«Следующая экономика у нас в России будет не рыночная, как сейчас, а проектная»

Церковь Воскресения Словущего в Брюсовом переулке

Вчера была в гостях у приятельницы, близкая подруга близкой подруги.

Я получаюсь седьмая вода на киселе, что не мешает нам с хозяйкой дома очень хорошо друг к другу относиться.

Была у нее в первый раз, испытала, как это по-русски... культурологический шок.

Оказывается
и в наше время можно жить с видом на   старинную церковь и золото куполов.

Вот так, продрал глаза и  увидел.

Можно бросить взгляд из окна  на Большую Никитскую, малость изуродованную силуэтами новых домов.

Все изуродовано  новостроем, который особенно заметен в центре, город растет и прирастает такими уродцами, с этим всем пришлось смириться, даже защитникам старины уже ничего не снести.

Тем более ценны жемчужины, а уж когда они видны из окна, а уж когда вечером в приятном подпитии выходишь из подъезда и попадаешь на иллюминированную к Новому году Тверскую, надо сказать очень удачно и изящно иллюминированную, то понимаешь, что живешь  в другом городе, если не в другой стране.

Ну что ж, по  Сеньке и шапка, я не претендую, я люблю свой новый район с его белоснежной зимней чистотой, с его летней лесной зеленью и что греха таить, с его ценами.

Люблю, пока не попадаю на свою малую родину и пока камни родных мостовых не начинают впиваться детскими воспоминаниями  в мои ступни при каждом шаге, как у андерсеновской Русалочки.

Хозяйка дома спросила меня, не жалели ли мы уезжая из центра.

Ну во-первых мы уезжали не туда, где я теперь живу, этого района еще и не было, мы уезжали в Хамовники с Хамовническими казармами, построеными в первой половине XIX века и невероятной красотой храмом Николая Чудотворца в Хамовниках середины XVII века, ну и другими менее значимыми районными вехами, напоминавшими нам, в каком городе мы живем.

А во-вторых мы были совершенно счастливы в свой квартире с собственным совмещенным санузлом, потолками 2,6, балконом и липами под ним, утренним солнцем и видом Нескучного сада за Москвой-рекой.

До этого у нас в коммунальной квартире на троих была квадратная 16 м. комната с дубовым инкрустированным паркетом, с потолком 4,5м со скромной, но лепниной и площадь комнаты ставила крест на возможности постановки на очередь.

Печное отопление и отсутствие горячей воды в самом центре и по тем временам было экзотикой, но в быту это было большим бременем.

Хотя отец ненавидел эту комнату и эту квартиру возможно не столько за бытовой дискомфорт, сколько за воспоминания с этой квартирой связанные.

Все-таки он в ней родился и помнил иные времена и иные нравы.

Денег на кооператив не было и он делал все, чтобы выбраться, помогал в проектировании пятиэтажек, в надежде, что обломится однушка, искал обмены на коммуналку, но с отоплением и горячей водой, все по нулям.

И вдруг его институт выбил себе площадку под строительство жилого дома, под строительство с трудовым участием, чернорабочими.

С его тяжелой стенакардией о его трудовом участии речь не шла и чернорабочим стала мама.

Она отработала чистыми 1200 часов по два дня в неделю.

В брюках, платке и ватнике она бежала по ул. Горького до м. Проспект Маркса, а потом ехала на метро до Фрунзенской.

В основном  они загружали и таскали носилки с раствором, что еще можно было взять с этой безрукой интеллигенции.

Таскали все от заместителей директора до секретарш.

Потенциально приоритет на получение был у очереднников района, ну кстати и у нас с нашей печкой.

Что не отменяло рабского труда.

Когда дом уже вылез и встал во весь рост, его отобрали, отдали в район.

Участники шоу полегли с приступами разной тяжести, но летом, глядя на маму, отец с горя отправил нас отдыхать.

Мы уехали, а коллектив написал письмо на имя генсека, описав в нем муки пролетариата.

Как-то придя на почту за письмами до востребования, мы получили телеграмму от отца, составленную с присущим ему лаконизмом: "Дом вернули".

Мама села на почтовую табуретку и молча залилась слезами, я стояла рядом дылда дылдой, все окружающие на нас смотрели, а она все плакала.

По приезде трудовое участие отменили, мама слегла в больницу с осложнениями от ношения тяжестей, дом достроили, к нам пришла комиссия удостовериться, что печь есть, а отопления и воды горячей нет и нам дали ордер.

Нет, не жалею, что уехала из центра, ни капли.

Что не мешает мне его любить.

Родина она в крови, даже малая.