О вреде самолюбования и обидчивости

Наверное, исключений нет. Во всяком случае, я не помню. Пытаюсь вспомнить и не могу. Вспомнить публикацию оппозиционного автора с критическими тонами по отношению к себе. И даже не лично к себе – Вите или Андрюше, а к нашему коллективному "себе", к социальной группе. Прямо это, конечно, нигде не провозглашается, но между строк читается без труда. Мы знаем как надо и всегда знали как надо.

Эта демонстрация своей непогрешимости не писательский прием. Это вполне искреннее самоотношение. Ну, люблю я себя (нас)! Мордашек этаких. И ничего с собой поделать не могу. Сердцу не прикажешь. Ну, не могу я такую прелесть не любить! Вот такой я человек.

Это у нас у всех, не могу припомнить исключения, в крови. Ну, и, естественно, это и в наших творениях проявляется, и рационально объясняется с легкостью необыкновенной (когда какой-нибудь ехидный насмешник тыкает нас в эту нашу черту носом так, что не замечать ее уже дальше не получается): "Зачем же мы будем помогать критикам нас ругать, пусть уж сами работают". И понятно, что ехидный насмешник, обнажающий то, о чем нам не хочется даже думать, вызывает у нас справедливое негодование. Обидно, понимаешь... Мы его – за своего, а он...

Чем это плохо? Ведь, казалось бы, такая невинная слабость. А кто без слабостей? Вы только на оппонентов на наших посмотрите: вот на ком печати ставить негде, а это всё ерунда, мелочи.

Плохо это по двум причинам.

Причина первая. Не избавляясь от скелетов в собственных шкафах, мы подрываем доверие к своим словам. Ну, скажем, критикует сегодня Путина некий гражданин. Ярко критикует. Всю душу в это дело вкладывает. И, естественно, у слушателя возникает мысль: а когда гражданин низвергатель пришел к заключению о губительности низвергаемого для будущего России и всего мира? Вполне ведь естественный вопрос. И начинает слушатель, если так не помнит, лазить по интернету изучать биографию трибуна. И находит там множество интересных фактов касательно того, как в недавние времена тот же гражданин совместно с критикуемым трудился на благо и пел совсем иные песни. Или обнаруживает выборочность в подходе к борьбе с коррупцией какого-нибудь яркого антикоррупционера. Ну, и так далее... И веры к словам пламенного трибуна у него, у слушателя не остается вовсе.

Есть ли среди наших пламенных революционеров из числа наиболее публичных людей другие – незапятнанные? Если и есть, то очень мало. Так мало, что я, пожалуй, и не знаю никого. Если не соработничеством с властью в деле доведения страны до ручки, то в других грехах, вроде заведомо абсурдных и оттого несбывшихся прогнозов, замазаны практически все. Да иначе и быть не может: мы же все сделаны из плоти и крови – не из эфира. Крылья за спиной ни у кого не шелестят. Естественно, и ошибаемся, и – не без того – и подличать приходилось, не так, так этак. Дела житейские. Но житейские они ровно до того момента, пока мы не выходим на трибуну.  

Но сомнение в отношении наших рецептов счастья – только одно неприятное следствие нашего самолюбования, нашего эгоцентризма и нашей нерефлексивности. Другое состоит в том, что сами наши рецепты оказываются не слишком действенными. Оказывается, что наше "как надо" очень мало гармонирует с тем, как хочется нашей аудитории. Скажем, мы им про демократию, они нам – про лихие девяностые. Мы им про свободу творчества – они нам про порнуху. Мы им про экономические свободы – они нам про нищих стариков. Мы им про Америку – они нам про Ирак. Мы им про Путина – они нам про тех, кто до Путина довел и Путина привел. Вот такой разговор получается. И в результате – где два процента на выборах, где три.

Понятно, что тут не без чурзбиркома, но ведь, если бы и было всё кристально чисто – с равным доступом на телевидение, без подтасовок, без спойлеров, без фильтров, то всё равно превратить эти два процента в пятьдесят было бы весьма затруднительно. Сколько набрал Навальный в Москве, если считать от числа московских избирателей? Меньше 10 процентов. А теперь сравните с результатом в Москве Ельцина в 89-м году – 90 процентов. Без всякого телевизора. Почувствуйте разницу.

Конечно, можно надеяться, что при обострении выше обычного нужды и бедствия не какой-нибудь Квачков или Калашников перехватят выпавшую из ослабевших рук власть, а кто-то подемократичней. Но помимо того, что сама эта надежда эфемерна, даже если такое и случилось бы, где гарантия, что мы не отправимся по кругу по тем же граблям? Нет такой гарантии. И хуже того – есть гарантия, что отправимся. Про то, что слабости в руках власти пока как-то не ощущается, я уже не говорю. Страх есть, но от страха эти руки только судорожней впиваются в то, что они держат.

В общем, чтобы не размазывать белую кашу по чистому столу – правда, правда, только правда и вся правда. Включая и беспощадную. По отношению к себе любимым. И с минимизацией личных обид и амбиций. Никакого иного способа быть услышанными у нас нет. Здесь и стратегия, и тактика.

А когда мы выберем эту стратегию и начнем не только повторять привычные мантры, но и думать, то получим шанс увидеть то, чего не видим сегодня – большую, объемную правду, из которой сегодня мы выхватываем только одну сторону. Иначе говоря – всего слона, а не колонну. И перестанем доказывать оппонентам, что слон – это колонна, а не тахта и не болтающийся шланг.