путь иконописца Ильи (Репина)

mmekourdukova — 23.04.2018

Тут весь ЖЖ лежит повергнутый в недоумение картиной Репина «Не ждали» религиозной живописью классика.
Каменты в том ликбез-постинге настолько выдающеся-дремучие, что даже не смешно. Открывается в них вся таинственная русская душа второго тысячелетия после крещения Руси, разорвавшая связь со всем прочим христианским миром и даже с собственной своей культурной историей.

Страдают там по следующим направлениям – почему Репин вдруг писал такие плохие (хуже своих среднеарифметических) картинки именно на эти сюжеты? Почему эти картинки на иконные сюжеты – не иконы? И как мог (в смысле да как он смел?!) Репин браться за такие сюжеты, если он не верил? (а что он не верил, это с достоверностию выводится из картинок же: наши люди таких плохих картинок на такие хорошие темы не красят). Дело осложняется ещё и тем, что Репин же классик, вот как Пушкин, то есть он весь по определению хороший, и вдруг такое оскорбление всенародных верующих чувств! лучше бы он испортил воздух в гостиной или провел ночь в вытрезвителе .

Я, кажется, могу объяснить, в чем там дело

и почему такой конфуз.

Только для этого прежде всего надо вспомнить, что Илья Ефимович жил в эпоху до Леонида Успенского. Во времена относительного единства русской христианской культуры, ну, конечно, с досадным отставанием низов и провинции от верхов и столицы, но в полнейшем безоговорочном консенсусе о том, что всякий художник-христианин может писать иконы. Не было тогда вот этой поганой постсоветской схизофрении, что, мол, есть искусство – а есть иконопись, есть художники – а есть иконописцы. Отдельно Церковь, а отдельно культура.

Солдатский сын Илюша Репин мечтал сделаться художником, любил страстно и самозабвенно это дело – потому и пошел сначала в картографы (по месту жительства, кантонист же!), а потом в иконописцы. А другой ниши для провинциального мальчика из простонародья просто не существовало, разве что в вывесочники ещё. Был ли он верующим, брал ли особое благословение, рассматривал ли свой выбор как род посвящения? Не смешите меня. Он был по умолчанию верующим, как вся Российская империя, и выбирал профессию, ремесло, а не особую духовную практику.

Точно так же нет сомнения в том, что никакому особенному иконописному стилю, ничему похожему на Московскую школу 15-16 вв. Илюша не обучался и обучаться не мог. Этого стиля тогда просто не существовало в мировом культурном менталитете  – вот как не существовало ещё, скажем, Пальмиры или гробницы Тутанхамона, не раскопанных археологами.  Илюша даже не знал ещё такого слова – стиль. Он просто жил в стилистике своего времени и места, по умолчанию принимая ее за единственно возможную. Это было нечто вроде хорошо устоявшегося украинского барокко, более или менее сильно продвинутого в сторону академизма, и несомненно «открытое сверху», т.е. с выходом на «ученый» академизм, для самых талантливых.

Вот младой Илюша и бросил свою (очень удачно начатую, кстати!) карьеру провинциального иконописца-кустаря и устремился на путь узкий и тернистый. Только не надо думать, что он «расцерковился» и предал свое духовное призвание, свернув во тьму внешнюю светского искусства. Ничего подобного. Он просто хотел стать лучшим и ученнейшим художником, нежели был.

В АХ его приняли практически сразу – там вообще охотно брали провинциальных богомазов, ценя их твердую руку и профессиональный глазомер. Их НЕ ПЕРЕУЧИВАЛИ, их только доучивали. Профессора АХ ведь тоже были иконописцами. О своей первой личной встрече-беседе с одним из ведущих тогдашних иконописцев, Иваном Николаевичем Крамским, Репин подробно и толково рассказывает сам в автобиографической повести «Далекое близкое». Визит студента к мастеру затянулся почти до рассвета – Крамской, воодушевившись, принялся рассказывать скромному провинциальному иконописцу, чем был Христос для него, процветающего столичного иконописца, а Репин завороженно внимал:

«Начав понемногу о Христе, по поводу образа,, - вспоминает Репин, - он уже не переставал говорить о Нем весь этот вечер. Сначала я плохо понимал его, мне очень странным казался тон, которым он начал говорить о Христе: он говорил о Нём, как о близком человеке. Но потом мне вдруг стала ясно и живо представляться эта глубокая драма на земле, эта действительная жизнь для других. «Да, да, конечно, - думал я, - ведь это было полное воплощение Бога на земле». И далее: «... я был совершенно поражен этим живым воспроизведением душевной жизни Христа. И казалось, в жизнь свою я ничего интереснее этого не слыхал... Всё это было для меня такой новостью, было сказано с таким чувством и так просто, что я едва верил ушам своим. Конечно, всё это я читал, даже учил когда-то со скукой и без всякого интереса слушал иногда в церкви... Но теперь! Неужели же это та самая книга? Как это всё ново, глубоко, интересно и поучительно! Он сам был возбужден своими идеями, сопоставлениями и все более и более увлекался живой передачей вечных истин нравственности и добра. Утомления его давно не было и помину; голос его звучал, как серебро, а мысли, новые, яркие, казалось, так и вспыхивали в его мозгу и красноречиво звучали. Я был глубоко потрясен и внутренне давал уже себе обещание начать совсем новую жизнь...»

Эвона как! Какой парадокс для схизофренического постсоветского сознания – иконописец со стажем, чьими иконостасами уже украшен не один храм на солнечной Чугуевщине, духовно потрясается беседою с профессором СПб Академии Художеств.

А парадокса тут нет никакого. Молодой провинциальный иконописец потрясается духовным опытом старшего столичного собрата, что может быть естественнее? Да, профессор АХ сумел поговорить с юношей о Христе так, как ни разу не сумели поговорить с ним ни пьяненькие коллеги, ни дремучие кутейники в глубинке – что ж тут странного? Не за этим ли юноша тащился в столицу на свой страх и риск и тощие первые гонорары? А то сидел бы в Чугуеве, ел бы галушки со сметаною, и продолжал списывать с засаленных олеографий щекастеньких ангелов и румяных Спасов. И отчаянно скучать, особенно по воскресеньям (я ничего не выдумываю, всё это описано самим Ильёй Ефимовичем в уже упомянутой книге).

Да, но а дальше-то? Почему же Репин так и не написал Икон с большой буквы, равных по качеству и по духовному резонансу его знаменитым картинам? Почему он не написал ничего равного хотя бы образам Крамского?

Объяснение – не в том, что он обмирщился и расцерковился. А прежде всего в том, что, во-первых, специализацией Репина был не портрет, а историческая живопись, т.е. многофигурная композиция, нарратив. Он и закончил АХ по классу исторической живописи с дипломом «Воскрешение дочери Иаира», хорошей крепкой картиной-иконой – ну то есть иконой в святоотеческом, а не субкультурном смысле слова. И дальше так и продолжал по той же специальности (многофигурная историческая или жанровая композиция), и был ценим современниками, и прекрасно продавался, и был счастлив тем, что делал. Почему он не получал церковных заказов? – а это, товарищи, вопрос не к нему. А может, он и получал предложения – но не сошлись в цене, или заказчик выставлял дурацкие требования, да мало ли. Интерес же к евангельской тематике у Репина несомненно был, вон сколько всего он накомпоновал, наэскизировал, наэтюдил «для себя» - начав, кстати, именно после той первой беседы с Крамским.

Но так ничего и не довел до кондиции. И, кажется, ни в одном эскизе не удалось ему соединить возвышенную серьезность, благородный пафос – с реализмом и качественной живописью. Это ведь очень, очень трудно. Гораздо труднее, на порядок труднее, чем просто реализм и качественная живопись, или чем просто возвышенная серьезность и благородный пафос.

А с иконой-портретом, т.е. с самым главным жанром священной живописи, и вовсе ничего не вышло. Репину ведь был, по роду дарования и по образованию, жанрист, рассказчик, а не портретист, как Крамской. Портреты Репин тоже писал – но хорошо удавались ему, обратите внимание, именно портреты с элементами нарратива, а не портреты как таковые.

И, кроме того, ему явно мешал бэкграунд провинциального иконописца. Всякий раз, когда он брался за кисть с намерением изобразить Христа – все дешевые штампы, все махровые наивности его бездумной ремесленно-иконописной юности грязной пеной поднимались со дна, и ему, надо думать, просто не хотелось продолжать. Ему не хотелось будить в себе того плохого художника своей захолустной юности, который поневоле приятельствовал с тупыми опустившимися кустарями и закусывал водку галушками. Ибо теперь он был художником гораздо лучшим.

Вполне возможно, что, получи Илья Ефимович солидный заказ для храма – он сделал бы необходимое усилие, и стряхнул бы эту грязную пену, и выписался бы в достойные иконописцы уже не провинциального кустарного полубарокко, а чистого высокого академического стиля. Но заказы были – другие, и Репин просто оказался невостребован как иконописец, а его (в значительной своей части провальные, и никогда не завершенные) частные попытки «для души» остались нам в назидание.

Какое бишь назидание? А такое, что чем выше художественная школа, личная или национальная, тем выше должна стоять и икона. Что для священного сюжета ещё недостаточно школы и владения стилем (любым историческим стилем), а нужно нечто большее. И что существование отдельной низовой иконописной школы, отдельной иконописной стилистики, этакой резервации в рамках некой единой христианской культуры чревато нехорошими последствиями.

А именно – существует опасность, что наиболее талантливые художники так во всю жизнь и не сумеют сложить вместе свои религиозные чувства и свой излюбленный, многими трудами давшийся стиль.

И эпоха в жизни Церкви останется без своей Иконы.

Сохранено

</>

путь иконописца Ильи (Репина)

Тут весь ЖЖ лежит повергнутый в недоумение картиной Репина «Не ждали» религиозной живописью классика . Каменты в том ликбез-постинге настолько выдающеся-дремучие, что даже не смешно. Открывается в них вся таинственная русская душа второго тысячелетия после крещения Руси, ...

Читать полностью

Источник

Оставить комментарий

Популярные посты:

didius

Кому подойдёт онлайн-казино Vulkanstars

jjnatt

Я русский бы выучил только за то...

pantv

Дом-стена на Дворцовой в Петербурге. Есть такая или нет?

everstti-rymin

Нашим картёжникам

nathoncharova

Почему в СССР до хрущевской оттепели ходили дома в уличной обуви

dymontiger

Модники из российского метрополитена 01.04.24

seawolf-2050

Когда и как убьют Трампа?

shatff

В этот день 10 апреля – 2

watermelon83

Вечеринка в Принстоне

• Ранее
• Архив