про волнующихся родителей
timbuktoo — 23.03.2010 Для моей мамы волнения – это любовь. Ну, то есть если ты кого-то любишь, значит, ты за него волнуешься. А если не волнуешься – значит, не любишь. А если нет повода волноваться – то его надо придумать.Мама за меня волновалась всегда.
Вот я со второго класса стала возвращаться из школы домой сама. Идти было минут семь – знакомыми дворами, никаких строек-темных переулков и оживленных трасс по дороге не было. Но мама волновалась, поэтому, подойдя к дому, маме надо было обязательно позвонить.
Дома телефона не было. В кабинете маминого НИИ телефона тоже не было. Звонок маме превращался в занимательный квест. Я была очень тихая домашняя девочка, если бы не надо было звонить маме, я бы сразу из школы приходила домой, забиралась с книжкой на диван и читала бы до прихода родителей.
Но все было не так просто. Сначала я долго висела на автомате во дворе, работал он плохо, шансов дозвониться было немного. Когда я, наконец, дозванивалась, вахтерша (или кто там принимал звонки) могла не найти маму – я ждала пять минут и снова начинала пробиваться сквозь гудки и сорвавшиеся вызовы. Еще автомат часто проглатывал монетки одну за другой – тогда я ходила по улицам и просила у незнакомых людей копеечки: ведь мама будет волноваться, если я ей не позвоню! Иногда автомат оказывался сломан и я шла в другой незнакомый район в поисках работающего телефона – это было страшно, но зато целое приключение! Иногда я знакомилась на улице с разными ребятами и иногда – взрослыми, и они звали меня к себе в гости, обещая, что разрешат мне позвонить маме – я с удовольствием ходила. Вот, если бы мама за меня не волновалась – была бы моя жизнь столь активна и насыщенна?
А в двенадцать лет я случайно поехала в еврейский религиозный лагерь для девочек. В другой бы меня не отпустили – потому что волновались за меня. Но даже оттуда я каждый вечер звонила маме. Вообще-то такой опции в лагере не было, но я сумела договориться с секретарем. А в пятницу мне звонить не разрешали – шаббат! Тогда я узнала, что совсем недалеко от нашего лагеря, всего в километрах трех через лес, находится дом отдыха, в котором нет никакого шаббата и в котором, наверняка, тоже можно попросить сделать звонок в Москву. После отбоя я сбегала из лагеря и шла через лес в тот дом отдыха. Первые два раза мне было очень страшно – одной в темном лесу. А потом я придумала прекрасный выход: я подходила к солдатам срочной службы, которые охраняли лагерь, и просила меня проводить. Мне было двенадцать лет, у меня была грудь почти второго размера и я выглядела на полновесные пятнадцать. Чтобы солдаты согласились со мной пойти, я надевала самую короткую юбку, изо всех сил улыбалась, строила глазки и кокетничала – я знала, что они меня провожают только потому, что я им нравлюсь. Потом я услышала их разговор между собой про то, что я "кручу динамо": ребята не знали, сколько мне лет, ведь я сказала, что работаю в этом лагере вожатой, иначе бы они меня не выпустили за территорию.
Зато мама каждый вечер в положенное время поднимала трубку, слышала мой голос – и не волновалась! )