Шедевры мировой литературы.

Раньше я ругал Гуню как тот пресловутый рабочий, не читая. Теперь, ознакомившись с наисвежейшим, с пылу с жару отрывком шпеерятины, могу сказать: в книге унижена не только Британская Империя, но и русский литературный язык. Лев Натаныч просто не умеет писать.

Вот он пишет про Берию: Но достаточно вспомнить, какая необоримая мощь сосредоточена за спиной этого человека, то невольно становится не по себе.

"То", блеать!

Про кабинет Сталина: Темно-зеленые шторы плотно задернуты, окна же обязаны выходить на кремлевский Арсенал.

У Сталина не забалуешь, даже если ты - окна.

Но таких словесных уродств всё же немного. Гораздо хуже, что текст представляет из себя бесконечный парад ненужных прилагательных, шествие излишних уточнений. Ни одно существительное не обходится без уточняющего прилагательного, будто автор боится оставить бедные существительные одни в таком плохом месте. Обычно это черта начинающих писателей, но Гуня, вроде, уже не первое десятилетие в бизнесе.

Огромная деревянная дверь, судя по виду еще дореволюционных времен. За ней просторная приемная с ярко светившей люстрой, столом заваленном газетами (надо же, в том числе и иностранными!), бумага для записей, отточенный карандаши в бронзовом стаканчике.

За деревянной дверью стояла приемная и карандаши, да. Нафиг бедному читателю знать, что карандаши были отточенный, а стаканчик - бронзовый? Что изменилось бы, если бы карандаши были тупыми, а стаканчик - медным? Это как-то влияет на сюжет, помогает лучше раскрыть характеры персонажей или просто необходимо для создания атмосферы? Да хуй там. Уверен, и сам Сталин не вспомнил бы, какой там у него в кабинете стоит стаканчик.

Впрочем, взявшись обогащать читателя кучей ненужной информации, Гуня порой забывается и отходит от стиля полицейского протокола, пропуская некоторые детали:

На длинном столе и впрямь сервирован чай в подстаканниках.

В обычной книге такое прокатило бы, но гунин суперподробный стиль настраивает на буквальное восприятие. Напоминает незабвенное: "дверь отворилась, и на пороге появился стройный мускулистый человек в мохнатой кепке и темных очках".

Венчает этот маленький шедевр последовательное употребление двух двоеточий в одном предложении: "Последний лениво глянул на новоприбывших и снова прикрыл веки, но секундного, мимолетного столкновения взглядами хватило, чтобы уяснить: истинный цербер, такие глаза встречаются лишь у одной породы людей: у тех, кто способен убить не рассуждая и не философствуя, стоит почувствовать опасность."

Короче говоря, творец бессмертных строк "Сплошная стена высокого, в полтора человеческих роста, кустарника простиралась сплошной полосой с запада на восток будто крепостная стена" опять не подвел российскую фантастику.