Послужной список пиратки

inesacipa — 19.04.2012
И все-таки обрывать любовную сцену на середине нехорошо. Я обещала ее дописать и дописала. Наслаждайтесь. )))

- А ну пошли все отсюда. Живо, живо!

Нет, это не я сказала, удивленно сознает Катя. И не Мореход. А кто?

- Ножками, ножками, выход там, - командует... Витька? Катерина смотрит на сына так, словно видит его в первый раз. Драконье тело вытесняет всех в коридор в два счета, невозможно сопротивляться такому напору. Наама пытается проскользнуть между бронированными изгибами, но зубастая пасть аккуратно прихватывает кошку поперек живота и вышвыривает вон. Перед тем, как покинуть кухню и оставить Катю наедине с Тайгермом, Виктор оборачивается и смотрит на мать. Понимающе и грустно. Давай, мама. Решай свои проблемы. Сейчас или никогда.


Меня достала необходимость надеяться на лучшее, думает Кэт. С утра до ночи и с ночи до утра. Три кита пиратского существования – надежда, надежда и надежда. Потому что вере мешает опыт, а любви... любви мешает вся наша жизнь, вздыхает пиратка. Взгляд ее упирается во фреску над стойкой. Один неумелый, но полный энтузиазма художник, один мокрый сон мужчины, давно не посещавшего бордель, один долг хозяину портового «капитанского» кабака – и готово дело, стена заведения украшается красотой несказанной. Навечно. А кабак меняет название с приличного - «У Черной Бороды», «Последняя бутылка», «Под мертвой головой» - на завлекательное. В прошлый раз тут размещалось «Знамя ворона». А теперь, извольте видеть - «Шлюхина корма». И как назло, Торо нравится неожиданная перемена, нравятся непристойные шуточки по этому поводу. А еще ему нравится выставлять на посмешище свою новую игрушку. Слава богу, это больше не Кэт. Не Кэт.

С того самого абордажа Шлюха с Нью-Провиденса – не просто шлюха. В ухе ее – серьга, длинные ноги в сапогах каймановой кожи лежат на столе, прямо на засаленной скатерти. И никто не смеет тревожить Кэт, пока она цедит свою законную бесплатную кружку пива[*]. Даже Испанский Бык дает своей женщине возможность насладиться первой выпивкой после тяжелого рейда. Он любовно (Торо! любовно! кто бы мог подумать...) поглаживает круглое женское колено под штаниной из алого, будто артериальная кровь, дамаска.

Кэт прихлебывает дрянное пиво и нарочито громко рыгает. Кабак приличный, а пиво жидкое, точно моча. Что эти испанцы понимают в пиве, раздраженно думает она, равнодушно наблюдая за тем, как команда жестоко и изобретательно издевается над бедным Сесили[*]. Она соскучилась по доброму английскому элю. Но что поделать, покинув Нью-Провиденс убийцей любовницы губернатора, Китти оставила британскую территорию и отдала себя в руки испанцам. С тех пор и кочует по постелям испанцев, испанским кораблям и кабакам с дерьмовым испанским пивом. А еще любуется глумлением испанцев над Билли Сесилом, потомком графского рода Солсбери.

Мальчишка с корвета оказался знатен, но живуч. Во многом благодаря Кэт. Пиратка, движимая незнакомым доселе чувством вины, заступалась за парня – каждый раз, когда проявление доброты не грозило репутации Шлюхи Дьявола. Теперь ее звали так. Пута дель Дьябло, иногда – Пута Саграда. Нью-Провиденс был забыт. Ради этого она рубила головы и вешала на реях, сама подносила факел к фитилям, пуская корабли на дно, участвовала в справедливом разделе добычи, являя команде удивительное для женщины безразличие к драгоценностям и забирая себе лучшее оружие, что удавалось захватить.

- А ну хватит, Каброн[*]! – рычит Кэт, видя, что одному из пиратов вздумалось насильно влить Сесилу-Сесили в глотку крепко посоленный и наперченный грог. Юнга бьется в медвежьей хватке, синея и задыхаясь. – Не зря тебя козлом прозвали. Мало того, что ты портишь славный напиток, ты еще и славного юнгу испортить норовишь. Если у него опять начнется кровавый понос, сам будешь палубу драить и на камбузе помогать.
- Да будет тебе, Катарина, - бормочет Каброн, бросая злобный взгляд на «хозяйку». – Ему полезно глотку промыть.

Пираты хохочут во все горло. Все, кроме Торо.

- Я сейчас тебе самому кое-что промою, - грозит Китти. – Не наигрался в плаванье? Сил много? Ты бы мне на шканцах[*] так перечил, как в «Шлюхиной корме».
- А шканцы у нас и есть... – успевает произнести Каброн перед тем, как двойной залп сносит ему пол-башки. Зарвался шутник. Можно подшучивать над юнгой, будь тот хоть граф-разграф, а вот оскорблять корабль, на котором ходишь по морям... Каброну, считай, повезло, что он умер от выстрела. Смерть под кнутом или на необитаемом острове – плохая смерть. Но дураки только такой и заслуживают.

Пута дель Дьябло и ее муж одинаковым жестом кладут на стол дымящиеся кремневые пистолеты, новейшее английское изобретение. Труп Каброна, расплескав мозги по стене, остывает под стойкой. В воздухе облаком сгущаются страх и недоумение.

- Всем всё ясно, - не спрашивая, а утверждая, произносит Торо. – Сесили... Сесил! Принеси нам еще пива. И себя не обидь... парень.

Китти, отвернув лицо, выдыхает чуть слышно, с облегчением. За годы своей пиратской карьеры она привыкла принимать быстрые рискованные решения. Вот бы еще научиться этим наслаждаться. И тут Шлюха Дьявола ощущает на себе взгляд – тяжелый, недобрый, изучающий. Над ней, сверля свою спасительницу глазами, стоит Уильям Сесил, какой-то там граф Солсбери, жертва абордажа, косорукий юнга, пиратская подстилка. Всего лишь стоит и смотрит. Но Кэт леденеет ото лба до самых пяток, столько холодной ярости сквозит во взгляде юного Сесила – и ни грана благодарности. Билли, похоже, злопамятен. И не собирается прощать, а тем паче благодарить. Он лишь выжидает удобного момента, чтобы нанести смертельный удар. И Шлюхе Дьявола очень повезет, если ее кончина будет такой же легкой, как у бедняги Каброна.

- Прошу, синьора, - произносит Сесил. Может, оттого, что он граф, у него получается произнести «синьора» так, что Кэт слышится «тупая обезьяна». Словно под гипнозом, принимает она из тонкой породистой руки тяжелую щербатую кружку. И в первый раз дивится тому, что пальцы юнги холодны и тверды, точно крюки протеза.

* * *

Ну и зачем мне твоя трудовая биография? – раздраженно спрашивает Катерина, когда эпизод в «Шлюхиной корме» вторгается в ее сознание. Что ты хочешь мне сказать, Кэт? Почему не хочешь сделать это напрямую, а все в обход норовишь, притчами да намеками?

- Смирись. Это твое подсознание, детка. Оно не умеет говорить напрямую, - выдыхает Тайгерм, сползая по стене и устраиваясь рядом с Катей на полу кухни. Его бесконечные ноги, раскинувшись почти до противоположной стены, приковывают катин взгляд помимо ее воли. Только сейчас Катерина замечает, что на Мореходе – ни нитки одежды, даже полотенца на бедрах – и того нет. В виски ударяет горячая шальная волна. Но все-таки они не будут тра... заниматься любовью, пока не прояснят кое-что.
- Ты правда собирался обрюхатить меня антихристом? – требует ответа Катя, отводя глаза и прижимая плед к груди – так, словно это не плед, а бронежилет.

И слышит тихий смех Тайгерма. Сильная мужская рука берет ее за подбородок и разворачивает обратно, чуть наклоняя. Катерина строго приказывает себе не пялиться, но все равно пялится и краснеет. А Мореход все смеется. Потом проводит по катиным волосам:

- Это любимая ангельская страшилка, девочка. За тысячи лет я спал с тысячами женщин. Если не с сотнями тысяч. Да, я тот еще кобель, дорогая. Но детей им не делал.
- Почему? – Катерина больше хочет понять Тайгерма, чем... чем просто хочет.
- По той же причине, по которой Кэт подбрасывает тебе подсказку за подсказкой, ничего не объясняя. Я – бессознательное человечества. Бессознательное и бестелесное.
- Это ты-то бестелесное? – изумляется Катя, вспоминая, как тяжко, остро и больно толкался внутрь нее распаленный Денница.
- Здесь, в твоем и моем – в нашем – царстве Ид не такой уж я... – И Мореход накрывает пах рукой. Не столько накрывает, сколько демонстрирует, наглец. Катерина зажмуривается, чтобы не отвлекаться. Она же собиралась спросить про Лилит! И не успокоится, пока не узнает ВСЁ. – До чего ж ты упрямая... Лилит отняли у меня давно, так давно, что я почти забыл ее. Но не забыл своей обиды, благо то была не первая обида. Небеса привыкли лишать бедного Люцифера всего, что ему дорого – дома, женщины, предназначения. Им нравится осуждать падшего ангела за то, что он не сдох, рухнув в глубочайшую из ям, а вместо этого обустроил бездну под жилье. Какое-никакое, а жилье. И вот я, отец лжи, негодяй из негодяев, даю приют всем, кто недостаточно хорош для идеальных непрощающих небес.
- Подумать только, какое благородство! – фыркает Катя.
- Конечно, благородство, - без иронии подтверждает Тайгерм. – Думаешь, мне проще, чем ангелам, презирающим животные начала? Презирающим то, что воплощено в Лилит, то, что тянет нас друг к другу, вызывает желание и дарит наслаждение? Ты убеждала себя, что они правы, столько лет подряд, гнала меня от себя в снах, отворачивалась наяву – а смысл? Смотри на меня! Я сказал, смотри! – И жесткая ладонь пригибает катину голову к мужским бедрам – туда, где жарко пульсирует, растет, выпрямляется. - Ну как, ты не передумала? Все еще хочешь разговаривать и разговаривать, пока не станешь достаточно старой?
- Не хочу, - шепчет Катерина пересохшим ртом. – Не хочу.

И разжимает руки, отпуская плед.

На этот раз никто сюда не войдет, обещает она себе. Я приму тебя, Денница. Я твоя.
__________________________

* Моряк, обогнувший Мыс Доброй Надежды, имел право проколоть ухо и надеть серьгу. Также ему позволялось класть ноги на стол в портовых кабаках и одна кружка пива подавалась бесплатно – прим. авт.
* Сесили - женское имя, которым в Англии называли мужчин-проституток - прим. авт.
* Козел (исп.)
* Шканцы - помост или палуба в кормовой части парусного корабля, считавшийся на корабле почетным местом; там зачитывались перед строем законы, манифесты, приказы, приговоры. Дерзость начальнику на шканцах усугубляла наказание – прим. авт.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив