Разговор с луганчанами

топ 100 блогов lenka_iz_hij02.08.2014 Мой опыт «народной журналистики», по просьбам трудящихся: разговор с моими знакомыми, жителями Луганска, которые уехали сравнительно давно, около месяца назад, к московской родне. Живут то в городе, то на даче, благо пока лето. Большая семья, по нашим понятиям даже несколько «малых семей», связанных родственными узами. В записи все время детские голоса на заднем плане, их трое, две девочки детсадовского возраста и совсем маленький мальчик.

Рассказывают в основном двое взрослых, женщина и мужчина. Женщина старается быть объективной, ищет точки невозврата, где можно было бы сделать по-другому, чтобы не вышло так плохо, чтобы все обошлось. (Сколько мы, женщины обеих стран, обсудили таких правильных сценариев!) Мужчина говорит об этом меньше и видит более пессимистично (реалистично?) как прошлое, так и ближайшее будущее.

Имен и биографий приводить не буду. Один факт, для тех, кто думает, что из Луганска и Донецка в Россию едут сплошные безработные шахтеры: мой собеседник — доктор.

Говорили долго, тут привожу не все, но дальше сокращать не буду: кому много букв, тот свободен не читать. Что касается фактов, ничего особо неожиданного тут не найдете. Мне интересна была точка зрения людей, которые не относятся к ярым сторонникам той или другой стороны и, как следствие, редко говорят в Сети. Как им все это видится. Просто запись разговора.


Отбирала не по принципу «что понравится читателям», к расфрендам с обеих сторон готова. Предвижу реакцию на негра в БТРе, но ничего не могу сделать: моя рассказчица не слепая и в здравом рассудке, что видела, то видела. И почему бы гарному хлопцу не быть негром? В Москве их полно, и с паспортами РФ. За «удрали в Россию и теперь рассуждают» немедленно отфренжу и забаню сама. Если бы война началась в городе, где жила я с маленькой дочкой, я удрала бы так быстро и далеко, как смогла бы.

Кто-то напишет в комментах, что все не так, что ни чернокожие, ни амнистированные уголовники на стороне Украины не воюют, что с законом о языке все непросто, что нельзя винить Киев в одесской трагедии, что «ага, сами не знаете, кто в вас стрелял». Дорогие мои френды, я вас люблю, но вы не мне это говорите. Я сижу в своей Москве и готова верить всему хорошему, вопреки нашей и нашей пропаганде. Пожалуйста, скажите это им. Мамам и папам, сыновьям и дочкам из Донецкой и Луганской области, в чьи дома, так получилось, летят снаряды. Гражданам Украины, если мы с вами против сепаратизма. Не надо «нянчиться с ними», как изящно выражаются некоторые сетевые обитатели, — они взрослые люди, повзрослее некоторых. Попытайтесь поговорить с ними. Для начала, уровень нулевой сложности — с теми, у кого никто из близких не погиб.

Люди подтвердили, что с их слов записано верно. Кстати, одного из лежачих больных, о которых там говорится, теперь все-таки сумели вывезти. На руках несли.


Как все начиналось

— Сначала, в марте, я ходила с девчонками посмотреть на этот митинг, что там, как, чего хотят люди. Все кричали «Россия, Россия!», за русский язык, что мы братья белорусского народа, российского народа. Потом уже стали захватывать здание СБУ, милицию, областную администрацию. Несколько раз она переходила из рук в руки.
— А кто захватил — местные, приезжие?
— Не могу сказать за всех. У моей знакомой брат там был. Захватывало здания небольшое количество людей, а на митинг много приезжало, из шахтерских городов. Были разбиты палатки и там, например, Алчевск, Перевальск. Шахтеры устроили полевые кухни, они там жили. Потом это все огородили, пройти можно было, ну как вот на Майдане.
— Возле обладминистрации был Антимайдан.
— А в поддержку ходили мои соседи, очень много знакомых. Пойдут, побудут там, послушают, выскажут свое мнение и разойдутся. Потом несколько раз были призывы, что будут штурмовать, тогда уже выходили и женщины, и даже ночью дежурили. Для того чтобы не поубивали этих ребят. Но было спокойно, никто не думал, что дойдет до такого.
— То есть сначала это было по образцу Майдана?
— Да, да. Но никто даже не говорил о том, что нужно отделиться. Наоборот, просили что: федерацию, русский язык, все же почти — русскоязычные люди. Просили статус государственного языка, чтобы были и украинский, и русский. Старушка приходит в поликлинику, ей нужно заполнить талон к врачу — а только на украинском языке. А человек не может на украинском изъясняться. Я думаю, напрасно допустили до этого. Пошли бы немножко на уступки, язык хотя бы дали. В Крыму три языка дали, и ничего тут нету страшного. Они же сказали, что если дадут нам статус русского языка, то только в регионе. А если, например, наш ребенок поедет в Киев учиться, в другой город?.. Я считаю, уж не настолько были непомерные требования.
Понятно, что не все нам нравилось, и до сих пор не все нравится, то, что делали ополченцы. Вот такой, например, случай. Возле СБУ выстелили на всю дорогу знамя Украины, и все, кто мимо должен был идти, — им волей-неволей надо его было топтать. Я считаю, это было неправильно, это неуважение. Зачем топтать знамя? Это знамя страны, в которой мы живем. А когда что-то начинаешь говорить, — ну кому ж это понравится? — в штыки воспринималось: «Тетка, иди отсюда, не твое дело».
— А это кто был – ваши или посторонние?
— Называлось — Республика. Кто они — шахтеры, местные, я не знаю. Но то, что говорят, что это Чечня или там Россия, — это неправда. Люди были немытые, небритые, жили в полевых условиях, может, они и напоминали кому-то чеченцев. Но это были, скажем так, люди из Луганской области.
— Нормальные люди, не уголовники какие-то?
— По поводу уголовников. К сожалению, я имел несчастье общаться с украинскими пенитенциарными службами, — вот они говорили, что выпустили уголовников, которые имели тяжелые судимости. Им предлагалась амнистия, то есть люди, у которых была судимость за убийства, насилия. В батальон «Азов» они пошли...
— Можно я вставлю? Это из первых рук, человек, которого мы знаем лично. Летчик, больше года назад, не пройдя какие-то тренажеры, повез администрацию на какое-то мероприятие, и они разбились. Летчик выжил, его посадили. А вот сейчас освободили, при условии, что он будет бомбить, летать, и взяли его в эту Нацгвардию. А он работал как раз на АНах транспортных.

...И попали в бой.

— А когда начались активные боевые действия – стрельба, бомбежки?
— Бомбежка, я вам конкретно скажу, — со второго июня.
— Нет, стрельба была раньше. Двадцать пятого мая, как раз когда были выборы, мы ездили в Белокуракинский район, нам надо было по работе. В Луганске выборов не было, а в Белокуракинском, Старобельском районе были. Мы посчитали, что это будет неопасно, хотя нам уже все говорили: не ездите. Уже очень много везде зашло войск Украины. Танки проходили к границам, Белокуракинский район граничит с Россией, — вроде бы как боялись, чтобы Россия не напала. И туда очень много танков шло. Не только танки — бронетранспортеры, кухни полевые, все как положено.
— Армия.
— Именно армия. И вот, на нашем пути мы проехали, наверное, два или три блокпоста. Сначала на Счастье стоял блокпост — ополченцы, проверяли машину, потом на выезде со Счастья еще один блокпост, тоже ополченцы, а уже в Айдаре, там есть у нас Шульгинка, Штормово, — там стояла уже Нацгвардия. Туда мы проехали нормально, проверили багажник, и все. А когда ехали назад, — проехали украинский блокпост, все было спокойно, въехали мы в Айдар и попали в бой. В перестрелку. Мы сами с мужем чуть там не погибли. Видели своими глазами: стояла машина, в ней расстрелянные мужчина и женщина, возле машины лежало четыре человека, мне показалось, они были все убитые, но по сводкам вроде бы убитый был один, остальные раненые. Мы даже не поняли — люди гражданские, не знаем этих звуков — выстрелов из автоматов. Слышим «дзын, дзын», видим, военные люди, все с автоматами, машины перевернутые. Один нацелился, оружие поднял немножко, и выше нашей машины выстрелил. Что была за армия, чьи это люди стреляли, не могу сказать. Были в защитной форме, без опознавательных знаков.
— То есть кто-то стрелял по обычным, гражданским машинам?
— По обычным. Но вроде был разговор, что что-то с выборами связанное. В Айдаре были выборы, и это участковую комиссию должны были расстрелять. Но кто-то их предупредил, комиссию вывели запасным путем, они ушли через луг. А почему вот этих людей, обыкновенных гражданских, даже мужчина, который ехал на мопеде, был расстрелян... Тут же навстречу нам бежит мужчина, тоже в военной форме, — «стойте», но мы и сами остановились. Говорят «постойте», а куда постойте, когда перестрелка идет. Я говорю — пропустите, мы же гражданские люди, у нас ничего нету, мы к вашим разборкам не имеем отношения. А он: «Ну ладно, проезжайте». Ага, а вон там, буквально за сто метров, нас сейчас снимут? Он показал своим ребятам, что, мол, пропустите. По национальности они все были... ну как... славянской национальности, в военных формах, и только на головах были, знаете, такие банданы, такие черненькие...
И еще один момент, чему я была очевидец. Перед этим мы тоже ездили в район, и навстречу нам шла колонна... я говорила, танки, муж говорит — ты не соображаешь, это БТРы. Прямо на первом БТРе сидел негр, и были арабы... Может, не арабы, но такой внешности, кудрявые, смуглые. И были, конечно, славянской национальности. Но негр, его же нельзя спутать ни с кем.
— А по поводу того, кто защищает ЛНР и ДНР — может, нехорошее решение проблемы, создание автономных республик, в которых непонятно кто находится, но вот что я своими ушами слышал. У меня коллега работает в Донецке, доктор. Он говорит, что у него восемь одноклассников взяли оружие и пошли защищать ДНР. Это к тому, что там якобы чеченцы, французы, немцы. И опять же, люди, которые были в условиях боевых действий, рассказывали, что слышали голоса — чехов, поляков, французов, немцев — с противоположной стороны. И вот тут уже возникает вопрос: чем они там занимаются?
— Вот то, что сейчас делается, буквально сегодня... Речь уже не идет о том, что надо с ополченцами сделать, это уже идет против населения. Например, из Лисичанска, Северодонецка ополченцы вышли сами, чтобы не подвергать город артобстрелу, вывели из города своих ребят ночью, — тем не менее город разнесли в пух и прах. В кого вы палили? Ополченцев нету. Террористов, как вы говорите, в городе нету. Зачем вы разбомбили весь город? Завод этот огромный по переработке нефти. Потом, Краматорск, Рубежное, Северодонецк — там везде химкомбинаты. Если их разбомбить, это же будет экологическая катастрофа для всей Европы.
— А водоснабжение — все у нас питается прежде всего из Северского Донца, все водоочистные сооружения оттуда запитаны. С учетом того, что украинская власть последние, грубо говоря, пятнадцать лет вообще ничего не делала, это я вам клянусь. Безумные деньги мы платим за воду, за водоочищение. Ну вот я живу в Луганске, плачу деньги, по сравнению с моей зарплатой не маленькие, и еще каждые два дня должен пойти купить 10-15 литров бутилированной воды. Нельзя пить то, что в кранах, это однозначно. И на бутилированной бывает написано: «Не рекомендовано употреблять без термической обработки».
(Тут мой собеседник — врач, напоминаю, — еще много чего рассказал про воду, но про Северский Донец сетевые жители могут посмотреть в Интернете. Все равно же будете спрашивать, откуда он знает и мерил ли он ПДК своими руками. Что там будет с загрязнением и очисткой воды после всех разрушений — хороший вопрос... ЕК)

Что не так с Майданом

— Вот вы задавали вопрос, насчет власти, за что ее не любят. Ну а кто любит власть, вы, что ли, любите свою? Та власть, что была, — с ней все смирились. Начали выступать против, когда нам прислали после Нового года — вот эта новая власть, хунта или как ее называть... Они же тогда поубирали наших губернаторов и прочих, кто был, и прислали своих. Вот этих «своих» уже никто не воспринимал. Население встало против этой власти. Считали, что это худшее из худших, что они могли сделать, и подчиняться никто не хотел.
— Вся проблема была в чем: пришла новая власть, может, они что-то хорошее хотели принести. Но они ничего не делали. Первое, что сделали, — они раздали ордена тем, кто был на Майдане.
— В Луганске они что-нибудь полезное начали делать?
— Ничего.
— Еще из-за чего весь народ поднялся — что перестали уважительно относиться к участникам войны. Девятое мая было запрещено, памятники Ленину уничтожены, люди, которые надевали оранжевые ленточки, — их били, срывали с одежды, топтали, запрещали возложение цветов. Запрещали даже стишки, которые дети рассказывали на утренниках.
— Прямо официально было запрещено, или это были какие-то выплески снизу?
— Ну вот что полностью запрещалось, — ходить с этими лентами. Если на машине написано «Спасибо деду за победу» — чуть ли не машину разбивали, убери, напиши, что ты гордишься, что ты украинец. Я лично тоже горжусь, что я украинка, но после того как людей сожгли в Одессе, мне стало прямо стыдно за свою нацию.
— Я своими глазами видел. Я ехал с работы. Шел митинг в поддержку Майдана. То, что воны там стоялы, спывалы «Ще не вмерла Украина» — ну ради Бога, это гимн. А потом они по центральной улице с маршем Бандеры — «Будем ризать, будем быты, будем нэньку борониты». Это была такая публика... средний возраст двадцать лет, и у них в составе две-три девчонки и четыре мальчишки. Ходили по парку, который у меня напротив дома. Пытались нарваться на конфликт, но народ молча сидел. Парк детский, здесь дети, а они с этим маршем...
(Тоже мне беда, подумала я, кучка сопляков с песней, не видали вы наших... Потом подумала: а может, это мы в столицах неправы, что уже не воспринимаем кучку сопляков с песней про «резать и бить» как беду, пока они никого не зарезали? — ЕК)
— Ведь у нас, когда собирались митинги за Россию, за русский язык, — тут же собирались возле парка Горького, возле библиотеки, за украинский язык и за Украину. У нас много людей, которые в поддержку украинского языка, украинской власти. Нельзя одним словом про всех сказать, это будет неправда. У нас много мнений, даже семьи порасходились на этой почве. Если б украинская власть пошла хоть немножко на уступки, мне кажется, не было бы этого, до такого бы не дошло. Сейчас вот только что звонила домой, приятельнице, которая немножко засматривала за нашим домом. Она тоже выехала — в Белокуракинский район, к сестре, потому что разбомбили их квартал. Жить у нас вообще невозможно, потому что ниже нашей улицы поставили установку — то ли «Град», то ли какую. Те себе стреляют, эти же себе. Через наш дом летят снаряды, постоянно этот вой их. Перелетит снарядик нашу хатку чи не перелетит, это известно одному только Господу Богу.
— Ополченский «Град»?
— Не факт. У нас в городе... вот я попытаюсь защитить ополченцев, может я не прав, но: было сказано, что ополченцы запретили передвижение по городу любой техники — автобусов, машин, — кроме маршрутных такси, и средств спецтехники, которые принадлежат ополчению. Вот те, другие, которые по городу передвигаются, это неизвестно кто. В свое время в Луганск были введены спецподразделения, то есть диверсанты, которых сейчас пытаются отловить.
— Они сидели сначала тихо-тихо, мы их и не видели.
— Да-да. Ходили ребята с рюкзачками, в спортивной форме, в кедах или ботинках. Не разговаривали ни с кем, молча проходили мимо всех. Если я, например, иду по Москве, возник вопрос, я останавливаю человека и спрашиваю, как мне пройти. Эти люди молча маршировали в своем направлении, минимум три-четыре человека, и жили в определенных местах.
— В частном секторе снимали, в общежитии
— Снимали флигеля, в которых невозможно отследить, кто там находится. И вот сейчас, неизвестно, кто им поставил оружие, чем они занимаются, кто они такие.
— А цель этих людей?
— Диверсионные действия.
— Я вот, например, иду, едет скорая. Открываются двери, и с него они стреляют в кого попало. Отстрелялись и опять уехали, понимаете? Они в рафиках устанавливают это оружие, в таких машинах, где их засечь тяжело. Не будешь же останавливать все скорые. Проехали, выстрелили либо в толпу людей на остановке, либо в здание, либо еще куда-то – они вот этим очень вредят. Просто запугивание населения.
— Поэтому и запретили. И начиналось все это точно так же: стреляли неизвестно куда, неизвестно из чего, неизвестно по кому. Это даже не позиционная война, это война своих со своими, гражданская война.

Как выехать и кто остался

— Об эвакуации мирного населения кто-нибудь подумал, та сторона или эта?
— Нет.
— Боже упаси. Каждый сам за себя.
— Как же выезжали?
— Когда я выезжала, было еще более-менее... берешь билет и едешь. Я ехала в Москву: сели с мамой в поезд и поехали. Муж приехал позже, когда начали и стрелять, и взрывать. Уже было очень тяжело и с билетами, и со всем. В первый день он не смог выехать — билетов не было, надо было большие деньги платить, чтобы так тебя взяли. Он взял на следующий день, и так как мы побоялись, что разбомбят и железнодорожный вокзал, мы ему сказали: выезжай в Старобельск, и там он сел на московский поезд. А та моя приятельница, которая выехала сейчас в Белокуракинский район, — я спрашиваю, как же ты смогла выехать, ведь город-то закрытый? Она говорит, что утром, в шесть часов, от ДК строителей отправляется автобус. Он вроде бы как ходил курсом на Москву, а сейчас людей вывозят хотя бы вот в Старобельск. Хоть был комендантский час, они в три часа ночи встали и пешком шли к ДК Строителей, это не близко.
— А кто автобус пригнал?
— Ополченцы, кто угодно, но не правительство Украины — это уж сто процентов. Может, волонтеры, а может, и коммерция. Подали всего один автобус, а людей было очень много. Загрузили тридцать или больше человек, доехали от Луганска до Старобельска, сто километров — проехали двенадцать блокпостов. В Старобельске сломался автобус. Хорошо, что в Старобельске, а не в Счастье, где они стояли бы как мишень.
— Через Счастье? Там тоже стреляют?
— Ой, там все полностью разгромлено, даже пути железнодорожные. Там ТЭС, она на угле, и запасов угля осталось на 20 дней. А рельсы сорваны, и подвозить этот уголь — непонятно как. Если она встанет, то весь регион будет без света.
— А сейчас там свет и вода есть?
— Вода есть периодически, вода зависит от света. Если взорвали подстанцию, ее тут же чинят. Бывает, и по десять часов без света. Нету света — нету воды, потому что насосы не работают.
— Работодательница, к которой я ходил, — у нее родственники из Луганска. Бабушка 80 лет, воды нет, света нет. Мобильной связи нет практически. Я с отцом не могу созвониться. Телефон подзаряжать надо, а как, если нет электричества. И стоит это по 70 р. за минуту, а поговорить минимум полторы минуты. Интернета нет. На улицу выйти... Она мне сама говорит, открытым текстом: у них уже продовольствия нет. В магазинах ничего нет.
— Даже хлебные, все закрыты.
— Есть нечего. Людям есть нечего.
— А много народу там осталось?
— Очень много народу. Даже и не половина, наверное, процентов семьдесят. Лежачих больных вывезти невозможно, кто-то с ними остался на милость Божью. Разгромят дом — погибнут все, пронесет — пронесет. У нас все соседки там сидят, все! Одни люди боятся покинуть дом, другим некуда ехать. Третьи думали, что вот-вот все кончится. А сейчас даже и кто хочет, не может. Хотя и среди Украины стали эти массовые лагеря для беженцев оборудовать, но это поздно. Что я хочу сказать: никто не думает о людях. Люди не нужны. Такое впечатление, что решили угробить людей, избавиться. Вначале, когда этот сыр-бор начинался, власти надо было беседовать с людьми, тоже выходить на площади, объяснять, что будет все хорошо, мы будем все вместе, не будем запрещать язык. Тогда бы люди к ним потянулись. А когда уже переубивали половину, разрушили все, теперь они беседы проводят: лояльно ли вы относитесь к нынешней власти? (Смеются.) Как можно к ним относиться?!
— У меня профессор, хирург от Бога, его вся Европа знает, весь мир. Живет в Киеве. И вот когда был Майдан, Небесная сотня... накануне этого я приехал на мастер-класс. Он поехал ко мне на встречу, мне надо было пациентку показать ему, обсудить, — опоздал на два с половиной часа. Рассказывает, выскочило чмо в маске, бронежилете, с автоматом и с прапором, стояло поперек дороги, махало, стреляло по колесам машин и кричало: а ну-ка, сволочи, бежить захыщайте Украину! Он к нему подъехал и говорит: если ты сейчас с дороги не сойдешь, тебе не поможет ни автомат, ни прапор, я тебя просто раздавлю. Мне надо ехать по делам, меня ждут пациенты. Оно отошло и мне фак вдогонку показало.
— Хорошо, что не стрельнул.
— Услышал, что к пациентам, у них отношение все-таки есть...
— В Луганске есть бомбоубежища?
— Почти нету. Есть в школе — это надо было добежать до школы, и неизвестно, добежишь ли. Потом, на территории завода есть бомбоубежища, а завод — это тоже пропускная система. Мне легче в свой погреб спуститься.

Что делать дальше

— Расскажите еще про Россию, как здесь устраиваться теперь?
— Пока еще очень непонятно. Вот мы подали документы на статус беженца. Назначили нам на девятое октября. Август, сентябрь, октябрь, и потом еще ждать, пока будет рассматриваться... Ну ладно, нам есть пока где жить, есть какие-то сбережения, но как работать человеку без статуса? А без этой бумажечки нигде на работу не берут. Даже без этого... временного убежища... нигде не берут. Куда придешь, сразу спрашивают: есть бумажечка?
— А в том формуляре, который выдали, было написано, что должны были дать справочку. А справочку не дали.
— Очереди огроменные, не вам рассказывать. Мы занимали с утра. Но главное — сроки оформления.
— И сегодня тоже: мне надо подтвердить диплом, получить сертификацию в России. Хорошо, я согласен. Но вот возникает вопрос: для того, чтобы получить сертификацию диплома, хотя бы на экзамен пойти... А не факт, что я его сдам, потому что я почти двадцать лет назад закончил институт. Но для начала мне надо получить подтверждение статуса беженца, либо это — временное жительство.
— Те люди, беженцы которые живут в лагерях, — у вас, в Ростовской области, а потом их забирают в другие области, обеспечивают жильем, питанием. А что делать людям, которые приехали так, как мы, к родственникам, или еще как-то стараются сами устроиться? Кто меня на работу примет, если у меня гражданство — Украина, и никаких других документов нету?
— То есть в лагерях с этим лучше?
— Да, и УФМС туда выезжает, и документы помогают сделать, как нужно. Я понимаю, что в палатке жить — тоже не мед, но их кормят, А мы ни заработать не можем, и у людей сидеть на шее до бесконечности не можем. Мы же выехали голые и босые, жара была, а теперь уже осень скоро. Хотя бы дали возможность работать! Никто не просит манны небесной, дайте хотя бы документы!
— Я вообще возмущаюсь по этому поводу. Вот люди, которые прошли через блокпосты. Их поселили, дали им все, что нужно. Не проведена ни дактилоскопия, ни проверка паспортов, ничего. Кто знает, кого они завезли? А потом будут говорить: вот, понаехали банды убийц...
— А сами люди относятся хорошо. С пониманием. Я не встречала таких людей, которые бы в глаза радовались нашему горю, все с сочувствием, с пониманием: если что-то надо, вы спрашивайте... Среди гражданских людей озлобленных не видела. Никто не говорит: что вы приехали, у нас своих проблем выше крыши. И на детской площадке, и соседи по даче – все доброжелательные.
— Единственное, я сегодня услышал на собеседовании: будет очень сложно, у вас произношение украинское, будут ли пациенты довольны?
— Вы думаете, от добра мы побросали квартиры, машины и приехали? Думали, завтра же вернемся. Я лично каждый день уезжаю в Луганск, каждый день. И никак не доеду.
— Может, скоро кончится война?
— Так вот мы и надеемся. Нам бы уже хоть Нацгвардия, хоть кто угодно, лишь бы не бомбили. Ехали с мыслью, что день-два, и все закончится, а оно идет и идет.
— Неделю-две, теперь месяц-два... Год-два... (Смеются.)
— У меня уже руки опускаются. Ну вот вроде вчера прекратили стрелять. А они, такое ощущение, что в пятницу отстрелялись, в субботу-воскресенье отдохнули, и снова. И вот так постоянно, перманентная война.
— Ну вот сейчас, что сидят там наши ополченцы, — каждый день все больше жизней уносит и уносит. Ну не будут же два города отдельным государством. Естественно, что если уж вся область Луганская подконтрольная, то почему они не сдадут этот несчастный Луганск.
— Из Лисичанска ушли, и все равно бомбили.
— Гроши, гроши. Америка дала 17 миллиардов, и все. У меня такое ощущение, что вот то же самое... царство небесное тем, кто в Одессе был, и в Харькове, и в Донецке — самозарезались, самоубились, самосожглись... Уже, по-моему, всему миру это понятно. Цирк. Жалко людей на малайзийском лайнере, но то же самое было. Отчитались, что сбили самолет Путина...
— Там уже не разберутся вон какие чины, а мы с тобой тем более! Мы не можем сказать, что мы очень уж любим наших повстанцев, и я лично во многом с ними не согласна, но и то, что делает украинская власть с населением, это тоже неразумно, неправильно. Нужно было подумать о своих людях. Вот они все разрушили — кто это все будет подымать? Асфальт положить не могут, а тут мосты, что были взорваны...
— Если прекратится война, как по-вашему, удастся наладить сотрудничество?
— Внутри страны? Наладится, наладится. Кого силой, кого страхом, — страх перед силой очень велик, и даже если человек имел какое-то другое мнение, он передумает и скажет: извините, я заблуждался. Так что порядок наведут. Кто с каким мнением и сердцем будет жить, это вопрос.
— И вопрос, где. Или у себя дома, или нас действительно выселят куда-то. Это сложно сказать. Ну а с Россией отношения – это как в правительстве...
— Ну почему в правительстве — на Украине очень плохо народ настроен к России.
— Но у нас же много родственных связей, мы же не можем...
— Тут вопросов... не хочу сказать ничего.

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Дорогие товарищи, друзья и одножурнальцы! В ЖЖ новая главная, вот и я тогда что-нибудь поменяю, а может и не поменяю.        Хочу узнать вот какую вещь. Вдруг меня читают совсем ещё неокрепшие лица, которые ходят под стол. А увидев бранное слово в моём журнале, пойдут ...
Тут, в качестве поощрения, за участие шведов в текущих «условных воздушных боях» с русскими самолетами над Балтикой, пиндосы решили наградить несколько бывших пилотов шведских ВВС за «спасение» своего разведчика – легендарного SR-71. Для этого откопали старую историю про очередной отказ ...
В Сибири весна победила зиму окончательно. В Красноярске и пригороде практически каждый день стабильно температура воздух прогревается выше +10°С в тени после обеда. Вполне себе комфортная погода для прогулок и занятия всякими спортом и физкультурой жителями города по паркам, ...
Я хотел бы повторять этот пост чаще, но получается только раз в год. 2010 2011 2012 2013 2014. 2015 Вместо Jamón serrano положили Jamón ibérico cebo Tesoro de Jabugo. На самом деле это хороший признак. Значит, дела у конторы идут в гору. Не то что в кризисном ...
...