Про самодеятельность

belka_15 — 08.09.2014 Давным-давно, еще до того крик первого маленького кроманьонца пронзил пространство, мой тогдашний кавалер, назовем его Страбенгальский, предложил отметить Новый Год в подмосковном пансионате, по путевке, которую в массовой драке, вырвала зубами с мясом сотрудницы бухгалтерии, мать Страбенгальского, Изольда Моисеевна. Идея, надо сказать, сразу показалась мне сомнительной, но мужчина сделал морду семечкой и я сдалась. 29 декабря, в морозную рань, мы въехали на территорию незабвенного пансионата, назовем его "Юность Ильича". Мороз и солнце, день чудесный, красотища, кругом сосны, а по дороге нетвердой походкой ходят бородатые мужчины сурового вида, разной степени остекленелости с кожными покровами всевозможных оттенков зеленого цвета.
- Может геологи? - предположил Страбенгальский, но тут на божий свет выползли престранного вида дамы, типажей "дитя цветов", "синий чулок" и "баба художника", блистая всем разнообразием оттенков синего.
- Тут что-то не так,- забеспокоилась я.
- Не, все нормально,- жизнерадостно сообщил Страбенгальский,- вот смотри на плакат. И тут, дорогие мои, мне поплохело, шерсть на загривке поднялась дыбом, челюсть выдвинулась вперед, а клыки вниз, выросли когти, зрачки стали вертикальными а радужка желтой, ибо надпись на плакате гласила:"Фестиваль самодеятельной песни".

- Пожалуйста-пожалуйста, поехали отсюда, пока я никого не убила, онижебудутпеть! Все время, истину тебе глаголю. Я ненавижу самодеятельность, будут жертвы и разрушения.
- Да нет, они мирные, будут собираться только на концертах.
- Угу, щас!
Рядом со столиком регистрации стояло существо в пятом агрегатном состоянии и с внешностью минотавра. Он поднял на меня глаза, опознал давно потерянную и вновь обретенную возлюбленную, взвыл нечленораздельное, впечатал меня своими ручищами в могучий торс так, что я чуть не отправилась к праотцам, смачно чмокнул в макушку, отпустил, сел в кресло и заплакал. Страбенгальский зашипел, схватил сумки и унесся заселяться.
Само здание пансионата обладало чудесными акустическими свойствами, если в подвале кто-то спотыкался и поминал всуе Господа, то его прекрасно слышали во всех уголках сооружения. А если учесть, что почти в каждом номере какая-то мерзкая тварь терзала гитару и выла, то звуки становились совсем чарующими, практически эхо тартара, в моем случае. К концу дня у меня кровоточили уши, а за еще одно исполнение песен "Солнышко мое, чудище больное" и "Как чудненько что все вы здесь сегодня нажралИсь", я была готова прилюдно перегрызть гриф гитары и сожрать глаза исполнителя. Ни о каких нежных чувствах к Страбенгальскому речи уже не шло, я носилась по номеру, и грозила за такое издевательство изувечить самого Страбенгальского, а путевку затолкать матери его, Изольде Моисеевне в самые труднодоступные места, сам Страбенгальский от греха молчал и старался слиться с мебелью. Ночью адепты культа самодеятельной песни, раскудрявленные алкоголем, стали выть с удвоенной силой, спасу от них не было никакого, зеленые человечки бренчали везде, в номерах, в коридорах, на дорожках в парке. А я тихо мечтала о том, что когда взойдет луна, можно будет выйти напиться их крови, набрать из ее остатков ведро и согреть в теплой жидкости ножки. Часа в два раздался требовательный стук в дверь нашего номера. Ну как стук... Дверь практически выбивали. Страбенгальский, одетый в полосатые трусы и бешенство, открыл врата. За ними стоял минотавр с розой циклопических размеров, он промычал:"Отойди!", богатырской дланью отодвинул Страбенгальского, в каком-то неистовом па рухнул передо мной на одно колено, возложил к моим ногам розу, тяжело встал, вздохнул, вышел на балкон и сверзся с него вниз. (второй этаж, под балконом сугробы). За ночь этот перфоманс повторялся раз шесть. Минотавр врывался, мычал, возлагал очередную розу и падал с балкона, Страбенгальский впадал все в большее бешенство, а я начала получать удовольствие от происходящего, с сильным зоологическим интересом наблюдая за поведением диких зверей в природе. А днем следующего дня, к нам робко постучали. Я открыла дверь, за ней стоял смущенно улыбающийся и практически трезвый минотавр с гитарой:
- Хотите я вам спою? - тихо спросил он.
И тут Страбенгальский тяжелой поступью командора подошел к дикому зверю, вырвал у него из рук инструмент, ударил по струнам и дурным голосом пропел песню "А в московском зоопарке крокодил по кличке Гитлер". Минотавр молча забрал у исполнителя гитару и удалился. Ровно через двадцать минут мы покидали, к моему непередаваемому удовольствию, эти адские чертоги. С тех светлых пор меня малость передергивает от словосочетания "Подмосковный пансионат". Да, и в "Гнездо глухаря" меня лучше не приглашать. Будут жертвы.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив