Россия-Чечня-Татарстан

timur_aliev — 30.11.2010 Интересное интервью.

Кох: А скажи мне, вот этот момент, пока ты был на дележе всего этого, Чечня себя проявляла или она как «вещь в себе» была? И вылезла только в 1993-1994 году? Вот татары так проявляли себя, башкиры — этак, а Чечня?

Нечаев: Значит так. С Чечней был сделан абсолютный идиотизм.

Кох: Когда он был сделан?

Нечаев: В 1992 году, 1993-м, а далее вы все знаете.

Кох: Кем был сделан? Это, наверное, Хасбулатов там поактивничал, не иначе? Это же он в 1992 году протащил через Верховный совет постановление о введении в Чечне чрезвычайного положения.

Нечаев: Хасбулатов, Руцкой. Да, это они приняли в начале ноября постановление о введении чрезвычайного положения и вводе войск.

Кох: Которое никто не выполнил, кстати. Насколько я понимаю, в 1992 году никто никуда никакие войска не вводил. Несмотря на всякие постановления. Это, кстати, хорошо иллюстрирует уровень управляемости страной в то время.

Нечаев: Ну да. Они это постановление потом сами же (Верховный совет) и отменили. Но это была идея Руцкого.

Кох: Руцкой, видимо, хотел еще и Чечней порулить?

Нечаев: Руцкой с Хасбулатовым это дело очень лоббировали, антидудаевские всякие демарши, Ельцин у них шел на поводу. С Чечней надо было делать татарский вариант, сто процентов. С татарами я договорился, что мы делим нефть, и все. В Чечне реально основным мотивом тоже была нефть (помимо национального фактора).

Кох: Притом, что в 1992 году в Чечне ее добывали 3-4 млн тонн, а к концу 1994-го — уже меньше миллиона. И поэтому масштаб конфликта объективно должен был быть меньше, чем с татарами. Ведь татары добывали в 1992 году под 30 млн тонн! Т. е. в десять раз больше, чем Чечня.

Нечаев: Не только сама нефть. В Чечне был еще другой момент: грозненский нефтеперерабатывающий комбинат был на тот момент единственный в России, который производил некоторые виды легких масел для авиации. И он делал лучшие сорта авиационного керосина для оборонки. И когда эта заваруха стала заходить далеко, я искал, где мы можем наладить их производство. В итоге мы его все-таки наладили в Волгограде. Дали им денег на закупку оборудования…

Кох: Там уже потихоньку началась заваруха к тому моменту?

Нечаев: Конечно! Она уже шла полным ходом…

Кох: Там Дудаев уже стал президентом?

Нечаев: Да. Дудаев уже был президент, он уже разогнал Верховный совет (чем ужасно и лично оскорбил Хасбулатова, который выдавал себя за единственного лидера Чечни), он уже провозгласил независимость и «отделил» Чечню от России, уже все это произошло… Это была осень 1991 года. И тем не менее. Там, в Чечне, в то время был министр экономики, сейчас не помню его фамилию, парень из нашего ЦЭМИ, аспирант. Я его прекрасно знал. И он ездил на все совещания ко мне. Они старались все контакты сохранить. Они даже, по-моему, обеспечивали какие-то поставки в централизованные фонды. И если бы мы с ними договорились по аналогии с Татарией, я думаю, что ничего бы дальнейшего не было. И главное, что мы бы переключили внимание какой-то части местного бизнеса и властной элиты на Дудаева. У нас был бы четкий аргумент: «Ребята, мы с вами договорились, вот ваши деньги, вы теперь сами их делите и сами решаете свои проблем —: социальные, любые другие». А так он говорил: «Угроза Москвы». Все время он очень много на этом спекулировал. «Давление Москвы, нас душат». Все. Надо было подписать соглашение с ними, как с Татарией, и настал бы конец противостоянию. Мы бы стрелку переводили на Дудаева, а там дальше разбирайтесь сами. Дудаев был человек абсолютно…

Кох: Советский?

Нечаев: Пророссийский. Вокруг него было частично достаточно радикальное окружение, но все экономические ведомства, они все сохраняли контакты с нами до последнего. У меня этот парень пропал где-то в конце 1992-го — начале 1993 года. Он перестал ко мне ездить, и все связи оборвались. Я помню, он был двумя руками за мирный, татарский вариант. Насколько мог, он это дело подталкивал, лоббировал…

Кох: Но в Москве, насколько я понимаю, в тот момент все боялись искать компромисса с Дудаевым, поскольку это его усиливало, а усиление Дудаева сильно не нравилось Хасбулатову. Ругаться же с Хасбулатовым никто не хотел. И все-таки скажи четко, как ты думаешь, кто был против такого варианта, который был найден с Татарией? Кто был в Москве против этого? Я все-таки ищу источник конфронтации.

Нечаев: Думаю, в первую очередь Хасбулатов с Руцким.

Кох: Нет, это высшие сферы. Вот у тебя на совещаниях эта идея обсуждалась? Кто-то говорил: «Нет, не годится»?

Нечаев: У меня на совещании этого никто это не говорил, поскольку у меня это не обсуждалось. Президент мне на это добро не давал.

Кох: Где же это обсуждалось?

Нечаев: Вообще-то эти соглашения должен был Ельцин подписывать…

Кох: Кто-то вносил такой вариант соглашения ему на подпись? Или это только в устном жанре обсуждалось?

Нечаев: Я уже не помню, какой я этому делу давал ход, может, я это устно доносил до Гайдара и Ельцина, но команды обратно «Развивайте, делайте» не было, к сожалению.

Кох: А почему по Татарии было, а по Чечне не было? Потому что у Татарии не было своего Хасбулатова в Москве?

Нечаев: Татары пришли сами. Пусть с очень жесткой постановкой вопроса, с угрозой отделения от России, но пришли договариваться. Кстати, говорю все время татары, но имею в виду, конечно, Татарстан. Надеюсь, его руководители не обидятся на нас. В Чечне была вот эта предыстория, когда Дудаев фактически путчем захватил власть. Разогнал Верховный совет и тем самым действительно нанес личное оскорбление Хасбулатову. Возможно, если бы не было со стороны высшей власти России этой попытки введения чрезвычайного положения в 1991 году, то, может быть, они бы тоже сами, первыми к нам пришли и предложили какой-то напоминающий татарский вариант. Ведь что важно: татары пришли первыми, когда была ситуация такой полной неопределенности. Они пришли и сказали: «Все, хотим полный экономический суверенитет. Не дадите — отделяемся от России». Переговоры были драматические. Вплоть до угроз перекрыть экспортные трубопроводы на территории Татарстана. А решение в итоге я нашел внешне простое. Раньше, в конце СССР, татарские 28 млн тонн нефти делились на 5 млн татарских тонн и 23 млн союзных тонн, а теперь мы сговорились делить на 12 и 16. И все. В этом и заключался весь «суверенитет», если отбросить все реверансы и демагогию. Таким образом, за 5 млн тонн нефти (при снятии, кстати, с нас части обязательств по централизованному обеспечению Татарстана) мы сохранили единство России. По-моему очень изящное решение. Ребята остались, в общем-то, тоже почти довольны. Даже публично меня хвалили в местной прессе, хотя сначала «наезжали» на меня круто. Теперь оцените, что значит татарский вариант, примененный к чеченским трем-четырем млн тонн? Да страна бы этого даже не заметила, отдай мы им хоть все их объемы…
 

От себя добавлять ничего не буду. Пусть просто такая инфа будет.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив