Первобытный мужской инстинкт
extra_dao — 12.02.2014
Интересные чувства испытываешь, когда на тебя направляют
оружие. Расскажу историю, которая произошла со мной и, я думаю, мои
шансы выжить были 50/50. Этот случай стал для меня прививкой
от страха.
Нет, конечно же, я получаю положенную дозу адреналина от
экстремальных развлечений, организм работает по инструкции. Но тот
запланированный, контролируемый и оплаченный страх, который приятно
развлекает пресыщенных представителей среднего класса — он
игрушечный.
А этот рассказ об истинном страхе и ситуации важного
жизненного выбора.
Слону в армии живется непросто. Слон мало спит, ежедневно
выполняет тяжелую физическую работу, и ему катастрофически не
хватает килокалорий. А чувство собственного достоинства слона
регулярно подвергается испытаниям.
«Слонами» называют в десантуре молодых солдат, типа «духов» в
других родах войск. И формально я состоял в младшем командном
составе — младший сержант это вам не рядовой! — но в неформальном
мужском коллективе я был такой же слон, как и все мои друзья,
переведенные 2 месяца назад из учебки в регулярные войска.
В ту ночь я служил разводящим в карауле, задача
простая: вывел смену на посты, забрал уставших и замерзших часовых,
на их место поставил относительно свежие кадры. Но случилось
непредвиденное.
Один особо злобный дембель, отстоявший смену в парке
(транспортном, разумеется), сильно негодовал, что ему приходится
нести службу, а не поглощать ночью жареную картошку, как всем
нормальным старослужащим. И он заставил пришедшую за ним смену
проверить и принять, как положено, все пломбы на всех дверях и
воротах. Это заняло лишний час при минус 25 градусах, а нам
предстояло еще сменить караул на складе оружия и боеприпасов.
Все были слегка нервированы ситуацией. Но, как выяснилось,
больше всех нервничал другой старослужащий — тот чувак, который
ждал свою смену на посту арсенала. Он замерз, и он был истерик с
неуважительным прозвищем Бидон.
От дороги до склада с калиткой в ограждении было порядка
150 метров. Мы только свернули на расчищенный от снега проход,
как Бидон нас остановил:
— Всем стоять, уроды! Какого х… вы так долго! Всех урою!
— Бидон, успокойся, сейчас тебя сменим и расскажем.
— А ну всем лежать! Всем в снег! — Бидон снял с плеча
автомат.
Мы остановились. Все неформальные отношения закончилась: я
разводящий, смена подчиняется мне, и в случае стрельбы
последующие разборки, вплоть до трибунала, будут происходить по
Уставу. Но для начала надо понять, что это сейчас такое происходит.
Истерика и кидание понтов или реальная угроза?
— Мужики, идем дальше.
Мы сделали еще 4 шага, а Бидон лег на снег и направил автомат
в нашу сторону.
— Суки, я сказал, всем в снег!
— Смена, к бою! — три бойца за моей спиной заняли
позиции.
Я остался стоять. Почему я так решил? У ситуации должна
быть динамика. Вот сейчас мы все ляжем и будем лежать. До каких
пор? Как после этого разруливать наше положение? Подчинившись
Бидону, мы сделаем его главным. А главный здесь я, слон. И мне 18
лет.
— Смена, в случае открытия огня со стороны рядового N стрелять
на поражение! Все меня слышат?
Конечно, Бидон меня тоже слышал. Я понимал, что ночью,
замерзшими руками, на нервах и снегу Бидон в случае выстрела вряд
ли попадет в меня со 150 метров. Но, в принципе, мог бы и попасть,
поэтому я дал команду смене стрелять без моего отдельного
приказа.
— Серега, успокойся! Я сейчас иду к тебе один. Ты мне отдашь
оружие и вернешься в караулку. Там тепло. Но сейчас тебе важно
успокоиться.
— Да пошел ты, слоняра! Лежать, я сказал! — Бидон передернул
затвор.
Таким людям нельзя давать ощущение власти. Я пошел
вперед. До следующего фонаря я должен был его убедить или, если
хотите, переломить. Понятно, что это мальчишество, но у меня есть
еще примерно 40 шагов до круга света на снегу, в котором придется
лечь. А до него я могу идти вперед и взять верх. Если я сдамся,
неизвестно, как поведет себя Бидон, но уж точно моя дальнейшая
служба будет полна подчинения и насмешек. А, если мне удастся
победить, то все будет иначе.
— Бидон, я не лягу. Ты слышал мой приказ смене? Это все не
игрушки. Я не лягу. Если ты выстрелишь в меня, то сдохнешь прямо
здесь. Если сделаешь, как я говорю, то через 15 минут сможешь
выпить чаю в караулке. И никто ничего не узнает.
Снег скрипел под моими валенками, или это был мой страх? Ноги
сделались почти ватными, тихие снежинки залетали в глаза, таяли на
щеках и оплакивали мою короткую жизнь. Я шел и разговаривал с
Бидоном, и ждал его ответа. Последние мои шаги перед освещенным
участком были помедленнее.
— Слышишь, слоняра! Ты у меня будешь отжиматься всю ночь,
понял?
Это был хороший знак. Он для себя решил, что стрелять не
будет: мертвые не могут отжиматься. Я дошел до фонаря, прошел его,
приблизился к ограждению. Бидон встал. Я открыл калитку, Бидон
пошел навстречу и замахнулся. Я ударил раньше. Пока он вставал на
ноги, прибежала вся смена. Мой
друг Саня ему еще
немного добавил.
В караулке я никому ничего не рассказал, я ж обещал. Зато
рассказали остальные. Наши дембеля были парни суровые, но
справедливые. Командование ничего не узнало. Бидон отжимался по
ночам до самого увольнения.
Лет через пять мой друг, бывший «афганец», говорил мне: «Ну
какой ты, Игорь, десантник? Ты ж когда служил? Афган уже кончился,
Чечня еще не началась…».
Слава Богу, я не стрелял в людей.
* * * * * * * * *
В мужском сообществе важна цельность, умение перебороть
слабость и страх. Иногда это приводит к трагедиям и травмам. Но мы
так устроены на химическом и социальном уровнях. Такой зов диких
предков, первобытный инстинкт. Или это только социальные установки?
Существует ли мужское коллективное бессознательное?
Я ничего не говорю об образе «настоящего мужчины», саблезубого
супермена, агрессивного туповатого самца. Я о другом совсем.
«Ботаники» тоже отвечают на некий вызов, брошенный либо кем-то,
либо самому себе, и они тоже мужчины. Преодолевают и страх, и лень,
и слабовольное «не могу», и предательское «я и так не самый
худший». А большинство из нас все же не в крайностях живет, а в
каких-то промежуточных позициях между преувеличенными образами
«мачо» и «ботана». И всем нам на разных жизненных этапах приходится
проверять себя. И мы считаем это нормальным мужским занятием.
И девочки тоже это делают, растут как личности. Преодоление
само по себе — общечеловеческая черта, вне зависимости от пола. Но
мы от девочек смелости не требуем, а от себя требуем.
Девочке не стыдно испугаться, а мальчику с определенного
возраста стыдно. Вот эта потребность быть смелым, победить страх,
она ведь больше мужчинам присуща. И далеко не всегда твою смелость
кто-то видит, значит не во внешней оценке дело, а во
внутренней.
Наш детский и юношеский опыт преодоления страха — это наш
витальный ресурс. С ним нам море по колено: справился тогда,
справлюсь и сейчас. Заслуженные личностные победы придают нам силы
для новых битв. Возможно, нами движет многовековая привычка нести
ответственность за близких, за свою стаю. Может быть, та самая
потребность защищать и оберегать толкает нас проверять
пределы своих возможностей?
Я в детстве любил делать то, что страшно, а что не страшно —
то было неинтересно. Но откуда он берется изначально этот ресурс
жизни? Какими словами и действиями воспитывается? Вот вчера парень
еще боялся прыгнуть с крыши гаража в сугроб, а сегодня уже не
боится. И зачем ему вообще прыгать с гаража? Потому что
мы
все исследователи? Зачем мальчишки детсадовского возраста
пытаются превозмочь страх? И что будет, если не научатся?
Эти вопросы меня волнуют, потому что у меня сын растет. А
ответа у меня нет.