Послесвяточное

gorgulenok — 19.01.2017 Никак не могу заставить себя убрать елку. И старый Новый год уже прошел, и православное Крещение, можно сказать, уже прошло — но она такая славная, яркая, уютная, и у меня рука не поднимается.

Игрушки на ней совершенно разного возраста, и я даже если про какую-то не помню, откуда и с каких времен она у меня — по стилистике могу догадаться, когда ее сделали.
Вот несколько стеклянных цветных шишек, одна из них старше остальных — я это помню, но по ней и видно: на ней нету белого искрящегося напыления, изображающего иней, его стали делать чуть позже, зато у нее тщательней сделаны чешуйки у самого верха, где теоретически, будь она настоящей еловой шишкой, она крепилась бы к ветке.
Шишек с инеем три — розовая, бледно-лиловая и золотисто-желтая. Когда-то были еще голубая и зеленая, но они разбились, а когда, не помню.
Зеленовато-золотистая блестящая девочка, нарочито грубовато сделанная, косоглазая и с очень довольным, хотя и чуть дебильным выражением схематично-небрежно нарисованного лица (я именно о ней всегда думала, когда слышала никитинское про "ты их лепишь плоховато, ты их любишь маловато" — но надо сказать, что елочная игрушка, которую вспоминаешь в связи с совершенно далеким от Нового года стихотворением, явно чем-то тем не менее крута).
Это игрушки семидесятых-восьмидесятых — на самом деле тогда елочные игрушки были, насколько я помню, редкостно однотипными и некрасивыми, но сохранились из них лучшие, и сейчас они мне нравятся.

В детстве я любила старинные игрушки, те, которые были намного старше меня. Я помню арлекина на прищепке, у него был ярко-лиловый клетчатый костюм. Мне смутно кажется, что была еще коломбина в характерной коломбинистой полумаске, но может быть, мне просто кто-то из взрослых рассказывал про персонажей комедии дель арте, и я представила себе ее так ярко, что она отложилась в голове как реальная картинка. Вообще, чем глубже в детство, тем больше у меня в памяти путаются реальные события и фантазии — и поэтому детство кажется очень ярким, очень волшебным, очень насыщенным событиями и опытом.

Еще был, кажется, клоун с мячиками и то ли попугай, то ли какая-то сказочная птица — розовая и хохлатая.
Были две хлопушки — голубая с серебром и оранжевая с золотом, похожие на огромные конфеты. Не знаю, откуда они взялись, но разрывать их всем было слишком жалко, и их так и вешали на елку, как украшения.
Куда потом все это делось, я не знаю — что-то, наверное, у родителей, а что-то сгинуло в многочисленных наших переездах и разных житейских поворотах.
И еще была гирлянда — ее вешали не каждый Новый год, с ней было много хлопот, но как же меня от нее вштыривало, кто бы знал. Ее одной хватало, чтобы сказка врывалась в мир, чтобы становилась реальнее реальности.
Она была сделана в виде свечечек, горящих разными цветами, и если я правильно помню, их нужно было прищепками крепить к веткам елки.

Сейчас, когда у меня снова появилась новогодняя гирлянда — современная, не похожая на ту, намного более простая в обращении, но тоже сияющая разноцветными огоньками, отражающимися в шарах, мерцающими среди мишуры — я, зажигая ее, ощущаю то же самое: как распахивается сияющая волшебная сказка, мир, обычно скрытый. (Здесь нужно оговориться, чтобы быть правильно понятой: я вообще-то постоянно живу в мире сказки, точнее, сказания, где-то на грани эпоса и романа. Но это другое. Будни персонажа сказки ли, саги ли, приключенческого романа ли — это все равно будни. В них много места труду, в них есть место и слезам, и трагедии, а повествованием, не похожим на то, что обычно подается под названием "реальная жизнь", их делает осмысленность всего. Мир новогоднего волшебства — он совершенно другой.)

Самые красивые мои елочные игрушки — рубежа девяностых-двухтысячных. Это ангелочки с позолотой, скопированные с дореволюционных, и наоборот очень современное крафтовое золотое сердце, усыпанное темно-бордовым бисером, это бубенчики и колокольчики, и надверные рождественские украшения, и пышная мишура.
Они, наверное, самые разные, на них меньше всего отпечаток тех лет, когда они были сделаны — просто про них про все я помню, откуда именно они у меня взялись и когда. Большую часть подарила мама после того, как я стала жить от родителей отдельно, что-то — друзья, что-то купила я сама, потому что внезапно захотелось.

А очень узнаваемая штука, по которой будет сразу видно нынешний стиль украшений — это матовые шары разных размеров и разных оттенков: болотно-зеленый, изумрудно-зеленый, цвета бирюзы, темно-синий, будто бархатный (и точно такого же темно-синего цвета, но блестящий, а не матовый), тускло-желтый, рубиново-красный. Они висят сейчас вперемешку с усыпанными блестками и яркими, с колокольчиками, шишками, ангелочками и прочим. Сияние гирлянды то тонет в них, то вспыхивает многоцветными отблесками.

Ну и вот как я все это сниму?

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив