсе не максимальное сходство, это передача некоей субстанции...
3) Национализм.
Как я вдруг понял, автор - из редкой породы абстрактных националистов. Т.е. он не "русский националист" и не "еврейский националист" - но для него "нация" (нация вообще) представляет собой некую реальную сущность, оторванную от членов этой нации. У нее есть свои, непреходящие особенности и интересы, воля, вины и заслуги и т.д. Причем иногда, кажется, бытию этой нации очень мешают собственно люди, ее составляющие...
|
</> |