Шестнадцать лет спустя…

feministki — 04.01.2013 Перевод поста из другого блога, оригинал находится здесь.

С тех пор, как я призналась самой себе и окружающим в том, что мой экс сделал со мной, я была потрясена огромным количеством пострадавших от сексуального насилия, которые предложили мне свою поддержку и солидарность как в интернете, так и вне его. Я была поражена статистикой.

На прошлой неделе я обедала с подругой, 23-х летняя дочь которой покончила с собой два года назад. Она все еще не пришла в себя после пережитого. Скорее всего, она никогда не оправится. После того, как я рассказала ей мою историю, она сказала мне, что была изнасилована в колледже. Затем она рассказала мне, как ее дочь в 12 лет была изнасилована собственным двоюродным братом. Именно тогда начались ее эмоциональные проблемы. Многие годы она хотела свести счеты с жизнью и наконец ей это удалось. И все это началось с изнасилования.

Как мне теперь кажется, я окружена людьми, пережившими изнасилование, о чем я раньше не подозревала. Я не знала об этом до тех пор, пока не призналась сама. Я живу в одной квартире с двумя пострадавшими. Я встретила еще одну на прошлой неделе. Некоторые откликнулись собствеными признаниями в своих блогах или по имейлу. Одна из моих лучших подруг подверглась изнасилованию. Моя близкая родственница пережила попытку изнасилования в колледже. […]

Да. Это ужасно. Это судьба хуже смерти. Это не позитивное отношение к сексу. И уж конечно, вам хочется верить, что в вашем сообществе нет насильников. Вам не хочется верить, что кто-то из ваших друзей был изнасилован или совершил изнасилование. Но если вы знакомы с более чем тремя или четырьмя жещинами, одна из них, скорее всего, подверглась изнасилованию. Что касается мужчин, считайте сами. Скорее всего, вы знакомы и с насильником. […]

Вы наверняка знаете несколько пострадавших от изнасилования. Ручаюсь вам в этом. Вы будете шокированы и потрясены, когда наконец соберетесь с духом начать этот разговор с самими собой, с вашими близкими, с вашим сообществом.

Это может произойти с вами. Это может произойти с вашей женой, сестрой, подругой, возлюбленной. Вообще-то, по всей вероятности, это уже произошло.

Это. Может. Произойти. С. Вами.

Это случилось со мной. Дважды. Это сделал человек, которого я глубоко любила и которому доверяла, чуть менее пяти месяцев назад. И мне 42 года. Я думала, что я в безопасности. Я была замужем в течение 12 лет. Я никогда не выхожу одна по ночам. Я даже сверх-бдительна днем, когда нахожусь одна дома. Я гораздо старше 18-24 лет – возраста наибольшего риска. Я не хожу на вечеринки, где мне могут подмешать наркотики или снотворное. Я никогда не беру напитков у незнакомцев. Я вообще не напиваюсь и не принимаю наркотиков. Я была в безопасности. Я была влюблена. Я была счастлива.

Но мой насильник, как и в более 80% случаях нападений, не выскочил из кустов и не напал из-за спины. Мой насильник не использовал нож или силу. Так же, как и преступник, изнасиловавший свою 13-летнюю золовку в статье, приведенной ниже, мой насильник воспользовался моими доверием и любовью. Я не просто знала своего насильника. Я любила его. Я доверяла ему. И мне потребовалось почти полгода для того, чтобы примириться с мыслью, что он монстр, потому что мое сердце все еще не хочет в это верить. Я не хочу быть пострадавшей от изнасилования. Я не получаю от этого никакого удовольствия. Я не хочу верить, что он насильник. Я хочу верить, что все это какое-то недоразумение.

Но это не так. Это точно не так после того, как близкие друзья, коллеги и полдюжины специалистов по сексуальному насилию сказали: ты подверглась насилию. Это было изнасилование.

Вопреки расхожему мнению, изнасилования обычно не планируются заранее. Мое не было. Что-то перемкнуло в нем во время секса по согласию и он перешел к насилию. Шокированная, я пыталась остановить его, но он не остановился. Он не планировал изнасиловать меня, но когда он разозлился и стал агрессивным, он прекрасно знал, что делает. Когда это случиловсь во второй раз, он знал, что я испугана и уязвима, видел, что я открыто плачу, и что ужасней всего, получил удовольствие от этого. Он насладился моей болью. […]

Закон не может защитить меня и других пострадавших. Закон отстает на целые годы. Но мы можем защитить друг друга. Те из вас, кто не знает личность моего насильника, порасспрашивайте других. Спросите меня. Однако закон запрещает мне предавать его имя публичной огласке. Разве это не интересно? То, что он подверг меня вероломному и садистскому психологическому, духовному и сексуальному насилию не является нелегальным, поскольку он постарался остаться ровно в рамках закона о физическом насилии, но рассказывать об этом нелегально. Последующие выпадение из социальной жизни, месяцы, ушедшие на восстановление, месяцы борьбы с ПТСР, месяцы терапии и суицидальных мыслей в результате этого бесчеловечного нападения совершенного насильником-психопатом не противоречит закону, но предупредить других об опасности повторить мою судьбу противозаконно.

И это наше общество?

Я боюсь, что да, и называется оно культура изнасилования.

Мы ДОЛЖНЫ ПЕРЕСТАТЬ присматриваться к женщинам, пережившим изнасилование и начать присматриваться к мужчинам, которые насилуют. Любая женщина любого возраста (любой мужчина любого возраста тоже) может оказаться объектом нападения. Общий знаменатель здесь НАСИЛЬНИК.

Статья, приведенная ниже, была написана 16 лет назад. Она говорит, одна из четырех. Я видела разные оценки, варьирующие от 1 из 3 женщин до 1 из 5 женщин. Ничего не изменилось.

Тогда в обществе были тенденции обвинять жертву. Ничего не изменилось.

Тогда насильники получали мягкие приговоры и, о чудо из чудес, насиловали снова. Ничего не изменилось.[…]

Ничего не изменилось за последние 15 лет. Почему? Потому что МЫ НЕ ГОВОРИМ ОБ ЭТОМ. Мы не интересуемся этой проблемой. Мы преуменьшаем ее: «Ой, я знаю [имя насильника], он хороший парень. Я уверен(а), что он не хотел насиловать ее. Наверное, он был пьян и не смог сдержать себя. Это все просто недоразумение.»

И подобную х-ню. […]

Обратите внимание на начало статьи. Сексуальное насилие настолько обыденно, что это даже не попадает в новости. И внимательно почитайте, что говорит насильник в этой статье. Как он преуменьшает серьезность своего поведения - практически так же, как это делает общество. Возможно, практически так же, как это делаете вы.

Не делайте так больше.

О, и небольшое предупреждение. Как это показано в статье, мужчины *редко* признаются в изнасиловании. Да, снаружи они кажутся милыми и обаятельными и забавными. И нужно забраться очень, очень глубоко, чтобы увидеть тьму, которую они прячут. Чтобы увидеть, на что они способны. Так что пожалуйста, не дайте себя одурачить. Людит очень любят указывать на небольшое количество женщин, которые лгут о совершенном изнасиловании. Делающих ложные заявления об изнасиловании около 1,5%. Сравните это с 97% насильников, которые разгуливают на свободе. Считайте сами. Доверяйте пострадавшей. Защитите свое сообщество.

________________________________________
Перепечатано с Rape, the Most Intimate of Crimes (выделение жирным шрифтом мое - автор)
автор Мэри Диксон (Mary Dickson).
© 1996

Эта история настолько обыденна, что она никогда не попадет на страницы газет. 49-летняя женщина, живущая в районе среднего класса на одной из самых людных улиц Солт Лейк Сити, одним теплым осенним вечером, как обычно, выпустила свою собаку погулять. Когда та начала яростно лаять у подъезда к дому, женщина выбежала на улицу посмотреть, что там случилось. В то время, как машины на дороге пролетали мимо, мужчина в маске схватил ее и приставил ей нож к горлу. Не говоря ни слова, он потащил ее за руку, затолкал в дом и швырнул на кровать. Собака вбежала вслед за ними, неистово лая. Мужчина швырнул собаку об стену и затем изнасиловал женщину. Он сказал ей, то если она закричит, он ее убьет. Стиснув зубы, она сосредоточилась на маленьком газовом баллончике, прицепленном к связке ее ключей на столе в другой комнате.

«Я знаю, что больше никогда в жизни не буду прежним человеком. Я, вообще-то, спросила у моей дочери и у сестры, выгляжу ли я по-другому. Потому что мне казалось, что я настолько изменилась, что это должно было быть заметно по лицу,» говорит она. «Все женщины так же беззащитны, как и я. И если они это не понимают, напрасно. Потому что ты никогда не знаешь, что произойдет в следующий момент. Ты никогда, никогда не знаешь, когда это произойдет. И всегда нужно быть настороже. Я подвесила газовый баллончик на связку ключей, но ты не выбегаешь на улицу посмотреть, на что там лает твоя собака с баллончиком в руке. А может быть, именно так и нужно. Может быть, стоит повсюду ходить с баллончиком в руке.»

Пока ее насильник разгуливает на свободе, женщина борется за то, чтобы прийти в себя после происшедшего. «Я больше никогда не буду чувствовать себя в безопасности,» говорит она. «Это огромная проблема для меня, снова научиться чувствовать себя в безопасности в моем собственном доме. Я всегда теперь буду бояться нападения, всегда буду проверять задние сидения моего грузовика и постоянно пытаться предугадать, где кто-нибудь мог спрятаться.»

Большинство женщин живут в страхе перед возможностью подобных инцидентов. Мы чувствуем себя в опасности, потому что мы и есть в постоянной опасности. Мы знакомы со статистикой. По некоторым подсчетам одна из четырех женщин станет жертвой сексуального насилия хотя бы один раз за свою жизнь. Согласно опросу, проведенному Министерством юстиции США, каждый год женщины заявляют о почти полумиллионе изнасилований и случаях сексуального насилия. В штате Юта, известном своей приверженностью семейным ценностям и считающемся безопасным местом, за последний год было сообщено о более чем 4,000 изнасилованиях. За одни только выходные Центр для реабилитации жертв изнасилования Солт-Лейк Сити (Salt Lake City-based Utah Rape Recovery Center) принял 29 жертв.

В то время, как общий уровень преступности в Юте за последние годы снизился, число заявлений об изнасиловании и сексуальном насилии растет, закрепляя за штатом самый высокий уровень изнасилований на душу населения в стране, впереди Нью Йорка, Вашингтона и Калифорнии. Однако сложно сказать, увеличивается ли число изнасилований или о преступлении чаще сообщается в полицию. Женщины, которые получили физические травмы, гораздо чаще сообщают об изнасиловании, нежели женщины, не имеющие видимых следов физического насилия. О подавляющем большинстве изнасилований, особенно об изнасилованиях, совершенных знакомым потерпевшей человеком, в полицию не заявляется. Согласно большинству отчетов, три четверти изнасилований совершается мужчиной, которого женщина знает – факт, который общество никак не желает признать.

«Мы хотим думать, что мы в безопасности и поэтому хотим верить в то, что насильники обладают набором характеристик, по которым их легко опознать – они носят длинный плащ, или живут под теплотрассой или ошиваются в пустых зданиях и смотрят безумным взглядом,» говорит Эбби Маэстас (Abby Maestas), руководитель Центра для реабилитации жертв изнасилования. «А это не так. От клиентов, пришедших в Центр для реабилитации жертв изнасилования и из исследований мы знаем, что насильником может оказаться любой человек – отец, дед, дядя, сосед, брат, сын.»

Си Уай Роби (C.Y. Roby), руководитель Специализированного центра реабилитации пострадавших от насилия (Intermountain Specialized Abuse Treatment Center), соглашается с этим. «Существует тенденция при обсуждении насилия говорить: ну, для того чтобы быть в безопасности, нужно держаться подальше от парков и от темных закоулков по ночам, и меня не изнасилуют. И в то же время подавляющее большинство жертв знакомы со своим насильником.»

Диана познакомилась со своим бойфрендом в колледже. Он был красив, обаятелен и остроумен. Казалось, все c ним было в порядке. Затем она узнала другую сторону своего бойфренда. Он часто злился и тогда он становился агрессивным. Через два года Диана сказала, что больше не хочет с ним встречаться. Он стал сверхнавязчивым, преследовал ее повсюду, записывался на одни с ней курсы в колледже и нанимался на работу, где работала она. Сталкинг продолжался 10 месяцев, но никто об этом особенно не беспокоился.
Пока однажды вечером, когда она писала письмо, она не обернулась и не обнаружила его стоящим рядом и смотрящим на нее. «Я завизжала, потому что выражение его лица напугало меня до смерти,» вспоминает она. «В его руке был нож, он загнал меня в угол, обхватил меня руками и приставил нож к моей шее – это был охотничий нож в двадцать сантиметров – и сказал, что если я снова закричу, он убьет меня.»

Во время нападения Дианна старалась быть отстраненной. «Мне казалось, что если я не буду сохранять спокойствие, он меня убьет. Что будет лучше, если я просто подчинюсь всему, что он говорит и делает это все это скорее закончится. Если бы я сопротивлялась, я думаю, он убил бы меня. Я всегда думала, что я в хорошей физической форме, что я физически сильный человек. Во мне 175 см роста и 65 килограмм веса, но он швырял меня, как если бы я была сделана из бумаги. Единственное, что я могла сделать, это пытаться прикрыться от его ударов. Я чувствовала себя очень маленькой и беззащитной и слабой. В нем было столько ярости и бешенства – и я ничего не могла сделать, чтобы противостоять этому.»

Насильник Дианны сбежал в окно, когда услышал, что ее соседка по квартире вернулась домой. Когда прибыла полиция, они предупредили ее , что в следующий раз ее могут убить. Опасаясь за свою жизнь, она бросила колледж и полностью перевернула привычный уклад жизни. Она подала в суд, но сейчас сожалеет, что не добилась более жесткого приговора. Ее насильник получил всего лишь условный срок. «Я не могла никуда пойти без страха, что он сейчас выскочит из-за здания или из кустов,» говорит она. Всего лишь через три месяца после изнасилования Дианны, он был обвинен в совершении сексуального насилия с применением силы над другой женщиной.

Но не только изнасилование заставило Дианну почувствовать собственную беззащитность, также ее травмировала реакция других людей. «Хозяин моей квартиры сказал, что это я стала причиной проблемы, что у него не было проблем до тех пор, пока я не въехала туда и что ему пришлось чинить дверь и он злился на меня. Реакция моей соседки (соседа? – void_hours) была как если бы ничего особенного не случилось, и я сама заслужила это. Когда я разговаривала с другими людьми, то узнала, что стигма все еще очень сильна.»

Мы живем в обществе, где нас учат, что мы сами принимаем решения относительно своей жизни и что мы отвечаем за происходящее с нами. Как говорит феминистка Глория Стайнем, «Если тебя избили, тебе говорят, что ты сама спровоцировала, если тебя изнасиловали, тебе говорят, что ты сама напросилась. Все мы знаем, что подобные представления в нашей культуре коренятся очень глубоко.»

«С самого раннего детства мы учим ребенка, что он ответственнен за то, что с ним происходит в жизни, положительное и отрицательное,» говорит Си Уай Роби. «Так что, когда случается изнасилование, обычно я вижу, как мысль «что же я сделала не так» вертится в голове у жертвы.»

Но себя обвиняет не только сама жертва. Общество с такой же готовностью винит ее. «Даже невинность детей ставится под вопрос,» говорит Маэстас. «Неоднократно я сидела с полицейским или с клиентом и выслушивала, что четырехлетняя девочка ответственна за соблазнение взрослого насильника. Что мы говорим этим? Мы говорим то, что мы как общество не умеем брать на себя ответственность. Поэтому мы продолжаем винить жертву.»

Изнасилование является тяжелым, разрушающим жизнь жертвы преступлением. Некоторые женщины получают тяжелые телесные повреждения. Некоторые беременеют. Некоторые заражаются ВИЧ. Однако эмоциональная травма может быть серьезней любого физического повреждения. Изнасилованных женщин мучают кошмары, панические атаки, приступы неуверенности в себе, сокрушительное чувство подозрительности и недоверия. Жизни изнасилованных женщин меняются безвозвратно. Некоторые говорят, что они никогда не будут прежними, что это как смерть. «Я знаю, что никогда по-настоящему не оправлюсь от этого,» говорит Мэгги. «Последствия этого всегда будут со мной и я никогда не смогу доверять людям как прежде. Я даже не могу провериться на отсутствие ВИЧ в течение шести месяцев, так что мне приходится думать еще и об этом. Мне никогда не удастся забыть об этом.»

После изнасилования, случившегося на вечеринке, одна женщина из Солт Лейк Сити провела 18 месяцев в отделении интенсивной терапии для посттравматических расстройств. «Мне удалось продолжать работать в течение почти года после нападения, но я едва могла функционировать,» говорит она. «В конце концов я бросила работу». Она говорит, что лишь недавно нашла «надежду и смелость без страха смотреть в лицо миру и самой себе.»

Кто же подвергается наибольшему риску нападения или изнасилования? Маэстас подчеркивает, что насильники выбирают наиболее беззащитных, из-за чего дети и даже пожилые люди находятся в группе риска опасности. Ее команда работала с жертвами с разными биографиями и всех возрастов, включая 94-летнюю женщину и 3-х с половиной недельного младенца. Половина жертв, которые попадали в кабинет неотложной помощи, были младше 14 лет.

«Я думаю, что любой способен на изнасилование и если честно, я думаю, что любой может оказаться жертвой,» говорит Си Уай Роби. «Не думаю, что существуют меры, позволяющие полностью исключить возможность стать жертвой, за исключением, возможно, запереться в комнате с единственным ключом.»

Др. Майкл Гильери (Michael Ghiglieri), биолог из Аризоны, много писавший о мужском насилии, более конкретен. Он цитирует одно исследование, проводившееся на протяжении более 10 лет и рассмотревшее более миллиона случаев изнасилования в Соединенных Штатах. «К сожалению, это огромная выборка жертв,» говорит он. «И как выясняется 88% этих женщин находятся в возрасте от 12 до 28 лет. Три четверти жертв попадают в диапазон от 18 до 25 лет. Так что насильники преследуют тех же женщин, что и остальные мужчины.»

Доктор Рон Санчес, наблюдающий психолог из Тюрьмы штата Юта, работает с преступниками, совершившими преступления на сексуальной почве. «По моему опыту, существует широкое разнообразие соображений, по которым насильники выбирают жертву. Возраст жертв может варьировать от совсем маленьких до старых. Насильник может фиксироваться на определенном цвете глаз или цвете волос или телосложении.»

Насильники, отмечает Санчес, могут рассчитывать и планировать заранее, они часто выслеживают своих жертв. Мэгги подозревает, что изнасиловавший ее мужчина предварительно следил за нею. «Летом мне часто приходилось выбегать наружу, чтобы поменять воду, и я очень нервничала, что возможно кто-то по соседству следил за мною и знал, что я жила одна.»

Санчес говорит, что очень частно насильники могут действовать и импульсивно. Например, они могут увидеть одинокую женщину, к примеру, хозяйку поломавшейся машины на обочине дороге, и «воспользоваться случаем». «Работая с насильниками, я спрашивал у них, что вы делаете для того, чтобы попасть в дом жертвы, и многие из них ответили, что они искали открытое окно или незапертую дверь и просто заходили в дом,» говорит он. «Я был изумлен, когда узнал как часто они встречали незапертые двери домов. Так что такая простая вещь как запертые двери и окна может помешать насильнику»

Закрывать двери и окна достаточно просто. Женщина, когда остается одна, инстинктивно запирает все двери и окна, даже изнемогая от жары летним вечером. Для большинства женщин такие предосторожности становятся второй натурой. Спросите женщину, что она делает, чтобы защитить себя, и она отбарабанит целый список мер предосторожности: никогда не выходить из дому без связки ключей в руке, постоянно оглядываться в закрытых стоянках, внимательно рассматривать лица в лифтах, избегать парковочных террас. И все же, несмотря на все предосторожности, женщины все равно подвергаются опасности. Как напоминает Мэгги «Когда ты дома меняешь воду, откуда тебе знать, что нужно быть начеку?» Это реальность, которая возмущает ее и других женщин. «Для начала я потеряла вечера,» говорит она. «А теперь еще и свободу передвигаться в собственном доме. И, похоже, у нас накапливается все больше и больше вещей, которых нужо остерегаться, мы теряем все больше и больше свободы из-за нашего пола. Я не знаю, когда все это кончится.»

В своей книге «Секс, искусство и американская культура», Камилла Палиа (Camille Paglia) привлекает внимание к этим «печальным истинам», которые женщинам нужно принять. «Феминизм настаивает на том, что оба пола одинаковы,» пишет она. «Он постоянно говорит женщинам, что они могут делать все, что угодно, ходить куда угодно, носить что угодно. Но нет, они не могут этого делать. Для женщин всегда будет существовать опасность сексуального насилия.» Возможно, она права, но это не делает изнасилование ответственностью женщины.

Глория Стайнем обозначила вопрос, который лежит в самом сердце этой дилеммы. «Мы должны прекратить разговор о тех, кого насилуют и начать разговор от тех, кто насилует. Кто-то это делает. И мы должны идентифицировать их.» Кто этот кто-то? Почему мужчины насилуют женщин? И как их остановить?

«Дело в том, что тестостерон является настоящим акселератором для насилия,» предлагает свое объяснение биолог Гильери. «Это запускающий механизм для всех мужских черт характера, не только для агрессивности, это гормон, делающий мужчину мужчиной. Он действительно влияет на поведение, и фактически принуждает к агрессивному поведению. Конечно, будучи людьми, мы имеем индивидуальный выбор вести себя агрессивно или нет. Но дело в том, что тестостерон действительно влияет на поведение мужчины и на его склонность к насилию.»

Гильери убежден, что насилие является мужской тактикой поведения. «Я думаю, в общем и в целом, если вы хотите получить максимально упрощенное описание, мужчины используют насилие, чтобы контролировать женщин и делают они это очень часто и они контролируют этих женщин по сексуальным причинам. Это делают все виды животных.»

Во время своей работы с сексуальными насильниками Си Ай Роби тоже видел «много желания доминировать или контролировать других.» «До определенной степени, я думаю, это нечто социально приобретенное», говорит он. «Мужчины часто вырастают с пониманием того, что силой всегда можно получить то, что хочешь.»

Майкл Киммел (Michael Kimmel) является социологом в Университете штата Нью-Йорк (State University of New York), получившим международное признание за свою работу о мужчинах и маскулинности. Он утверждает, что агрессивные мужины часто считают свои действия местью или возмездием. «Они говорят: у женщин есть власть надо мной потому что они красивые и сексуально привлекательные и я хочу их и это их вина и я чувствую себя бессильным,» говорит он. «Только прислушайтесь на минуту, как мы описываем женскую красоту и сексуальность. Она сногсшибательна, она секс-бомба, убийственно хороша, фатальная женщина, ослепительно красива. Мы описываем женскую красоту как акт агрессии по отношению к нам. Таким образом, насилие в этом случае или агрессия или сексуальное насилие часто видятся способом отомстить.»

Филип - мужчина 29 лет, которого даже служащие Тюрьмы штата Юта называют обаятельным. Он отбывает наказание за сексуальное насилие над своей падчерицей. Он утверждает, что ярость из-за развода довела его до совершения преступления. «Я вообще-то совершенно о ней не думал, просто она попалась мне под руку,» говорит он. «Кто-то, на кого можно излить свой гнев, свою фрустрацию, тревоги и боль. Я не думал о ней, и если вы спросите большинство сидящих здесь по тому же обвинению, я думаю, они скажут вам то же самое. Они на самом деле не думали. Им просто нужен был кто-то, на ком можно сорвать злость. Многие люди, совершающие сексуальные преступления, совершают их из гнева. Секс и ярость идут рука в руку.» [примечание автора: это то, что случилось со мной. Он наказал меня за то, что я его разозлила.]

Роби различает несколько типов насильников. Те, для кого, как в случае Филипа, сексуальное насилие является проявлением ярости; те, для кого это потребность контроля и получения власти над их жертвами; и те, кто получают сексуальное удовольствие, причиняя боль другим. Многими из насильников, с которыми он работал, также, по всей видимости, двигало желание секса. «Большинство лиц, с которыми я работал, рассматривали секс с женщиной как по сути окончательное подтверждение своей маскулинности. Так что перед тем, как пойти и фактически совершить изнасилование, они решают, что они вступят в сексуальную связь с какой-нибудь женщиной,» говорит он. «У женщин на самом деле просто не остается выбора в таких отношениях, но я не думаю, что они выходят из дома говоря “что я хочу сейчас, так это унизить и осквернить другого человека”.»

Приблизительно 25-26% заключенных Тюрьмы штата Юта составляют преступники, совершившие преступления сексуального характера. Др. Рон Санчес является наблюдающим психологом, работающим с ними. «Мне кажется, что секс также играет свою роль в этом. Я думаю это средство выражения их агрессии. Но опять-таки, дело не только в сексе. Многие из этих людей, по крайней мере по всей видимости, состоят в отношениях с женщинами и занимаются сексом на регулярной основе, но по какой-то причине они решили пойти и атаковать другого человека таким вот образом.»

Начиная с 1970-х, когда Сьюзан Браунмиллер (Susan Brownmiller) опубликовала свою вызвавшую переворот в общественном сознании книгу «Против нашей воли», изнасилование стало рассматриваться как проявление контроля и насилия. Но Майкл Гильери не согласен с этим. Он говорит, что мужчины могут использовать насилие для достижения своих целей, но то, что им нужно в конечном итоге, это секс. «Эта идея власти и контроля как самоцели не более чем миф. Властью и контролем пользуются как инструментом для получения полового контакта c нежелающей того жертвой. И выпустить из внимания эту цель значит совершенно забыть саму суть преступления, а именно половое сношение, вырванное у женщины против ее воли. Убрать мотив из определения, используемого на практике – это сумасшествие. По существу, это лишает женщин возможности понять мотив насильника. Это очень плохая услуга женщинам.»

В то время, как некоторые феминистки твердо убеждены, что изнасилования совершаются не ради секса, Джейн Капути (Jane Caputi), профессор американистики (American Studies) в Университете Нью-Мексико (University of New Mexico) утверждает, что разделение секса и насилия является заблуждением. «Я не могу согласиться с некоторыми ранними феминистками, говорящими, что изнасилование – это преступление власти, а не преступление страсти. Потому что, к сожалению, в этой культуре секс совершенно слился с насилием, с понятиями доминирования и подчинения. Наши гендерные роли сконструированы таким образом, что у нас есть два гендера: маскулинный и фемининный, которые определяются как сильный и бессильный. Так что, сами понятия силы и слабости, власти и подчиненния стали эротизированы.»

Она указывает на популярную культуру, которая отражает и закрепляет переплетение секса и насилия. «Она [культура – void_hours] представляет его эффектным, она эротизирует подобное насилие против женщин и заставляет его выглядеть консесуальным, как будто женщины сами добиваются и хотят этого,» говорит она. «Мы все знаем печально известную сцену из “Главного госпиталя (General Hospital)”, где Люк изнасиловал Лауру, а затем женился на ней, так что создалось впечатление, что насилие было частью ритуала ухаживания. “Унесенные ветром” – это, конечно, классика, в которой мы видим сцену супружеского изнасилования, после которой женщину показывают улыбающейся, как если бы ей это понравилось.»

Возможно, что средства массовой информации, биология и культура и являются факторами влияния, но большинство мужчин – являющихся продуктами той же биологии, той же культуры – не насилуют женщин. Причины каждой отдельной патологии гораздо более сложны. Чтобы понять феномен сексуального насилия, нужно присмотреться к тем мужчинам, которые совершают изнасилования. Согласно Гильери, приблизительно 90% осужденных насильников являются молодыми людьми, по большей части проблемными. Рон Санчес утверждает, что сексуальные насильники включают в себя все расовые, экономические и социальные группы. Осужденные за преступления сексуального характера могут быть врачами-терапевтами, водителями грузовиков, разнорабочими и учителями, одинокими и женатыми. Однако Санчес видит некоторые общие для них черты. Насильники склонны к антисоциальности. У многих из них есть сложная криминальная история и особый паттерн осуществления насилия. Они агрессивны и имеют проблемы с контролем своего гнева. Им недостает удовлетворительных навыков коммуникации, что только усиливает их ощущения гнева и фрустрации. Часто они болезненно воспринимают отказы и неуверенны в собственной маскулинности. Также они зачастую имеют искаженные взгляды на женщин и секс. Большая часть из них начинают совершать сексуальное насилие в подростковом возрасте. [Примечание автора: речь идет о тех, кого поймали. Те же, у кого нет подобных тенденций и проблем и которые умнее и обаятельнее, как правило, не выходят за рамки закона или используют манипуляции и/или запугивание, чтобы остаться на свободе.]

«Многие насильники обладают тем, что мы называем ошибками мышления или криминальным мышлением, когда они склонны искажать реальность,» говорит он. «Например, они могут интепретировать дружелюбное “Привет” от женщины как выражение интереса к ним и желания вступить в сексуальный контакт.»

Единственная вещь, повсеместно присущая всем насильникам – это то, что они совершенно не думают о том, через что проходит их жертва. «Как несложно себе представить, совершение подобного преступления против другого человеческого существа требует огромного количества безразличия, дегуманизации этого человека,» говорит Санчес.

Тони отбывает наказание в Тюрьме штата Юта за принуждение к сексу своей 13-летней золовки. Но он не думает, что это было изнасилование. «Мне кажется, что она согласилась, но ее тогдашнему бойфренду это не понравилось,» говорит он. «Моя мама была официанткой в баре, так что я вырос среди женщин, выставляющих себя сексуальными объектами. Я видел, как откровенно одевается моя мать для работы, которую она себе выбрала. Видя на протяжении 23 лет практически голых женщин в журналах, на рекламных плакатах, и в казино, ты вырастаешь, думая, что многие из этих женщин сами это провоцируют. Они хотят быть объектами. Отправляешься в другие части страны, и там женщинам не нравится такое отношение. Так что здесь я монстр, и вместе с тем в Неваде я нормальный.»

Он признает, что его жертва не заслуживала того, что он с ней сделал и называет это «эгоистичный поступок с моей стороны,» хотя и преуменьшает свое преступление и его последствия. «Я не могу охарактеризовать мое преступление как насильственное. Оно не было насильственным. Я не взламывал дверь, чтобы совершить преступление. Я не угрожал оружием чтобы совершить мое преступление. Я только использовал доверие моей жертвы. Это было моим оружием… Она приходит в себя после всего этого. Она уже пришла в себя. Она продолжает жить. Она пойдет в колледж. Все у нее в порядке.» [примечание автора: обратите внимание на оправдания.]

Добраться до истинных мотивов насильников очень тяжело, поскольку обычно они не признают своих преступлений. Они часто находят оправдания, и эксперты утверждают, что они не всегда говорят правду. «Насильники редко хотят признать, что они совершили изнасилование, а уж тем более не скажут правду, почему они это сделали,» говорит Гильери. «Зачастую эти люди открываются только на программах реабилитации, которые их заставляют пройти социальные службы. Эти насильники научатся, что им стоит говорить, как например “Я жертва общества; мы живем в обществе с мачо культурой, которое сделало меня таким, какой я есть; женщины слишком привлекательны и недоступны мне; это все вина женщины” и т.д., и т.п.»

Так почему же насильники редко признаются в своих преступлениях? Гильери говорит, что это связано с одним простым фактом – «Мужина, совершающий изнасилования, является, возможно, самым ненавидимым существом в мужском обществе,» говорит он. «Это по-настоящему опасно - признаться, что изнасиловал кого-то. Так что мужчины не признаются в изнасиловании, даже в тюрьме, из-за страха мести мужчин-ненасильников.»

Большинство насильников так никогда и не привлекают к ответственности, и процент вынесения обвинительных приговоров для задержанных по обвинению в изнасиловании, откровенно низок. Согласно статистике Министерства Юстиции, 48% обвиняемых в изнасиловании были освобождены до суда. Из судимых только 54% были приговорены к заключению. Еще более тревожным является то, что средний насильник за свою жизнь может совершить сотни преступлений, что значит, что подавляющее большинство изнасилований остаются нераскрытыми и ненаказанными.

Рон Санчес говорит, что во время терапии преступники признаются в преступлениях, совершенных детьми, подростками и взрослыми – иногда открывая по 50 или 60 других преступлений, возрастающих по тяжести. «Многие из них начинали с вуайеризма дома, затем постепенно перешли к кражам со взломом, даже вламываясь в дома по ночам, когда хозяева спали, затем переходили к фантазиям об изнасиловании и со временем начинали планировать и совершать изнасилования.»

По словам Санчеса, сексуальные насильники склонны к компульсивности и репетитивности, это тип преступников, сложнее всего поддающихся лечению. Проведенное в 1989 году исследование Американской ассоциации психологов (American Psychological Association) не нашло никаких доказательств более низкого уровня рецидивов среди насильников, прошедших терапию по сравнению с насильниками, лечению не подвергавшихся.

«Нужно быть реалистами относительно возможностей терапии,» говорит он. «Когда мы говорим о лечении, мы не говорим о болезни или инфекции, которую можно вылечить антибиотиком или чем-то вроде этого. Все сводится к личному выбору.» Терапия, говорит он, может сработать для тех, кто в этом заинтересован и хочет измениться, но сложно лечить преступников, которые годами насиловали женщин или обладают множеством девиаций. Однако Санчес все равно верит в терапию для насильников, хотя бы только для того, чтобы идентифицировать тех, кто вряд ли изменится с тем, чтобы изолировать их от общества.

Большинство экспертов утверждают, что если мы действительно хотим пресечь этот вид насилия над женщинами, наказание за него должно быть суровым. «Если насильник остается безнаказанным или отделывается мелким наказанием, это по сути означает, что изнасилование является жизнеспособной сексуальной стратегией для большого числа мужчин. Изнасилования неизбежны, если мы не наказываем за них,» говорит Гильери.

«Все, что мы знаем, показывает, что они начинают серьезно к этому относиться только если им грозят серьезные последствия,» настаивает Стайнем.

Майкл Киммел называет это политикой кнута и пряника. «Я думаю, что политика кнута заключается в необходимости принятия очень сильных законов наряду с бескомпромиссным их исполнением во всех звеньях легальной системы, так чтобы мы, как культурный социум, ясно дали понять, что мы этого не потерпим. Мы можем сказать, как мы говорим, например, в случае убийства, или в случае кражи автомобиля ‘это за пределами дозволенного, ты не можешь этого делать. Мы так тебя отделаем, что т

Сохранено