ПЕТРУ ПЕРВОМУ ЗУРАБ ЦЕРЕТЕЛИ

uskov — 08.10.2010 Сегодня был на "Пусть говорят". Обсуждали, что делать с Петром Зураба Церетели.

Моя позиция такова:
Я за то, чтобы прекратить рушить, начать восстанавливать и хранить.

Петр работы Церетели спорен, но имеет право на существование. Это не переделанный Колумб (потрудитесь посмотреть, как выглядит памятник Колумбу), это несомненно оригинальное произведение. Без сомнения, провокационное. И все же...

Еще год назад я писал для slon.ru по поводу Петра:

"Однажды в редакции журнала GQ разгорелся спор о московских памятниках.

– Коней разучились лепить! – возмущалась девушка по имени Таня по поводу маршала Жукова. – Сами не могут, скопировали хотя бы из-под Долгорукого. Вот тогда умели коней делать.

– А Петр?! Это же чудовищное убожество, – вступил в разговор мальчик по имени Данила. – Дистрофик на игрушечной шлюпке. Вот на Сенатской площади – Петр, а это голем какой-то.

Я объяснил коллегам, что сам невысокого мнения по поводу художественной ценности упомянутых изваяний, однако считаю их памятниками вовсе не означенным лицам, а нашему времени. Так часто бывает в жизни. Людям кажется, что они делают одно – например, увековечивают память Георгия Константиновича Жукова, – а на самом деле получается совершенно другое. В данном случае скульптор Клыков водрузил на видное место монумент комплексам и мечтаниям обиженного народа эпохи позднего Ельцина. Оттого и лошадь получилась какая-то игрушечная, да и маршал сидит на ней, будто в первый раз попал в седло. Это такая игра в войнушку. Зато медалей с орденами столько, сколько хватит места. По-моему, у глубоко бездарного Клыкова получилось очень четкое выражение духа времени, безжалостное..."

ДАЛЕЕ СОБСТВЕННО О ПЕТРЕ, НАЧИНАЯ С ЕГО ПЕТЕРБУРГСКИХ СКУЛЬПТУР:

"Петр на Сенатской площади - не первый медный всадник. Первого еще при жизни царя стал делать Бартоломео Карло Растрелли. Отец знаменитого архитектора вдохновлялся конной статуей римского кесаря Марка Аврелия. Самое главное в грузном истукане Растрелли – рельефный парадный панцирь и вычурная попона, покрывающая лошадь. Иными словами, формальные признаки высокого социального положения, символизирующие военный триумф. Тяжеловесный, в завитках и кисточках, Петр похож на нахохлившуюся курицу. Но это нам так кажется.

Уподобление царя лапотной Руси древнеримскому императору было важнее, чем раскрытие каких-то особенностей личности самодержца или противоречий его времени. После смерти Петра памятник никуда не сумели приткнуть. Началась, как это случается очень часто, ревизия петровской эпохи, тем более, что по смерти внука Петра престол перешел к потомству его брата. И лишь дочь императора, Елизавета, решила установить памятник работы Растрелли на Дворцовой площади. Для нее скульптура была программным заявлением. Дочь приняла трон по праву, от отца, а всякие там Анны Леопольдовны с Иоаннами Антоновичами – седьмая вода на киселе, и сидеть им не в Зимнем, а в Шлиссельбурге на цепи.

Но на Дворцовой монумент так и не появился. Екатерина II, считавшая себя продолжательницей дела Петра не по крови, но по духу, заказала скульптору Фальконе новый памятник, не про Петра, разумеется, а про себя. Это был отлитый в бронзе миф о великом государе: всадник, скачущий по крутой скале вверх, преодолевающий стихию, торжествующий над ней в духе идей Просвещения: разум побеждает природу. Не случайно на монументе написано не просто «Петр», а «Петру Первому Екатерина Вторая». Это уже не столько император, сколько герой – очень важная мысль для Ангальт-Цербской принцессы, права которой на российский престол были в высшей степени сомнительными. Фактически трон она не унаследовала, а заняла в силу выдающихся качеств, будучи героиней, побеждающей стихию, но не наследницей. Любопытно, что старого Петра вернул сын Екатерины – Павел I. Он установил его перед своей новой резиденцией – Михайловским замком, где тот находится и теперь. Павлу, полноправному наследнику долгожданного престола, не нужен был подвиг, ему нужен был просто триумф, в том числе династический, над матерью и ее миром. Отсюда надпись на постаменте: «Прадеду правнук». Кстати, любопытно, что шемякинский Петр в Петропавловской крепости, хоть и почти полная копия с восковой персоны все того же Растрелли, являет нам, скорее, нервного деспота с руками Фредди Крюгера, чем героя или триумфатора – в нем отразилась вся неоднозначность этой фигуры для судеб России. Да черт с ней, с Россией! Для судеб тысяч погубленных им людей. Кто из нас хотел бы умереть ради красот Санкт-Петербурга? Но чтобы шемякинский Петр появился в Петербурге, мы должны были пережить революцию и сталинский террор.

Памятник Петру в Москве работы Зураба Церетели – уже скандал. Император старую столицу не любил, и, надо сказать, она ему отвечала взаимностью. В 1714 году Петр даже запретил строить каменные здания где-либо в России, кроме Санкт-Петербурга. Пока же он был юношей, то предпочитал жить в подмосковных селах или на Кукуе, то есть в немецкой слободе, будущем Лефортово. Там и позже всегда останавливались русские императоры XVIII века. Каким-то чудом этот район уцелел и до сих пор является маленьким Петербургом среди московского хаоса. Правда, подобно затонувшему кораблю, оброс ракушками и прочей дрянью. И это символично. Москва оказалась равнодушна к наследию Петра. Памятники его пребывания в столице надо буквально отыскивать за заборами и какими-то бараками. Их словно намеренно прятали от глаз. Москва всегда брюзжала по поводу имперского Петербурга, а в XIX веке стала вотчиной славянофильства. Появление бронзового Петра в 1997 году на волне первых успехов демократической России символизировало рождение новой Москвы – города, устремленного к Западу, к либерализму, прочь от косности и проклятого прошлого. Масштаб истукана был прямо пропорционален самонадеянности этих амбиций. А его нелепость недвусмысленным образом говорила о реальном бессилии власти претворить свои идеалы в жизнь. Желание огромное, но кораблик утлый, а паруса – вообще дрянь. Это был скорее вопль отчаяния, чем торжество победителей.

И, наконец, чтобы замкнуть круг, вернусь к коню Юрия Долгорукого. Его, то есть коня, бронзовые яйца размером с человеческую голову давно стали достопримечательностью Москвы. Достоинства столь очевидны, что трудно удержаться от параллелей с творчеством гей-иконы – Тома оф Финнланд. Говорят, яйца – не полет творческой фантазии мастера, а следствие мудрой директивы партии и правительства. Осматривая модель памятника, Сталин якобы обратился к скульптору: «Почему у Вас, товарищ Орлов, Долгорукий сидит на кобыле? Жеребец подчеркнёт мужественность основателя Москвы». В 1947 году, когда монумент закладывали, Сталин чувствовал себя не столько наследником Маркса и Ленина, сколько продолжателем дела великих князей и самодержцев. Так что Юрий Владимирович во всем сиянии своего сана и мужества, да еще на Советской площади – так тогда называлось это место, – был не про 800-летие Москвы и не про случайно уцелевшего в истории князя, абсолютно, кстати, бесцветного. Он стал символом нового курса тирана. Власть, мужество, сила и, главное, преемственность – это вам не чувства униженных и оскорбленных, для которых ставили клыковского Жукова. Кстати, на постаменте изначально было начертано: «Юрию Долгорукому от Советского правительства».

Многим, наверное, покажется, что все это я пишу, чтобы очернить выдающихся деятелей прошлого. Ничуть. Прошлое мертво. Оживает оно в наших головах, а искусство, подобно магическому шару Стругацких, осуществляет только подлинные желания, не всегда осознанные. По памятникам можно судить исключительно о настоящем. Эти истуканы – наше отражение. Не нравится – давайте постараемся стать лучше. И поставить другие памятники. Рядом".

Так я писал 23 сентября 2009 года.

По следам дискуссии на Первом хочу подчеркнуть. Да, Петр не любил Москвы. Да, он перенес столицу в СПб, да, запретил здесь строить каменные здания. Тем не менее, русский флот появился здесь, на Яузе, в селе Преображенском. Об этом напоминают по сей день названия улиц, например, Матроская тишина. Там в конце 17 века находилась матроская слобода, населенная первыми строителями русского флота. Напомню, что официально памятник посвящен 300-летию российского флота.

Но и это аргумент от ума.

Накануне передачи я говорил со своим девятилетним сыном, нравится ему Петр или нет. Он одназначно сказал, да, очень нравится. На "Пусть говорят" был 14-летний блогер, который сказал то же самое - ПЕТР- ЭТО ЕГО МОСКВА, ОН ВЫРОС С НИМ.

Ребята, правда, пусть стоит. Он уже часть нашей непростой истории. Не надо пытаться переписывать историю, постоянно вырывать из нее страницы, надо попытаться понять ее, принять и жить дальше.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив