Про Женьку, Анну Марковну и крутые повороты судьбы...

kuzulka — 03.03.2010 Историю эту я почти забыла. Да что там - совсем забыла, но - неисповедимы пути подсознания, и муза моя Катерина  kantora  снова мне навеяла...

Женька прилипла ко мне весной 87-го года, когда я выгыливала свою новорожденную Крошку в Веденском скверике. Было это, наверно, в апреле, потому что зима в тот год была очень холодная, гулять с ребенком мы начали только в середине марта, а уж раньше конца апреля речи о том, чтобы посидеть с коляской в скверике, не было. Да и не сидела я там особо часто, потому что или выгуливала Крошку и свою беременную школьную подругу Л. в парке, или с Мумриком и опять же с коляской ходила вокруг Петропавловской крепости. Так что в скверик я выползала только тогда, когда никто не хотел составить мне компанию. Вот в один из таких вечеров и пристала ко мне Женька. Ей хотелось поболтать, и то обстоятельство, что я тихо себе сижу, книжку читаю и никого не трогаю, ее ничуть не смутило.

Через полчаса я знала о Женьке практически все. Родом она была из Ставрополя, в Питере училась в каком-то институте на экономиста, причем заканчивала - сдавала госы и готовилась защищать диплом. Диплом у Женьки вырисовывался красный, о чем она мне с гордостью и сообщила. И школу она закончила тоже с золотой медалью. И выглядела она, как типичная отличница - среднего роста, худенькая, с косой... Красавицей Женьку назвать было нельзя, но она была очень хорошенькая, трогательная, с огромными карими глазами, прямым носиком и маленьким ротиком очень красивой формы. И такая вся оптимистичная, наивная. И беременная, хотя видно этого еще не было. У Женьки была большая любовь, которую звали Вадик. Небольшая проблема заключалась в том, что Вадик был женат, и у него было две дочери, но Женька с такой уверенностью заявила, что когда Вадик узнает, что она беременна, он тут же разведется и женится на ней, что моральную сторону вопроса я с ней обсуждать не стала. Я вообще свое мнение о моральной стороне вопроса стараюсь держать при себе, пока меня прямо о нем не спросят. Женька не спрашивала.

Вадик снимал для Женьки комнату в сталинке напротив. Ночевать он у нее не оставался, потому что жена у него была истеричка, но наведывался регулярно. А Женька была влюблена в него безумно, она прямо все светилась, когда о нем рассказывала. И как раз к тому моменту, когда мой младенец явно намочил свои пеленки и недовольно закряхтел в коляске, что давало мне возможность откланяться и отползти домой, появился Вадик. Ничего не скажу - коасавец. Огромный блондин скандинавского типа, с правильным лицом и хорошей фигурой, он подхватил Женьку подиышки, закружил, поцеловал в нос и они отбыли в сторону своей сталинки, а я - к себе, преодевать, кормить, купать и предваться прочим традиционным развлечением молодой матери. Я только подумала, что мои стереотипы никуда не годятся - мне казалось, что такие большие белобрысые мужики не блещут бурным темпераментом и как раз склонны к моногамии. А оно вона как... И забыла про Женьку через пятнадцать минут.

Через несколько дней, опять оставшись без компании для вечерней прогулки, я встретила ее снова. Точнее, это она меня встретила, потому что я, когда читаю, вообще ничего вокруг себя не вижу, не слышу и не чувствую. В этот раз Женька не была так весела и беззаботна, потому что сообщила Вадику о своей беременности и он почему-то перспективе стать отцом в третий раз совершенно не обрадовался. И даже аккуратно закидывал удочку - на предмет нельзя ли что-нибудь с этим сделать, но Женька, во-первых, не собиралась ничего делать, потому как любила Вадика без памяти и ребенка хотела, а во-вторых, срок оказался 16 недель, что уж тут сделаешь. Более того, квартирная хозяйка, проживавшая в соседней комнате, от новости о будущем мледенце в восторг тоже не пришла и строго сказала, чтобы к моменту рождения младнеца счастливые родители подыскали себе какое-нибудь другое жилье. Я аакуратно поинтересовалась у Женьки перспективами, на что она твердо сказала, что к моменту рождения ребенка Вадик снимет квартиру, и разведется с женой, и они поженятся. Пожениться было очень важно - перспектива встречи с родителями Женьку пугала. Папенька ее, по ее словам, был горяч, и за внебрачного младенца мог и прибить. А за брак без родительского благословения, скорее всего, поорал бы да и простил. Зато диплом уже почти готов, и в той конторе, где она проходила практику, ей сказали, что возьмут ее на работу на полставки, и то, что она немедленно уйдет в декрет, их не очень смущает.

Последний раз перед отъездом на дачу я видела Женьку в конце мая. Она цвела - все устроилось, Вадик сказал жене о том, что они должны расстаться, и собирался со дня на день подать на развод. Еще он сказал Женьке, что присмотрел для них квартиру, но сейчас она сдана и освободится в сентябре, так что Женьке не надо ни о чем думать, прямо из роддома она поедет в новую квартиру, а уж он, Вадик, обо всем сам позаботится.  На этой оптимитичной ноте мы с ней расстались и я отбыла на дачу, где благополучно проболталась до конца лета, вырываясь в город на несколько часов раз в пару недель. Естетственно, все лето я Женьку не видела, потому что в сквере не сидела, а наоборот - пропеллером носилась по делам и по магазинам.

Вернулась я с дачи в конце августа. И на следующий же день после возвращения, встретила Женьку. Она сидела на нашей обычной скамеечке и поднялась мне на встречу с большим трудом - живот у нее был уже очень большой, плащик на нем не сходился. Мы проболтали пару часов ни о чем, она удивлялась, как выросла Алина, я удивлялась, как вырос ее живот. Женька с сожалением сказала, что на УЗИ не удалось определить пол ребенка - не видно. Но по всем приметам должен быть мальчик, она в этом просто стопроцентно уверена. И Вадик очень радуется, потому что девочки у него уже есть, он очень хочет мальчика. На мой осторожный вопрос, развелся ли Вадик с женой, она печально сказала, что суд дал им полгода на примирение, потому что у них дети, и следующее заседание будет теперь ближе к зиме. Меня несколько насторожило то обстоятельство, что Вадик продолжал жить с женой, не делая даже попыток переехать к Женьке, но она сказала, что они решили, что так будет лучше, чтобы не травмировать детей. И с работой вышел облом - не взяли ее туда, куда она хотела, а в институте ей, как обладательнице красного диплома, предоставили свободное распределение - это означает, устраивайся, куда сможешь. И теперь она ходит по разным конторам, но нигде ее, естественно, не берут. Но Вадик сказал, чтобы она не расстраивалась, родит, посидит годик дома, а там уже найдет себе работу без труда.

Потом я еще раз видела ее в начале сентября - мне было некогда, я выперла в скверик Крошку и поручила ее соседской бабушке, а сама побежала за хлебом и молоком, пообещав Женьке, что непременно поболтаю с ней по возвращении. Но когда я вернулась, ее уже не было - бабульки, восседающие на скамейке рядом с Петровной, которая качала мою коляску, сообщили, что "подруга-то твоя скривилась, за бок схватилась и ушла - видно, рожать ей скоро".

И я опять благополучно выбросила Женьку из головы, потому что мне было тогда, чем заняться.

Чрезе неделю или около того, я упаковала Крошку, позвонилу Мумрику, узнала от ее мамы, что Мумрик работает в вечер и гулять со мной не пойдет, и выкатилась в Веденский скверик, как обычно. Подойдя поближе к площадке, я обнаружила, что наши бабульки, обычно чинно сидящие по скамейкам и обсуждающие проходящих мимо знакомых и не очень, сбились плотной стайкой вокруг одной из скамеек. Обрадовавшись, что все остальные скамейки свободны, я только был плюхнулась и открыла книгу, как от стайки бабушек отделилась Петровна, почти подбежала ко мне и со словами: "Пойдем, там с подругой твоей беда!" - поволокла меня в центр плотного старушачьего столпотворения.

На скамейке сидела Женька. Выглядела она ужасно - бледная, волосы свалялись, глаза красные. На коленях у нее лежал кулек в одеяльце и попискивал, а Женька раскачивалась взад-вперед с небольшой амплитудой и тихо выла на одной ноте. Я сперва приселе перед ней на корточки, чтобы попасть в поле ее зрения, но она смотрела сквозь меня, не фокусируя взгляда. Тогда я аккуратно вынула у нее из рук кулек с младенцем - она этого даже не заметила - отдала его кому-то из бабулек, и слегка встряхнула Женьку за плечи. Безрезультатно. Тогда я встряхнула ее посильнее, и похлопала по щекам. После этого она меня увидела. И зарыдала. Нет, я уже догадалась, что что-то случилось, но Женька рыдала так, будто конец света уже наступил, причем неоднократно. В общем, когда мне удалось слегка привести ее в чувство, она, икая и стуча зубами, время от времени захлебываясь рыданиями, поведала ужасную историю: Вадик ее бросил.

Нет, я не очень злая. А в юности я и вовсе была ангелом, моя мизантропия развилась несколько позже. Но Вадика, попадись он мне в тот момент, я бы убила своей недрогнувшей рукой. Мало того, что он не проводил ее в роддом - все случилось очень быстро, она даже не успела ему позвонить. Он не пришел встретить ее из роддома, она вообще не смогла до него дозвониться. То есть один раз она дозвонилась, когда только смогла встать после родов, и сообщила, что родилась девочка. Даже то обстоятельство, что она одна из всей палаты не получила за неделю ни одной передачки, даже самой плохонькой, ее не насторожило. И когда накануне выписки она опять позвонила Вадику на работу (это был единственный его телефон, который она знала) - хотела проинструктировать, что принести на выписку  - ей сказали, что Вадим Сергеевич в длительной командировке. Мы ведь все знаем, что это означает, но Женьку и это не убедило, она позвонила квартирной хозяйке и та принесла в роддом младенцево приданое и Женькины шмотки. Из роддома Женька шла одна, с младенцем на руках. Благо, роддом близко. Но когда она пришла домой, там квартирная хозяйка заявила, что предупреждала ее - с младенцем не пустит, и вообще, за комнату уже за два месяца не плачено, потому как Вадик говорил - заплатит, но не заплатил. И поэтому пусть Женька собирает свои манатки и выкатывается на все четыре стороны сию же секунду, а то она, холзяйка, вызовет милицию.  И вот Женька сидит в скверике на скамейке, жизнь ее кончена, и идти ей некуда.

Я выслушала это все и поняла, что времени - почти четыре, выписали ее, самое позднее, в час, то есть младенец мокрый - сто пудов  - и голодный, да и самой ей не мешало бы перекусить. Я привычно вручила коляску Петровне, взяла младенца в одну руку, Женьку - в другую, и повела к себе. Женька тянулась за мной, как плюшевая, ноги у нее подгибались и если бы я не дергала ее за руку и не покрикивала, думаю, она легла бы прямо там, на газоне. Придя домой, я попросила бабулю принять вахту по нашему младенцу в сквере - не то, что я не доверяла Петровне, но со своей бабулей как-то спокойнее, а сама стала думать, как разрулить ситуацию. Что делать, короче.

Не знаю, Божий дар это, или же наказание, но я умею видеть проблемы целиком, а не только ту часть, которая бросается в глаза. В данном случае "любимый бросил, пойти некуда" - это только верхушка айсберга, а весь айсберг под кодовым названием "как жить дальше" - страшно себе представить. И я умею проблемы решать. Или хотя бы двигаться в направлении их решения, потому как мысль о том, что безвыходных ситауций в принципе не бывает, и пока все живы, то все еще можно как-то наладить, давно и прочно живет у меня в сознании. И в подсознании тоже. В общем, на Женькино счастье, я к истерикам, растерянности и прочим проявлениям слабости в критических ситуациях не склонна. Поэтому я быстро вытряхнула ее из плаща, умыла под краном, после чего распеленала младенца - действительно, девочка оказалась. И прехорошенькая, только мокрая насквозь. Потом я перепеленала нового младенца в подгузники и пеленки старого, попутно выясняя, есть ли у Женьки:
а). молоко;
б). деньги;
в). хоть какая-нибудь идея, как жить дальше.

Все оказалось не так плохо. Молока было - хоть залейся, и в процессе кормления своей девочки Женька как-то взяла себя и голову в руки. И вполне членораздельно сообщила мне, что денег у нее - аж пятьсот рублей (по тем временам - приличная сумма, стипендия у меня была сорокет), потому что в последнее время она откладывала стипендию т то, что ей присылали родители, на детское приданое. Это был безусловный плюс. Еще одним плюсом оказалось то обстоятельство, что Женька от крика квартирной хозяйки впала в такой ступор, что не догадалась отдать той сто рублей за комнату за два месяца. Скажите, я циничная? Да, я такая! Минусом было то, что суеверная Женька ничего не купила заранее, то есть выписной комплект - это все, что было у ее ребенка. Но вот идти ей решительно некуда, потому как из общежития она съехала еще два года назад, когда Вадик снял комнату, да и выписаться оттуда пора бы, потому что институт закончен. Комендант пошла ей на встречу, не настаивая на немедленной выписке, потому что Женька уговорила ее, что ей надо родить, для этого нужна женская консультация и роддом, и прописка в паспорте. Но теперь выписаться придется. А жить негде... Да и не на что, по большому счету - институт она закончила, родители больше денег присылать не будут - у них еще трое младших, особо не зажируешь. Работы нет, да и какая работа - с грудным младенцем в руках. Я уже не стала ее нервировать еще больше сообщениями, что ребенка надо куда-то прописать, да и ее саму без прописки не возьмут ни на какую работу. И остальные свои соображения пока оставила при себе, Женьке было и так хреново до крайности.

Мне вот совершенна чужда ставшая популярной в последнее время концепция, что "даст Бог зайку, даст и лужайку". Я-то знаю, что при кажущейся нетребовательности младенца на грудном вскармливании, ему нужно столько всего, что страшно даже вообразить этот список. Начнем с коляски. Потом кроватка. Белье и одеяло. Ванночка. Подгузники (много) - памперсов-то и в помине еще не было. Пеленки, распашенки, ползунки, чепчики, соски, погремушки. А всякие мыльца-кремики-маслица-присыпки? А заболеет, оборони Создатель? Поэтому мысленно я уже прикидывала, что из Алининого я могу отдать Женьке.

Еще я подумала, что мама, конечно, не будет счастлива, если я возьму Женьку к себе пожить на несколько дней, но и не выгонит ее точно. А за несколько дней мы что-нибудь придумаем. И пошла забирать с прогулки своих девочек - дочь и бабулю. Женька увязалась за мной, сказав, что не может сидеть одна в нашей огромной пустой квартире и вообще боится моего кота. Поев, причесавшись и слегка успокоившись, она и выглядеть стала значительно лучше, даже щеки слегка не то, чтобы порозовели, но приобрели какой-то оттенок.

В сквере нас ужасно изругали бабки - уже было прохладно, а они дружной стей сидели и караулили Женькино барахло - я и не заметила, что у нее с собой было два чемодана и мешок. Пока я прикидывала, как бы все это половчее утащить в один прием, со скамейки встала высокая бабка, которую я раньше видела, но никогда не интересовалась, как ее зовут и кто она такая. Мне вообще в юности до бабок дела решительно не было, разве что до своей собственной. Бабка подошла к нам вплотную, внимательно оглядела Женьку и спросила: "Это тебе, что ли, жить негде?" Женькины глаза опять налились слезами и она молча кивнула. "Ну вот что, - сказала бабка, - хоромы у меня не царские, комната маленькая. Платить бедешь 25 рублей - сможешь?" И не дожидаясь Женькиного ответа, продолжила: "В квартире не курить, мужиков не водить, и чтоб чисто было!" Я пнула Женьку локтем в бок, и та закивала, как китайский болванчик. "Ну что стоите, берите баулы и пошли. Младенца давай понесу, да не бойся, умею я, привычная. Меня, кстати, Анна Марковна зовут." - с этими словами бабка вынула у Женьки из рук кулек с младенцем, мы взяли по чемодану, а я - еще и мешок, сказала бабушке, что мигом и сразу назад, и мы пошли. Идти оказалось недалеко. Дом Анны Марковны - флигель доходного дома - притаился в зеленом дворике в паре кварталов от нашего сквера. Видимо, в войну в него попала бомба, а когда началось восстановление, то строители решили не заморачиваться и просто построили брандмауэр, глухую стену, которой закрыли то, что осталось от разрушенного бомбой дома. Поэтому квартирки получились странные, с большой кухней, в которую мы попали прямо с лестницы, приличной ванной и двумя крошечными комнатками - бывшими прислугиными, уцелевшими после бомбежки. А приличная, хозяйская часть квартиры, канула в небытие. Анна Марковна распахнула дверь в комнату, которую мне сразу захотелось положить на бок - она от этого бы сильно выиграла в размере. Комната была совершенно малюсенькая, метров шесть, зато потолок никак не меньше трех метров, а  то и побольше. В комнате помещалась так называемая полуторная кровать, шкафчик и небольшой столик. Еще там было огромное окно с широченным подоконником, и бок круглой печки, топка которой выходила, вероятно, в соседнюю комнату.

Женька вошла, полоставила свой чемодан, взяла у Анны Марковны свою дочь, положила ту на кровать, села рядом и тихо горько заплакала. "Ну ты иди, тебя бабка, небось, заждалась, а мы уж тут сами разберемся, - сказала мне Анна Марковна, подталкивая меня на выход. Я взяла на холодильнике карандаш и бумажку, явно заготовленные для походов по магазинам, написала свой телефон и ушла, оставив Женьку устраиваться в ее новой жизни.

Сил больше нет, глаза устали, и пальцы тоже. Продолжение как-нибудь потом напишу. И вообще, исходя из древнего афоризма про то, что "Краткость- сестра таланта", я ни намеком ни на какой талант не грешу...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив