Про ката і жертву

топ 100 блогов ihorhulyk — 23.10.2013 Про ката і жертву 1
Ілюстрація: post.kards.qip.ru

Шляхи Господні й справді несповідимі. Якось у Всесвітній павутині з’явилася шокуюча історія про те, як у будинку перестарілих Арізони Leisure World чотири роки поспіль жили по-сусідству колишній в’язень Заксенхаузена Натан Гаш і його наглядач – Мартін Хартман. Причому мученик мовчав доти, доки на слід колишнього есесівця самотужки не натрапили співробітники спеціального відділу з боротьби з військовими злочинами при міністерстві юстиції США. І лише тоді, коли Хартмана депортували до Німеччини і він постав там перед судом, Гаш вирішив заговорити.
Історія повчальна і дещо сумна. Які мотиваційні чинники рухали поведінкою жертви, змушуючи її мовчати упродовж часу, який для людини похилого віку цілком можна уважати вічністю? Страх перед минулим, що залишилося разом з нею до смерті, викарбуване на зап’ясті? Страх перед майбутнім, яке з кожним днем маліло, скапуючи, мов віск з поминальної свічі? Може, просто бажання спокою і забуття після вибоїстих життєвих шляхів? А. може, розуміння того, що і сусід, знавіснілий у минулому кат, також потребує затишку перед перспективою кінця?
Я спробував знайти відповіді на ці запитання на сторінках роману Нобелівського лауреата Елі Візеля „Ніч. Світанок. День”, бо доля цього чоловіка також сприкрила, кинувши його за колючку нацистських таборів. І мушу сказати, що не знайшов там нічого, окрім бажання помсти молодого єврея, учасника терористичної організації, яка змагала за постання держави Ізраїль. Однак є у Візеля одна фраза, можливо, підсвідома, а від того й доволі небезпечна: „Вічність – це ті часи, де запитання і відповіді стають тотожними".
Я хапаю себе на думці про тисячі таких же гошів і хартманів, тільки з українськими прізвищами, які мешкають у селах, воюють за межі і п’ють пиво у засмальцьованих ганделиках. Тут запитання й відповіді справді стають тотожними, бо ці люди тягнуть свій вік поруч, не зважаючи на кривди, вчинені одне одному колись, змирившись з ними чи, може, раз і назавжди заборонивши собі повертатися у ті страшні часи. Це табу, однак, є майже безпомічним, коли політики вирішують за цих людей, як їм поводитися, що робити, кого любити, а кого ненавидіти. Там, у столиці чи в обласному центрі вони переймаються, далебі, питаннями глобального масштабу, і лихоманка виборів чи кар’єрного зростання не передбачає філософських розумувань. Іноді, правда, вони згадують іспанського диктатора Франко, який влаштував національне замирення, поховавши фалангістів і комуністів на одному цвинтарі (Мігель де Унамуно якось кинув з цього приводу поетичну репліку: „Хай я умру з розплющеними очима...). Однак, наші політики забувають про одну дрібненьку деталь: той же Франко за два роки (де наші шістнадцять?) підняв свою батьківщину до рівня провідних у Старому світі.
Коли гість-колега з американської газети запитує мене, чому галичани не люблять „москалів”, я підводжу на нього здивований погляд: галичани люблять усіх, але дивною любов’ю. Вони мовчатимуть і по-християнськи вибачатимуть своїм численним мучителям усі гріхи. І не чотири роки, як отой американський єврей, а чотири століття. Але коли політики (чи політикани?) зі столиці колишньої імперії починають використовувати історію за розмінний мідяк для втілення власних амбіційних планів, – то, звиняйте, чи до любові тут, чи до толерантності?
І чи взагалі можна тут говорити про любов чи ненависть? Як на мене, доцільніше ставити питання про справедливість. Хоча, таку річ все частіше можна подибувати лише на передвиборчих біг-бордах.
Ігор Гулик

О палаче и жертве
Пути Господни действительно неисповедимы. Как-то во Всемирной паутине появилась шокирующая история о том, как в доме престарелых Аризоны Leisure World четыре года жили по соседству бывший узник Заксенхаузена Натан Гаш и его надзиратель - Мартин Хартман. Причем мученик молчал до тех пор, пока на след бывшего эсэсовца самостоятельно не вышли сотрудники специального отдела по борьбе с военными преступлениями при министерстве юстиции США. И только тогда, когда Хартмана депортировали в Германию и он предстал там перед судом, Гаш решил заговорить.
История поучительная и несколько печальна. Какие мотивационные факторы двигали поведением жертвы, заставляя ее молчать в течение времени, вполне сопоставимого для пожилого человека с вечностью? Страх перед прошлым, что осталось вместе с ним до смерти, высеченное на запястье? Страх перед будущим, которое с каждым днем уменьшалось, скапывая, как воск поминальной свечи? Может, просто желание покоя и забвения после ухабистых жизненных путей? А. может, понимание того, что и сосед, безумный в прошлом палач, также требует покоя перед перспективой конца?
Я попытался найти ответы на эти вопросы на страницах романа нобелевского лауреата Эли Визеля "Ночь. Рассвет. День", потому что судьба этого человека также обидела, бросив его колючку нацистских лагерей. И должен сказать, что не нашел там ничего, кроме желания мести молодого еврея, участника террористической организации, которая боролась за возникновение государства Израиль. Однако есть у Визеля одна фраза, возможно, подсознательная, а от того и достаточно опасная: "Вечность - это те времена, где вопросы и ответы становятся тождественными".
Я ловлю себя на мысли о тысячах таких же Гошев и Хартманов, только с украинскими фамилиями, проживающих в селах. Они воюют за межу и пьют пиво в грязных ганделиках. Здесь вопросы и ответы действительно становятся тождественными, потому что эти люди тянут свой ​​век рядом, несмотря на обиды, совершенные друг другу прежде, смирившись с ними или, может быть, раз и навсегда запретив себе возвращаться в те страшные времена. Это табу, однако, беспомощно, когда политики решают за этих людей, как им себя вести, что делать, кого любить, а кого ненавидеть. Там, в столице или в областном центре они занимаются, право, вопросами глобального масштаба, и лихорадка выборов или карьерного роста не предусматривает философских размышлений. Иногда, правда, они вспоминают испанского диктатора Франко, устроившего национальное примирение, похоронив фалангистов и коммунистов на одном кладбище (Мигель де Унамуно как-то бросил по этому поводу поэтическую реплику: "Пусть я умру с открытыми глазами...). Однако, наши политики забывают об одной мелкой деталь: тот же Франко за два года (где наши 22?) поднял свою родину до уровня ведущих в Старом свете.
Когда гость-коллега из американской газеты спрашивает меня, почему галичане не любят "москалей", я поднимаю на него удивленный взгляд: галичане любят всех, но странною любовью. Они молчат и по-христиански прощают своих многочисленных мучителей все грехи. И не четыре года, как тот американский еврей, а четыре столетия. Но когда политики (или политиканы?) из столицы бывшей империи начинают использовать историю как разменный медяк для воплощения собственных амбициозных планов, - то, извините, разве до любви здесь, до толерантности?
И вообще можно ли в таких ситуациях говорить о любви или ненависти? Как по мне, целесообразнее ставить вопрос о справедливости. Хотя, такую ​​вещь все чаще можно найти только на предвыборных биг-бордах.
Игорь Гулык

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Когда в СССР вышел на экраны французский фильм «Колдунья» с Мариной Влади в главной роли, публика была просто потрясена. Для десятков тысяч простых советских девушек героиня фильма мгновенно стала иконой, а мужская половина Советов грезила, чтобы их любимая хоть немного внешне походила на ...
А не подскажет кто-нибудь - имеются ли в природе годные книги/исследования по вопросам полицейской организации Франции и Британии примерно середины XIX века? А заодно и по моде соответствующих времен. ...
Даже если президент РФ Владимир Путин решит начать «вторжение» на Украину, далеко не ясно, предпочтет ли он с самого начала крупномасштабное наземное «наступление» для «оккупации» всех крупных городов или ограничится лишь походом на Киев, пишет американская газета The Washington Post, ...
Добрый день! Пишу первый раз, но точно не последний, много проблем накопилось... Проблема, которая меня сейчас беспокоит сильнее всего, наверное, знакома многим женщинам. Мне 27 лет, я замужем 2,5 года. Мы с мужем хотим детей. Да, во множественном числе - в идеале 3 :) Но как часто ...
Вы только на них посмотрите! ...