Путь воина – это смерть

   Вот ты, Лиза, говоришь (ну хорошо, не говоришь – думаешь): Япония, самураи, разрезающие свои животы в знак презрения к смерти, харакири, сеппука, а хочешь я тебе расскажу историю о штаб-ротмистре кавалергардов Кузьминском? Даже если не хочешь, все равно расскажу…

   Впервые я узнал о ней из мемуаров Сергея Юльевича Витте «Воспоминания (Детство, Царствование Александра II и Александра III)» и эта история отложилась в памяти. А затем читаю как-то «Убийство Распутина» Александра Бушкова, и ба…, натыкаюсь на знакомое имя.
   Цитирую Бушкова: «Государь император Александр II покидает румынский город Яссы. Уже поднимаясь в вагон, государь оглядывается и кого же он видит? В толпе да еще в первом ряду(!) как ни в чем не бывало торчит бывший полковник Кузминский, личность в некотором роде легендарная, хотя и сугубо отрицательного имиджа.
   Несколько раз его за всевозможные «беспутные проделки» отдавали под военный суд и разжаловали в солдаты, но он всякий раз ухитрялся выслужиться обратно в офицеры. Вроде бы уже и покончил с предосудительным образом жизни в туркестанской кампании получил Георгиевский крест. Но вот поди ж ты, снова угодил под суд только на сей раз сбежал в Сербию искать приключений. Его, как дезертира, ищут по всем Балканам, а он, изволите ли видеть, под самым носом обретается, военную музыку слушает…
   "Ар-рестовать мерзавца!" – взревел государь император. Но беспутный Кузминский, не дожидаясь, когда его повяжут, выхватил из за пазухи кинжал и моментально зарезался до смерти»
   Мало красивого, правда? Но Бушков или опять соврал (Александр Александрович, вообще, любит приврать), или не знал всей правды, которая представляет и самого Кузьминского, и его поступок совсем в ином свете.

   Но сначала предыстория.

Еще до начала Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. с началом восстания в Герцеговине 1875 года герой Туркестана и взятия Ташкента генерал Черняев в нарушение высочайшего запрета Александра II нелегально покинул пределы России и отправился на Балканы.
   В Белграде Черняев был назначен главнокомандующим сербской армией, что послужило сигналом к наплыву в Сербию русских добровольцев. К моменту официального вступления России в войну на Балканах под командованием генерала Черняева находилось уже 4 тысяч русских волонтеров («Турецкий гамбит» помнишь?).
   С началом Русско-турецкой войны Черняев был прощен и вновь зачислен на русскую военную службу, а наплыв добровольцев в Сербию усилился

   Теперь о Кузьминском. Он был не полковником, а штаб-ротмистром, но не простым, а штаб-ротмистром Кавалергардского полка, самого элитного полка российской гвардии. Его штат включал в себя всего 5 штаб-ротмистров, и выше Кузьминского по чину в этом полку были только 5 ротмистров, 5 эскадронных командиров, командир полка, и на верху шеф полка – сам император Александр II.
   До кавалергардов, действительно разжалованный за что-то Кузьминский, служил в Туркестане под командованием того самого генерала Черняева. В Туркестане Кузьминский воевал не просто храбро, а геройски – он был награжден не одним, а тремя Георгиевскими солдатскими крестами. Кроме восстановления в офицерском звании, Кузьминский своей храбростью заслужил и перевод в гвардию. Служа в кавалергардах Кузьминский был лично известен и царю, и великим князьям как отчаянный герой Туркестана.

   На начало Русско-турецкой войны Кавалергардского полк был расквартирован в Царстве Польском, но с 1812 года (и вплоть до 1914-го) кавалергарды не участвовали ни в одной военной компании. Знавший о том что воевать кавалергардам и на этот раз не придется, штаб-ротмистр Кузьминский испросил отпуск и отправился в Петербург чтобы самолично вручить хорошо знавшему его наследнику Александру Александровичу рапорт о переводе из гвардии в действующую армию на Балканы.
   Однако в удовлетворении рапорта ему было отказано. И вместо возвращения в расположение своего полка Кузьминский самовольно отправился на Балканы, чтобы вступить в волонтеры и, если удастся, обратиться там лично к государю с просьбой о прощении. Ведь был же прощен за почти такой же проступок генерал Черняев…

   И вот в Яссах Кузьминский дождался императорского поезда, в котором на Балканы ехал Император Александр II. А теперь слово очевидцу Витте: «Когда Императорский поезд прибыль в Яссы, мы вышли из поезда и стали около вагона, где находился Император. Государь не вышел из вагона, а открыв окно, уперся на него локтями и смотрел вдаль, причем он тяжело дышал, так как в этот день усилено страдал астмой. Вдруг я вижу, что глаза его, устремленные на платформу, остановились и он стал чрезвычайно пристально к чему то присматриваться и дышал крайне тяжело. Естественно, мы все обернулись и стали смотреть в этом же направлении.
   И вот я вижу, что там стоит ротмистр Кузьминский в черкеске со всеми своими Георгиями. Император, обращаясь к нему, говорит: "Ты ротмистр Кузьминский?" Тот говорит: "Точно так, Ваше Величество", - и в это время подходит к вагону и, по-видимому, начинает просить прощения у Государя, а Государь ему говорит: "Ты, - говорит - дезертир, ты убежал из моей армии без моего разрешения и без разрешения начальства".
   В это время около меня стоял начальник тыла армии, генерал-лейтенант Каталей. Государь, обращаясь к Кателею, сказал: "Арестовать его и посадить в крепость".
   И вдруг я вижу, что Кузьминский вынимает кинжал и преспокойно всовывает его себе в сердце. Для того, чтобы Император Александр II этого не заметил, мы все обступили Кузьминского: вынимать кинжал было поздно, так как наполовину он всунул его в сердце. Окружив его для того, чтобы он не упал, а стоял, мы постепенно, прижимая его, двигались прочь от вагона. К этому времени подоспели другие офицеры, так как на платформе было много людей.
   Между тем Император не отходил от окна, но не понимая, в чем дело, все спрашивал: "Что такое? Что случилось?". Для того, чтобы выйти из этого положения, я обратился к тамошнему начальнику железной дороги, прося его, как можно скорее отправить поезд»

   Но и это еще не всё. Во время следования императорского поезда Александр II передумал, и приказал военному министру Милютину отправить в Яссы телеграмму следующего содержания «Соизволяю повелеть Кузьминского простить и в крепость не сажать». Телеграмма в Яссы пришла, но было уже поздно – штаб-ротмистр кавалергардов Кузьминский закончил свой путь воина. 
   А ты говоришь (ну хорошо, не говоришь – думаешь): Япония, самураи, разрезающие свои животы в знак презрения к смерти, харакири, сеппука. Были и у нас свои самураи…

   Этот пост написан специально для Лизы ака podolianka