Профессор МГУ Владислав Смирнов. Надежды и разочарования в эпоху Оттепели

топ 100 блогов philologist08.04.2018 Владислав Павлович Смирнов (род. 1929) — советский и российский историк, специалист по истории Франции. Заслуженный профессор Московского университета (2012), лауреат премии имени М.В. Ломоносова за педагогическую деятельность (2013). В 1953 году В.П. Смирнов окончил исторический факультет МГУ, затем стал аспирантом, а с 1957 г. начал работать на кафедре новой и новейшей истории исторического факультета МГУ, где прошел путь от ассистента до профессора. Ниже приводится фрагмент из его книги: Смирнов В.П. ОТ СТАЛИНА ДО ЕЛЬЦИНА: автопортрет на фоне эпохи. – М.: Новый хронограф, 2011.

Профессор МГУ Владислав Смирнов. Надежды и разочарования в эпоху Оттепели

Между надеждой и разочарованием

Первые годы правления Хрущева внушали мне оптимизм и надежду. Промышленность быстро развивалась. Первый урожай на целине был очень богатым. В 1953 г. в СССР испытали водородную бомбу, а в 1957 г. запустили первый искусственный спутник земли. Это означало, что Советский Союз обладает «абсолютным» ракетно-ядерным оружием, способным поразить любую точку земного шара. В 1954 г. в СССР построили первую в мире атомную электростанцию, в 1959 г. советская ракета впервые достигла Луны, а в 1961 г. Юрий Гагарин совершил первый полет в космос и впервые облетел вокруг земли. Это были величайшие научно-технические достижения. Мы опередили Америку, мы были первыми в мире. Наша страна стала не просто великой державой, но одной из двух «сверхдержав».

Особенно большой энтузиазм вызвал полет Гагарина. По улице Горького прошла стихийная демонстрация ликующей молодежи – такого раньше не случалось. Кинорепортеры засняли её, и сейчас эту запись время от времени показывают по телевидению. Мне кажется, я различаю в толпе демонстрантов молодое, счастливое, улыбающееся лицо Тома Петрова. Всеобщее одобрение вызвали введенные Хрущевым пенсии для колхозников. Они были крохотные. После денежной реформы 1961 года, уменьшившей номинальную стоимость рубля в 10 раз, минимальная пенсия по старости для колхозников составляла всего 12 рублей, а средние пенсии – 15–20 рублей. Но ведь раньше колхозники вообще никаких пенсий не получали, их старость была совершенно необеспеченной.

Городским пенсионерам жилось получше. Им платили пенсию 105 (потом 120) рублей в месяц в зависимости от прежней зарплаты. Максимальный размер пенсии по старости для обычных (не «персональных») пенсионеров составлял 132 рубля. Хрущев ликвидировал принудительную подписку на государственные займы, обещал к 1965 году отменить все налоги, и, действительно, сократил или отменил часть их них, в том числе раздражавший многих налог на холостяков и малосемейных граждан. В 1960 г. был принят закон о семичасовом рабочем дне вместо восьмичасового. Рабочим и служащим несколько раз повышали зарплату, но, пожалуй, самым важным мероприятием, затронувшим многие миллионы семей, было начатое по инициативе Хрущева, невиданное по своим колоссальным масштабам жилищное строительство.

Вернувшись в Москву после одной из своих первых поездок по стране, во время которой его засыпали просьбами о жилье, Хрущев объявил решение жилищной проблемы одной из важнейших задач «партии и правительства». Стремясь максимально удешевить строительство и увеличить количество квартир, он заставлял архитекторов, несмотря на их вполне естественное недовольство, проектировать маленькие стандартные квартиры с низкими потолками и крошечными кухнями в однообразных типовых домах, не выше 5 этажей, чтобы обойтись без лифта. Как выяснилось впоследствии, Хрущев руководствовался не только экономическими, но и военными соображениями: «Чем выше здания, тем при бомбежке больше разрушений и жертв», – считал он. По распоряжению Хрущева были построены огромные домостроительные комбинаты, где изготовляли отдельные элементы типовых домов. Потом их привозили на место стройки и там быстро собирали дом из готовых деталей.

Разрешили строить не только государственные, но и кооперативные дома. Предприятия и учреждения создавали свои жилищно-строительные кооперативы, члены которых получали долгосрочные государственные кредиты. Для нас с Инной и для наших друзей это имело огромное значение. Почти ни у кого из нас не было своей квартиры. Обычно молодые семьи жили вместе с родителями, часто – в коммунальных квартирах. Так например, наша приятельница, кандидат филологических наук, жила вместе с мамой в одной из комнат огромной коммунальной квартиры в центре Москвы в Лучниковом переулке. Раньше вся квартира принадлежала какому-то богачу. Его наследникам оставили две комнаты, а в остальных поселили еще восемь семей. В общей кухне стояли три газовые плиты и почти всегда сушилось белье, потому что его стирали в той же кухне или в ванной. Имелось расписание – кто в какой день стирает белье, моется в ванной, выносит мусор и убирает места общего пользования.

Ремонт в квартире не делали с довоенного, а, может быть, и с дореволюционного времени. Пол в коридоре выступал горбом, стену, выходившую на улицу, пересекала глубокая трещина. Чтобы выяснить, проходила ли она через стену насквозь, мы запускали в трещину тонкую проволочку, но эксперимент не дал однозначного результата. В отличие от многих других коммунальных квартир, соседи жили мирно и даже дружно. Разъехавшись потом по отдельным квартирам, они продолжали встречаться друг с другом. Другая наша приятельница – тоже кандидат филологических наук – жила с мужем и ребенком в трехкомнатной квартире своих родителей, где кроме ее семьи обитало еще шесть человек. Молодым отгородили занавеской угол в проходной комнате. Для таких семей жилищный кооператив был спасением.

Университет тоже учредил свой жилищный кооператив, и у нас с Инной появилась реальная перспектива обзавестись собственной квартирой. Правда, не хватало денег на первоначальный взнос – он составлял 1750 рублей за двухкомнатную квартиру – немалая сумма при зарплате доцента 320 рублей в месяц, но помог Ефим Наумович. Мы вступили в кооператив и ходили смотреть, как не очень далеко от Университета, на пустыре рядом с какой-то деревней, строят наш будущий дом. При Хрущеве разрешили не только жилищно-строительные кооперативы, но и садово-огородные (в просторечии – дачные) товарищества. Члены дачных кооперативов получали небольшой участок земли – обычно 6 «соток» (т.е. 600 м2), как правило, в неудобных для сельского хозяйства местах. Им разрешалось на своем участке построить маленький одноэтажный домик без печки и отдельную кухоньку, разбить огород, посадить сад. Землю давали далеко не всем желающим. Дачные кооперативы создавались при учреждениях и предприятиях, ведали ими профсоюзы, и жаждущие вступить в дачный кооператив порой подолгу ждали своей очереди. Тем не менее, дачными участками обзавелись очень многие. Они растянулись на десятки километров во все стороны вокруг Москвы и других крупных городов. Дачевладельцы, как муравьи, копошились на своих участках с утра до ночи, превращая свалки и пустыри в сады и огороды.

Я видел такие чудесные превращения своими глазами. Когда моим друзьям дали садовый участок близ станции Гжель в 57 км от Москвы, подруга хозяйки, увидев его, прослезилась. Посреди пустыря на покрытой шлаком земле лежали куски кирпича, битое стекло, обрывки проволоки, а по середине участка находилась большая яма, заполненная мусором. Нигде ни травинки, ни кустика. Хозяевам пришлось сначала найти бульдозер, который засыпал яму и разровнял участок, затем привезти несколько грузовиков земли и только потом ставить забор, строить дом, сажать деревья и цветы. Сейчас их участок и все соседние участки утопают в зелени. На месте пустыря и свалок раскинулись цветущие и плодоносящие сады.

Обустройство дачных участков крайне осложнялось тем, что при советской власти, которая очень боялась возрождения «частновладельческих тенденций», строительные материалы частным лицам не продавались. Нанять бульдозер, автомашину, рабочих официальным путем тоже было нельзя. Все приходилось «доставать» в обход закона. Например, владельцы дачных участков в Гжели «договаривались» с трактористами, шоферами и сторожами на соседней стройке (обычно, за несколько бутылок водки), и те работали на их дачных участках, или разрешали дачникам тащить со стройки доски и кирпичи (иногда по ночам). Нелепые ограничения вынуждали этих честных, порядочных и законопослушных людей постоянно нарушать закон – иначе ничего сделать было нельзя.

И все же дачные и строительные кооперативы бурно росли, сокращая недостаток жилья и улучшая жизнь миллионов людей. Международная обстановка тоже внушала надежду. После смерти Сталина «холодная война» пошла на убыль. Советский Союз подписал Государственный договор с Австрией и вывел оттуда свои войска, установил дипломатические отношения с ФРГ, вернул на родину еще находившихся в СССР немецких военнопленных. Советские вооруженные силы были сокращены почти на 2 млн. человек. Летом 1955 г. советские руководители: Хрущев и Булганин, впервые за послевоенное время, встретились с руководителями США, Великобритании и Франции на конференции в Женеве. Хрущев постоянно общался с руководителями иностранных государств, убеждая их в миролюбии СССР, и приглашая посетить Советский Союз.

Первым из крупных иностранных государственных деятелей в СССР приехал премьер-министр Индии Джавахарлал Неру. Его встречали очень тепло. Улица Горького, по которой в открытом автомобиле ехал улыбающийся Неру с розой в петлице, была заполнена толпами москвичей, приветствовавших гостя. В отличие от многих других последующих визитов иностранных деятелей, это была стихийная, а не заранее организованная встреча. Я стоял в тот момент на балконе здания, выходившего на улицу Горького, и видел, как люди сбегались к машине Неру, радостно махали руками, кричали «ура», иногда бросали цветы. Советский Союз стал энергично поддерживать национально-освободительные движения. Он внес в Организацию Объединенных наций проект Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам, основные положения которого вошли в резолюцию, принятую ООН. У Советского Союза завелись союзники в «третьем мире».

Постепенно улучшались отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки. Летом 1959 г. в Москве, в Сокольниках, открылась американская выставка. Это было большое не только культурное, но и политическое событие. Выставку приветствовал президент США Эйзенхауэр. На ее открытие прибыл вице-президент США Ричард Никсон. Советские газеты поместили множество фотографий Никсона вместе с Хрущевым и другими советскими руководителями; описывали как Хрущев и Никсон прогуливались по Москве, катались на катере по Москве-реке, где их приветствовали загоравшие и купавщиеся москвичи; как они яростно спорили в построенном на выставке «типичном американском доме». Никсон говорил, что американцы наслаждаются высочайшим уровнем жизни в таких домах с несколькими спальнями и механизированными кухнями. Хрущев отвечал, что «мы такие дома строить не будем. Они сделаны из фанеры и больше двадцати лет не простоят». К тому же «чтобы американец смог купить такой домик, он должен иметь очень много долларов, а советский человек имеет право требовать жилье у председателя горсовета».

Во время прогулки Никсона по Москве произошел забавный эпизод. Посетив Даниловский рынок, Никсон подошел к «простому рабочему» – как выяснилось весовщику В. Смагину – и протянул ему «в подарок» 100 рублей – немалую, по тем временам, сумму. Сопровождавшие Никсона корреспонденты принялись фотографировать эту сцену, но оказалось, что вице-президент недооценил сознательность советских людей, а, может быть, и работу соответствующих советских «органов». По сообщению «Правды», весовщик Смагин «с достоинством отолкнул деньги и заявил: “Я не нуждаюсь в подарках. Я работаю, и того, что зарабатываю, мне вполне хватает”». Выставка вызвала очень большой интерес, туда устремилось множество москвичей, и власти принялись по-тихоньку ограничивать продажу билетов на нее, «распределяя» их по различным организациям. Будучи лектором Парткома МГУ, призванным бороться с буржуазной идеологией, я получил такой билет, чтобы, на основе собственных впечатлений, убедительнее разоблачать капиталистический образ жизни.

На выставке я увидел сферический золотой купол главного павильона, много прекрасных фотографий, красивые автомобили, компьютер (которой тогда еще называли счетной машиной), предметы домашнего обихода, одежду, косметику. Около каждой вещи висела бирка с ценой в долларах. Поскольку доллар тогда стоил, кажется, 90 копеек, цены казались очень низкими. Правда, долларов у советских людей не было и не могло быть – частным лицам запрещалось иметь иностранную валюту. Между павильонами вилась большая очередь за известным по книгам, но не встречавшемся в СССР почти волшебным напитком – Кока-Колой, который бесплатно наливали всем желающим из большого чана. Я тоже встал в очередь, и всего через какие-нибудь полчаса получил бумажный стаканчик с темной жидкостью, не слишком понравившегося мне вкуса. Я ожидал чего-то большего, но все же выставка помогла мне впервые прикоснуться к другому образу жизни и, может быть, к другой цивилизации. В сентябре 1959 г. Хрущев по приглашению Эйзенхауэра первым из высших советских руководителей посетил США. Его визит вызвал огромный интерес. Хрущев ездил по Америке, выступал по американскому телевидению, устраивал пресс-конференции, встречался с самыми разными людьми и пропагандировал достижения СССР. На встрече с Эйзенхауэром Хрущев подарил ему копию вымпела, только что доставленного на Луну советской ракетой. Это был выигрышный пропагандистский ход: американские ракеты еще до луны не долетали.

В результате переговоров Хрущева с Эйзенхауэром СССР и США высказались за мирное урегулирование спорных вопросов и договорились организовать весной 1960 г. в Париже встречу руководителей СССР, США, Великобритании и Франции для обсуждения проблем послевоенного устройства. Хрущев пригласил Эйзенхауэра посетить СССР и тот ответил согласием. В преддверии этого события на Байкале стали строить особую резиденцию для приема Эйзенхауэра, а в Москве заново асфальтировать улицы, сносить одряхлевшие постройки и красить заборы. Авторитет Советского Союза увеличился, людям стало легче жить. Я этому радовался, но кое-что начинало меня настораживать. Еще в 1957 г. Хрущев поставил задачу «догнать и перегнать США по производству мяса, масла и молока на душу населения». Выступая в 1958 г. на XXI съезде КПСС, он объявил, что уже в 1965 г. Советский Союз «будет производить промышленной продукции на душу населения больше, чем сейчас производится ее в наиболее развитых странах Европы», а «производство важнейших продуктов сельского хозяйства в целом и на душу населения превысит современный уровень США». У меня, как и у всякого, кто был знаком с зарубежной статистикой, эти обещания вызывали очень большие сомнения: слишком велик был разрыв в экономике СССР и ведущих капиталистических стран.

После выступлений Хрущева началась усиленная пропагандистская кампания. Колхозы, совхозы и целые области брали на себя «повышенные обязательства» по производству зерна, мяса, молока, постоянно рапортовали об успехах. Колхозным бригадирам, собравшим со своего поля по 30 центнеров зерна с гектара, присваивали звание Героя Социалистического труда – равноценное званию Героя Советского Союза. Тем не менее продовольствия не прибавлялось, а цены на него росли. Я прочитал сообщение о смерти секретаря Рязанского обкома КПСС А.Н. Ларионова – я знал эту фамилию. Раньше Ларионов работал секретарем Ярославского обкома КПСС, и я слышал хорошие отзывы о нем. Вскоре пошли слухи, что Ларионов покончил с собой, потому что взял обязательства за два года утроить производство мяса и молока, но не смог его выполнить. Планы «догнать и перегнать» Америку провалились. Тогда Хрущеву пришла в голову, по его мнению, очень хитрая, а на самом деле глупая, мысль.

Чтобы увеличить, хотя бы на бумаге, численность поголовья общественного скота, а затем объявить об успешном выполнении планов, он запретил содержание скота в городах и рабочих поселках, а колхозников заставлял сдавать свой личный скот в колхоз, обещая, что взамен колхоз будет снабжать их готовой продукцией: молоком, мясом, маслом. Под нажимом властей значительную часть скота, находившегося в личной собственности, отдали в колхозы, но ожидаемого подъема животноводства не произошло. Кормов по-прежнему не хватало, кукуруза, которая должна была восполнить их недостаток, давала низкие урожаи или вовсе не вызревала. Часть обобществленного скота погибла от бескормицы и плохого ухода, продуктов за сданный в колхоз скот колхозники не получали. На сплошь распаханной целине началась эрозия почвы, возникали пыльные бури, урожаи резко снизились. Молоко, мясо и даже хлеб стали исчезать из магазинов.

В газетах писали, что «трудности» с хлебом вызваны тем, что несознательные горожане не берегут его, а столь же несознательные сельские жители кормят скот хлебом, потому что он дешевле обычных кормов. Повсюду развесили плакаты: «Хлеб всему голова. Берегите его!», но они не помогали. Приехав в 1960 г. в Ярославль, я, как обычно, отправился на рынок и обнаружил, что молочных и мясных прилавков больше нет. В единственном сохранившемся на рынке мясном ларечке лежали только ободранные кости, гордо именовавшиеся «суповым набором». Раньше в наших туристских походах мы могли купить молоко в деревнях, теперь его не стало. Деревенские жители объясняли: «Никита отнял коров». Чтобы избежать полной продовольственной катастрофы, правительство с 1962 г. втихомолку покупало зерно за границей, но продолжало объявлять о новых успехах и давать новые обещания. В принятой в 1961 г. на XXII съезде КПСС по докладу Хрущева программе Коммунистической партии говорилось: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».

Хрущев намеревался достичь коммунизма через 20 лет – в 1980 году. Согласно программе КПСС, к этому времени Советский Союз должен был оставить далеко позади Соединенные Штаты Америки по производству промышленной и сельскохозяйственной продукции. Реальные доходы на душу населения должны были возрасти более чем в 3,5 раза. «Каждая семья, включая семьи молодоженов, будет иметь благоустроенную квартиру», – гласила программа КПСС. Пользование жильем, коммунальными услугами, общественным транспортом, а затем и общественным питанием должно было стать бесплатным. Рабочий день обещали сократить до 30–35 часов в неделю. Поскольку по теории марксизма-ленинизма при коммунизме государство должно исчезнуть, в программе КПСС говорилось, что советское государство диктатуры пролетариата уже «превратилось на новом современном этапе в общенародное государство»3, а при коммунизме оно окончательно отомрет.

Трудно было поверить в грядущее и уже не раз обещанное изобилие на фоне пустых магазинных полок. В программе говорилось: «Все во имя человека, для блага человека», а остряки добавляли: «И мы знаем этого человека», он живет в Кремле, обитатели которого воплотили в жизнь девиз коммунистического общества: «Каждому по потребностям». Так же плохо верилось, что у нас уже нет диктатуры пролетариата. Никаких признаков отсутствия диктатуры я не видел. К тому же я вслед за Лениным думал, что общества без диктатуры не бывает, хотя она не обязательно носит террористический характер. В любом обществе есть власть, и она диктует свою волю, опираясь на силу. Всегда есть те, кто управляет и те, кто повинуется. Иначе не бывает. Уже через год после принятия программы КПСС в СССР впервые за весь послевоенный период объявили о повышении цен на молоко и мясо на 25–30% и одновременно увеличили нормы выработки на производстве. Естественно, это вызвало большое недовольство. Друзья, приехавшие с Украины, рассказывали, что в Новочеркасске возмущенные рабочие устроили забастовку и демонстрацию, требуя снижения цен и производственных норм. Демонстрация была расстреляна войсками, есть убитые и раненые.

Очень не хотелось верить – все-таки у нас не сталинский режим, но оказалось, что это правда. Теперь известно, что митинги, забастовки и демонстрации в Новочеркасске продолжались два дня – 1 и 2 июня 1962 г. Туда выезжали члены Президиума ЦК КПСС А.И. Микоян и Ф.Р. Козлов. Войска открыли огонь по их приказу. Двадцать три человека были убиты, около сорока ранены. Семерых «зачинщиков» расстреляли, еще семь человек приговорили к тюремному заключению от десяти до пятнадцати лет. Газеты молчали, как будто ничего и не случилось. Опасения стала вызывать и внешняя политика Хрущева. Его необузданная активность вовлекла нашу страну в серьезные международные кризисы. В 1956 г. когда Израиль, Англия и Франция в ответ на национализацию Суэцкого канала Египтом начали против него военные действия, советское правительство пригрозило им ракетно-ядерным ударом.

В 1960 г. Хрущев отказался участвовать в совещании глав правительств США, СССР, Великобритании и Франции, о проведении которого он меньше года тому назад договорился с президентом Эйзенхауэром. Это произошло при следующих обстоятельствах. 1 мая 1960 г. советские ракетчики сбили американский самолет, совершавший разведывательный полет над территорией СССР. Заодно сбили и вылетевший на перехват советский истребитель, но об этом мы узнали лишь через 30 лет. Хрущев решил использовать ситуацию, чтобы добиться от США отказа от разведывательных полетов над СССР. Он поступил довольно коварно: разрешил сообщить, что сбит американский самолет без указания места происшествия, дождался лживо-лицемерного опровержения американских властей, уверявших, что их самолет просто сбился с курса в районе советско-турецкой границы и лишь после этого, выступая на заседании Верховного Совета СССР, объявил, что самолет сбили под Свердловском, в самом центре России, а его летчик Ф. Пауэрс выбросился с парашютом, взят в плен и дал подробные показания.

Попав впросак, американское правительство признало факт разведывательного полета, но при этом нагло заявило, что такие полеты, нарушавшие границы и суверенитет СССР, будут продолжаться, потому что они, будто бы, необходимы для безопасности США. Такой ответ привел Хрущева в ярость. Как он сам вспоминал, его «буквально распирало возмущение». Он решил потребовать извинений лично от Эйзенхауэра, а в случае отказа уйти с совещания глав четырех держав в Париже. Очень характерно для импульсивного стиля руководства Хрущева, что эта мысль пришла ему в голову только в самолете, летевшем в Париж, и тут же, в самолете коренным образом, по словам Хрущева, «на 180 градусов», были переделаны документы, подготовленные для встречи в Париже. «Таким образом, мы улетели с документами, имевшими одну направленность, а в Париже их направленность была уже другой», вспоминал Хрущев. Для порядка он все же спросил мнение летевших вместе с ним министров иностранных дел и обороны А.А. Громыко и Р.Я. Малиновского и оставшихся в Москве членов советского руководства, но в это время инициативы Хрущева уже не обсуждались, а только одобрялись.

Явившись в Париж, Хрущев потребовал от Эйзенхауэра извинений и обещания впредь не допускать таких полетов. Эйзенхауэр отказался, и тогда Хрущев заявил, что он отменяет его визит в СССР и покидает совещание в Париже. Отношения между Советским Союзом, США и другими западными державами стали быстро ухудшаться. Вопреки достигнутой с Америкой договоренности об отказе от испытаний атомного оружия, которые приводили к опасному радиоактивному загрязнению атмосферы, Хрущев приказал возобновить испытания. На XXII съезде КПСС он с торжеством объявил, что Советский Союз испытывает чудовищную «сверхбомбу» мощностью 50 мегатонн, то есть 50 миллионов тонн тротила, и имеет на вооружении еще более мощную бомбу – в 100 мегатонн. Министр обороны маршал Малиновский дополнил выступление Хрущева прямыми угрозами. Обращаясь к возможным «агрессорам», он сказал: «Поймите же, безумцы, что для ваших густо населенных и небольших стран совсем немного надо ядерных бомб многомиллионной мощности, чтобы вы мгновенно погибли в своем логове».

Не знаю, напугал ли Малиновский потенциальных «агрессоров», но мне стало как-то неуютно, тем более, что Малиновский предупредил: «в современных условиях любой вооруженный конфликт неизбежно перерастает во всеобщую ракетно-ядерную войну, если в него будут втянуты ядерные державы». Одновременно Хрущев предпринял еще одну, очень опасную, меру. Чтобы остановить массовое бегство жителей ГДР в ФРГ через Западный Берлин, он предложил построить стену, которая отгородила бы Восточный Берлин от Западного. С полного согласия руководителей ГДР 13 августа 1961 г. такую стену воздвигли, и она надолго стала символом «холодной войны» и «разделенного мира». Американские войска, с конца войны находившиеся в Западном Берлине по приказу Дж. Кеннеди, сменившего Эйзенхауэра на посту президента США, предприняли «демонстрацию силы». К Берлинской стене двинулись американские танки и бульдозеры, возможно, с намерением её разрушить. Навстречу им к другой стороне Берлинской стены вышли советские танки. Всю ночь они стояли друг против друга, а утром Хрущев приказал отвести танки. Вслед за ними ушли и американские танки. Хрущев считал такой исход своей победой над Кеннеди, а мы – жители СССР – знали только, что построили Берлинскую стену, не подозревали, как далеко зашел конфликт, и не слишком волновались.

Иначе обстояло дело с еще более серьезным «Карибским кризисом» 1962 г., вызванным размещением советских ракет на Кубе. О нем сообщали по радио и писали в газетах. Вознамерившись предотвратить неизбежное, по его мнению, нападение США на социалистическую Кубу, Хрущев замыслил установить на Кубе советские ракеты с ядерным зарядом, которые угрожали бы США. «Достаточно четверти, даже одной десятой того, что было бы поставлено, чтобы бросить на Нью-Йорк одну-две ядерные ракеты, и там мало что останется»3, – рассуждал Хрущев. Возражать ему никто не решился, и советские ракеты, каждая из которых несла заряд мощностью миллион тонн тротила (в 5 раз больше, чем бомба, сброшенная американцами на Хиросиму), с согласия правительства Ф. Кастро были размещены на Кубе.

Когда американская разведка узнала об этом, в США началась подлинная политическая буря. Самые горячие головы предлагали не считаясь с возможностью войны с СССР, разбомбить советские ракеты, которые могли за несколько минут достичь любого города США. В воздух на круглосуточное дежурство поднялись американские стратегические бомбардировщики с атомными бомбами, готовые в любой момент нанести удар по Советскому Союзу. Советские подводные лодки, оснащенные ракетно-ядерным оружием, тоже заняли боевые позиции. Мир повис на волоске. Ефим Наумович слушал иностранное радио и был очень встревожен, а я как беспечный цыпленок, который не замечает летящего на него коршуна, даже не очень вникал в суть дела и надеялся, что все как-нибудь обойдется. Действительно, «обошлось», но лишь потому, что обе стороны проявили благоразумие.

Президент Кеннеди не пошел на крайние меры и ограничился установлением «карантина», то есть морской блокады Кубы. Одновременно он вступил в секретные переговоры с Хрущевым, обещая ему не допускать американского вторжения на Кубу. Хрущев тоже одумался и убрал ракеты с Кубы. Тень термоядерной войны прошла совсем рядом с нами и удалилась. Вступив в острейший конфликт с США, Хрущев, вопреки, казалось бы, всякой логике, поссорился еще и с Китаем. Впервые я узнал об этом в 1960 г., когда в Москве состоялась международная конференция коммунистических и рабочих партий, на которой присутствовал Мао Цзэдун. Осведомленные люди рассказали мне, что Мао Цзэдун выступил там против политики мирного сосуществования. Он говорил, что нечего бояться империализма – это всего лишь «бумажный тигр», внешне страшный, а на деле не опасный. Нечего бояться и атомной войны. Если даже в ней погибнет половина человечества, то другая половина выживет и будет благоденствовать при социализме.

Затем началась открытая полемика в печати, сначала в сдержанных выражениях, а потом все более и более злобная. Советская печать называла китайских руководителей приверженцами «культа личности», догматиками и сектантами, а китайская обличала советских «ревизионистов» во главе с Хрущевым, за отступление от заветов Ленина и Сталина. Я и мои друзья были в этом конфликте на стороне Хрущева. Мы одобряли очередное осуждение «культа личности» Сталина, но с большой тревогой видели, что Хрущев создает свой собственный «культ личности». Его плотная, коренастая фигура постоянно мелькала на экранах телевизоров, его длиннейшие речи заполняли все газеты. Начали издавать его собрание сочинений – успели выпустить 8 томов. Цитаты из выступлений Хрущева, как раньше цитаты Сталина, стали обязательной принадлежностью исторических работ. Речи делегатов XXII съезда КПСС начинались с восхваления заслуг «Дорогого Никиты Сергеевича».

Брежнев, занявший пост председателя Президиума Верховного Совета СССР после смещения Ворошилова, задал тон, превознося «огромный организаторский талант» Хрущева и его связь с народом, «умение черпать из этого чистого и светлого родника вдохновение и народную мудрость». Очередная «представительница рабочего класса» ткачиха М.И. Рожнева обратилась «к Центральному Комитету родной коммунистической партии и лично к дорогому Никите Сергеевичу Хрущеву со словами глубокой благодарности за мудрую ленинскую политику, за то, что жизнь наша стала счастливой и радостной». Хрущеву начали приписывать все мыслимые и немыслимые заслуги, в том числе победы в Сталинградской и Курской битвах и даже во взятии Берлина, где он, согласно официальной «Истории Великой Отечественной войны», «давал советы по ведению партийно-политической работы» – ничего больше придумать, видимо, не сумели.

В третьем томе этого издания, повествовавшем о решающих победах Советской Армии – от Сталинграда до Курска, имя Хрущева, который был всего лишь членом Военного Совета одного из 12 советских фронтов, упоминалось 42 раза, имя Верховного Главнокомандующего Сталина – 27 раз, а имена маршалов Г.К. Жукова и А.М. Василевского, непосредственно руководивших всеми этими операциями, соответственно – два раза и пять раз. На Хрущева полился дождь высших наград. В 1954, 1957 и 1961 годах ему присваивали звание Героя Социалистического труда, а в 1964 году еще и звание Героя Советского Союза, хотя никаких геройских подвигов, требуемых статусом этого звания, он в 1964 г. вроде бы не совершил. Злые языки говорили, что Хрущев хочет «догнать и перегнать» не Америку, а маршала Жукова – единственного в СССР четырежды Героя.

Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy

- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
...
у меня теперь тоже есть - фоточка из инстаграмма китайского под андроид, но и банка персикового варенья и - наверное - загород на выходных счастье же, ну а у вас что? и как? и вообще? расскажите. я ...
Внезапно вспомнилось, а где же результаты конкурса фоточек? Ждём список лауреатов. Я уже и место под новый регик подыскиваю. unis ау. ...
Из фильма "Свадьба в Малиновке" (1967 г.): "Пан Грициан: — Ну что ты, я же атаман идейный. И все мои ребята, как один.... Попандопуло: — Стоят за свободную личность! Женщина в толпе, вполголоса: — Значит, будут ...
Немного утреннего позитива:) ...