О танковом побоище 41-го

artyom_ferrier — 20.04.2017

Это тема, о которую сломано много копий как в научной (и околонаучной) литературе, так и на исторических форумах. Каким образом Вермахт, существенно уступая РККА по танкам (что тогда рассматривалось как одно из основных средств ведения войны), сумел достичь таких ошеломляющих успехов в Начальный Период.

И ладно там Блицкриг во Франции, где немцы уступали англо-французам по танкам всего где-то треть (и то, если посчитать все французские танки, которые и итальянскую границу держали). И французы не хотели воевать, по хорошему счёту, а англичане сами по себе были тогда слишком слабы в сухопутных делах.

Но вот РККА — имела общее семикратное превосходство в танках над Вермахтом. И всё это — будто растворилось в первые месяцы ВОВ. Уже при обороне Москвы — Ставке приходилось чуть ли не поштучно распределять танки между фронтами и армиями для противодействия немецким прорывам.

И ведь многими авторами (а не только Суворовым-Резуном) отмечалось существенно более высокое качество новейших советских танков (Т-34 и КВ), которые по своим параметрам бронирования, огневой мощи, проходимости — просто близко равных не имели ни в Вермахте, ни где-либо ещё в мире. И только этих «бегемотов» у РККА было примерно столько же, скольку у немцев средних танков вообще.

Да и советские «старички», лёгкие танки с 45-мм пушкой (скоростной БТ-7 и «пехотный» Т-26) — существенно, вроде бы, превосходили аналогичную «легкотню» у немцев (включая чешские Pz-38t).

И естественно, никакой критики не выдерживали советские мантры о том, что, дескать, у нас следует брать в расчёт только новые и тяжёлые танки, а все эти несметные полчища «лёгких и устаревших» - вроде как не при делах.

Некоторые авторы указывали на те слабости советских танков, которые не вполне очевидны, если брать только табличные характеристики (потому что по ним-то один-единственный КВ должен был до Берлина дойти). Вроде, скажем, худшего, по сравнению с цейсовским, качества прицельных приспособлений и наблюдательных приборов у советских танков. Вроде ненадёжности ходовой у КВ ранних серий, когда они часто просто вставали на дороге.

Иные же предполагали, что советская военщина, под бдительнейшим оком НКГБ, на самом деле занималась приписками, что весь этот «сталинский порядок» был на самом деле страшенный мафиозный бардак. И потому списочный состав части мог вовсе не соответствовать реальному. И это даже понятно: если тебя, как комдива или комкора, могут в любой момент взять архаровцы и грохнуть вообще невесть за что — то у тебя повышенная мотивация поучаствовать в каких-то схемах, от заводов ВПК начиная, где по бумажкам тебе что-то поставляется, а на самом деле — нет. Так — хоть у любовницы шубка о тебе на память останется.

Другие говорят, что сама по себе мотивация у войска была слабая, чтобы сражаться за большевиков и Сталина, потому и насдавалось в плен столько за первые полгода, что немцы сами офигели, не знали, чего с этой оравой делать, и в итоге многих просто бездарно переморили.

И все эти соображения, наверное, в той или иной степени разумны, и все они тоже внесли свой вклад в разгром РККА летом-осенью 41-го.

Наиболее слабым видится то соображение, что РККА подпала под внезапный удар и потому якобы немцы сразу пожгли все самолётики, выбили все танчики. Да, нападение было внезапным, но тогда это касалось только прифронтовой полосы. Меж тем как основные мехпорпуса находились в сотнях километров от фронта, и там по-любому было очень много танчиков — но все они сгорели в боях уже через недели от момента нападения, и на них-то не мог действовать фактор внезапности. И даже те мехкорпуса, которые оказались окружёнными (в Белостокском выступе, скажем) — они, вообще-то, превосходили по номинальной своей мощи те немецкие силы, которые их окружили.

Но так или иначе, все эти соображения можно принять к сведению, присовокупив ещё одно, даже более важное: воюют не танки, воюют армии. Как организационные структуры, распоряжающиеся теми или иными наличными военными средствами. И в этом смысле бросать подобное на подобное — некоторый кризис военного искусства. Так-то разумный полководец стремится к тому, чтобы ко своей выгоде использовать принцип детской игры в «камень-ножницы-бумагу».

Но даже если и брать столкновение подобного с подобным, то лучшее средство объяснить юношеству, что произошло с несметными полчищами танков РККА в 41-м — это игра World of Tanks.

Нет-нет-нет, там вовсе не проводится та мысль, что будто бы советские танки «посасывали» у немецких. Напротив, советская линейка там чуть ли не самая сильная. Речь о другом.

Я играл, в своё время, в WoT — конечно же, исключительно во имя родительского долга. Когда мой сынок Лёшка пристрастился к этому делу — я должен был убедиться, что там нет каких-то психотравмирующих для ребёнка моментов. Ну, типа, там, голых тёток. А если есть — то чтоб эстетичные. А не такие, чтоб одним своим видом навязывать «антитёточную» какую-то ориентацию. Ну, любой родитель меня поймёт: чего не сделаешь ради сетевой безопасности своего чада, на какие жертвы не пойдёшь.

Таким образом я заимел некоторый опыт в этой игрушке. И там механизм случайных боёв строится так, чтоб изначально команды были сбалансированы. Имели примерно одного достоинства технику (хотя разных функциональных классов, и этот набор тоже балансируется с обеих сторон), и даже игроки подбираются сообразно своему рейтингу. Ибо задача — чтобы всем было интересно, чтоб у всех были шансы.

И вот, значит, сходятся как бы равные по силе две команды по пятнадцать машин,.

Как ведёт себя новичок, который первый-второй раз сел за виртуальные рычаги в этой игрушке? Как правило он, будучи совершенно геройским и очень мотивированным парнем, прёт вперёд напролом, без страха и сомнения, и всё пофиг (и хорошо быть бесстрашным, когда сидишь за компом).

Естественно, его жизнь бывает очень недолгой. Бах-бах — он даже понять не успевает, откуда его расстреляли.

Потом новичок соображает, что подлые вражины имеют привычку прятаться за кустами, или ещё где, поджидая вот таких самонадеянных героев. Но так же делают и ребята поопытнее в его команде.

Следующий этап — он решает гробить себя не бесцельно, а с пользой для команды. Имея лёгкий танк (а в начале карьеры они все лёгкие, это лишь постепенно открываются новые уровни, новые модели) — он кричит: «Свечу всё!» То есть, он намерен засветить перед своей командой те вражеские танки, которые стоят в засаде, и пусть убьют его — но собратья накажут тех, кто стрелял в него.

В этом месте более опытные собратья сплёвывают: «Долбоёб!»

Потому что на самом деле «светлячок», т. е., быстрый, юркий и малозаметный танчик с хорошим обзором — это очень важная для команды машина.

Ибо уже со второго уровня появляются самоходки, которые способны одним выстрелом убить что друг друга, что любой другой танк. И вот, допустим, ситуация в «эндшпиле». С обеих сторон осталось по одной такой самоходке, и каждая понимает, что если выйдет из укрытия и пойдёт искать соперницу — с большой вероятностью будет обнаружена и схватит первой. Потому что соперница в укрытии, а этой придётся по чистому полю ехать.

Тут наличие оставшегося светлячка — бесценно. Который может как-то незаметно подкрасться и высветить укрытую вражескую самоходку. Что позволит расстрелять её безнаказанно по его наводке. Поэтому гробить «светляка» в начале партии — ну, действительно идиотизм.

Не научившись грамотно светить, новичок решает, что ну его, эту легкотню, возьму-ка лучше танк самый вот такенный, чтоб никто меня не обидел. Ну а первый подходящий вариант — это, наверное, советский КВ. Да, очень толстая броня, очень мощное орудие.

И вот новичок прёт вперёд с криком «Давим центр!» Бумс-бумс — всё, как в самом начале. Он даже не понимает, кто его расстрелял, поскольку это сделали самоходки, укрытые где-то на холмах. И они — его не видели. Его видел какой-то затихарившийся в кустах вражеский «светляк». А его команда — лишилась ценного тяжёлого танка, который действительно мог бы оказаться очень полезен при других обстоятельствах.

Потом, немного поняв механику игры и специфику применения тех или иных танчиков, уже не новичок занимает грамотную позицию в надежде, что сейчас противник выдвинется, его подсветят — и тогда-то он расстреляет. И он уже научился это делать. У него много побед на счету, хороший рейтинг.

Но поэтому, собственно, к этой самоходке с хорошим рейтингом игрока — в команду напихали игроков на других танках с не столь высоким рейтингом. Которые ринулись куда-то толпой — и там их всех пожгли.

А наш «уже не новичок» смотрит на динамику счёта — и недоумевает: «Минус шесть у нас. Минус восемь. Минус четырнадццать. Да как так то?»

И вот он уже довольно искусный виртуальный танкист — но он уже нихрена не сделает со своей самоходкой против 14 оставшихся танков противника. Найдут, высветят и расстреляют. Ну максимум — одному-двум успеет навалять, если они, от эйфории, окажутся так самонадеянны, что выкатятся под его огонь.

Конечно, такой счёт разгрома — это редкость. Хотя доводилось видеть и всухую. Но вот такие ситуации, когда вроде бы шло хорошо, а потом всё резко переламывается, когда, скажем, кто-то особо ушлый зашёл в тыл и вырубил «козырные» самоходки (не говоря уж про гаубичную артиллерию, которая там тоже есть и которую все «настоящие» танкисты ненавидят). И вот был вроде равный счёт — а тут вдруг понимаешь, что ваша команда сливает со свистом и хрен чего сделаешь (когда наоборот — это менее остро воспринимается и запоминается).

И это чисто танковые (не считая вспомогательной арты) сшибки, где команды сбалансированы и по составу машин, и по умениям. Но вот результат может быть такой, что одна другую разносит, как младенцев.

И с обеих сторон — в общем-то, стадо. Никакого единого руководства нет, если не считать за таковое чьи-то одиночные крики «Все вперёд, продавливаем там-то!» Взаимодействие — околонулевое. В принципе, каждый сам за себя, но при этом знает, что если берут твою базу — надо бросить все дела и ломиться туда (хорошо ещё, если посмотрит, сколько там рядом твоих танчиков, чтобы без тебя разобраться с этим наглым вражеским светляком).

Хорошо, если обнаруживается хоть кто-то с тактическим чутьём и опытом, кто, увидев, что на одном фланге идёт серьёзная заваруха, а значит, туда сейчас стянуты основные вражьи силы, пойдёт по другому флангу и кого-то увлечёт за собой, чтобы выйти противнику в тыл, посшибать его самоходки и арту, и поставить сражающуюся танковую группировку в два огня. Но при этом его могут и послать. «Нет, я стою здесь и сторожу базу. Т-34 — это самый подходящий для этого танк. И мне плевать, что когда всех наших перебьют, то меня разберут раньше, чем я увидеть кого-то успею».

Думаю, легко представить, что будет, когда такое стадо сойдётся с теми же 15-ю машинами, но представляющими собой слаженную, организованную роту под единым командованием, имеющую «план А» и «план Б», имеющую «пожарную команду» для реагирования на острые ситуации, владеющую манёвром ложного отступления, и всё такое.

Конечно, вот тут-то весьма вероятен разгром всухую. Хотя формально и машины, и танководы — могут быть не худшими, а даже и лучшими у «стада».

Примерно это и происходило в Начальный Период ВОВ. С той уже озвученной поправкой, что война — это сражение армий как структур, а не отдельно взятых военных средств грудью в груди. И под «структурой» в данном случае подразумевается не штатное расписание тех или иных частей и соединений, а сама организация, её способность реагировать на быстро меняющееся положение на фронте.

Ну и вот советское командование, услышав о том или ином прорыве немецких мобильных войск, реагировало: «А бросьте-ка на его ликвидацию сводную группу из мехкорпусов! Ну, у вас же там дохерища танков, и они быстры, и броня крепка!»

Так вот проблема была даже не в том, что какие-то из этих танков существовали лишь номинально. И даже не в том, что какие-то из них вставали в дороге из-за поломок. А в том, что и те, которые доходили до назначенного им рубежа атаки — утыкались в уже обустроенную немцами противотанковую оборону. Силами пехоты.

И это значит, что на высотках и вообще во всех удобных местах поставлены противотанковые пушки. Да, у немцев в начале ВОВ превалировали 37-мм «колотушки», над которыми столько смеются. И конечно, они даже мечтать не могли о том, чтобы пробить в лоб или даже в борт КВ или Т-34. Как и 14,5 миллиметровые советские противотанковые ружья, разумеется, не брали броню немецких танков. Но, надеюсь, понятно, что 37 — это всё-таки больше 14,5? И вот броню-то они не брали, а повредить катки, гусеницы, погоны башен — могли вполне. После чего танк уже инвалид.

Чтобы «примять» такую оборону — требуется артподготовка гаубичным огнём. Но ведь команда — танки вперёд, срочно ликвидировать немецкий прорыв. Вот танки и прут вперёд. Подставляя свои самые уязвимые места под средства противотанковой обороны немецкой пехоты. Но даже если и проехались без потерь, перевалили через траншеи — дальше-то что? Средств закрепления успеха, в виде пехоты — их нет.

А колонны пехоты, идущие за танками, так же как и колонны снабжения тех танков — в это время утюжили немецкие «Штуки». А советские истребители, вместо того, чтобы бороться со «Штуками», в это время пытались остановить немецкие танковые клинья, производя наземные штурмовки. И всё это напоминало дурдом.

Чем, в общем-то, и являлось с советской стороны. Или по-научному - «потеря управления войсками». А даже где сохранялось управление, где проходили приказы по командной цепочке — то вот лучше бы они этого не делали. Поскольку на всех уровнях, несмотря на весь предвоенный опыт, — очень хромали представления о слаженном и эффективном применении боевых средств, когда бы они дополняли друг друга, когда бы использовали слабые места противника и не позволяли пользоваться сильными.

Между тем как самым сильным местом немцев — было, наоборот, хорошее понимание того оружие, которое они имеют. Искусство распоряжаться им комплексно и потому максимально эффективно, без упования на какие-то «вундервафли», которые сами по себе всех уделают (я имею в виду немцев начального периода войны, потому что потом-то и они скатились в мечтания об «убер»-оружии).

Плюс — обоснованная вера немецких бойцов в профессионализм и компетентность командования, от непосредственного до высшего. То есть, какой-нибудь солдат мог чисто по-человечески не ненавидеть своего лейтенанта, поскольку тот сволочь, отпуск домой не даёт, — но понимал, что в бою тот знает, что делает, и если хочешь жить, хочешь вернуться к своей Гретхен — выполняй его указания (при всём при том, что боец всегда должен быть готов встретить смерть и с улыбкой на устах привечать хлопот крыльев валькирий, и бла-бла-бла).

Сочетание этих факторов — и позволяло немцам достигать поначалу (пару лет) таких ошеломляющих успехов что против французов, что против русских. Когда каждый солдат реально знал свой манёвр и верил, что назначили ему тот манёвр неспроста. И когда командование реально умело применять наличные военные средства.

То есть, немцы действовали профессионально. А противопоставлять профессионализму самоотверженный героизм (даже когда он есть) — дело пустое и обречённое. Комбат с тэтэхой наголо, ведущий свой батальон в атаку — это, конечно, очень мило, но реально это символ безнадёги. Нет, могут быть такие ситуации, когда надо взять какую-то позицию или прорваться любой ценой, но вообще-то комбат во первых рядах означает, что одна пулемётная очередь — и нет специалиста с военным образованием и опытом армейской работы. Который должен был бы быть на вес золота (что в РККА, впрочем, не всегда было так, со всеми предвоенными «подвижками» и укрупнениями).

Возвращаясь же конкретно к танчикам — да бесполезно сравнивать параметры самого тяжёлого немецкого танка той поры (Начального Периода) Pz-IV и Т-34 и тем более КВ. Ну разумеется немецкий танк уступал.

Другое дело, что они и не должны были сходиться лоб в лоб. Немецкий — для этого и не предназначался. Его задача — при быстром продвижении мотомеханизированных частей подавлять своим орудием «окурком» возможные полевые точки сопротивления пехоты. Ну и помогать «легкотне» утюжить встреченные колонны снабжения на марше. С этой задачей — он прекрасно справлялся. В этом отношении очень эффективен был.

А вот с более тяжёлыми и мощными танками противника, будь то французские Сомуа-35 или B1-bis, или советские «монстры» - просто другие средства должны были справляться. От пехоты до штурмовой авиации. И в целом справлялись прекрасно (к сожалению, поскольку я ничуть не сочувствую Райху, как бы ни восхищался немецким организаторским и инженерным гением).

Конечно, можно найти единичные примеры, когда бы и один какой-то советский танк (КВ, как правило) портил немцам немало крови. Но это, скорее, случаи редкого для Вермахта идиотизма какого-то немецкого тактического командира на данном участке. Ибо неидиот — должен был бы понимать, что одиночный танк, не экранированный пехотой — очень уязвимая цель по-любому. Он может иногда изображать из себя подобие дота (и даже успешно, при грамотном применении вкопанных по башню танков в обороне, когда создаётся некая система их взаимного прикрытия, да с пехотными траншеями вокруг), но в одиночку — это не дот. Он не плюётся огнём во все стороны. Он даже и не видит, кто к нему подползает с флангов (во всяком случае, танки той поры). Поэтому не должно быть проблемой отрядить группы пехотинцев, которые бы подкрались и наложили «взрывпакеты» на уязвимые места этого танка (чем обычно дело и кончалось).

Ну а при массированном применении танков против пехотной обороны, насыщенной противотанковыми средствами, да имеющей устойчивых бойцов (чем славился Вермахт) — для его противников дело кончалось ещё хуже. Даже если у немцев не было 8,8-см зениток, которые в противотанковом применении (заложенном конструктивно) рвали любого противника очень издалека и в клочья.

Один из отцов-основателей Панцерваффе, Хайнц Гудериан, в своё время выдвинул такую теорему. Что если на десять километров условно однородного фронта, который нам нужно прорвать, имеется сто противотанковых пушек, то противник вынужден будет рассредоточить их равномерно, по десять на километр. А у нас есть пятьдесят танков. И разум подсказывает, что нужно сосредоточить эти пятьдесят танков только на одном километре, где те десять пушек их просто не успеют выбить, бОльшая часть танков прорвётся там, уйдёт громить тылы, ввергая противника в смятение, а потом уж как-нибудь расширим полосу прорыва. И это лучше, чем при наступлении рассредоточить танки по всему фронту, где их гарантированно уничтожит противотанковая оборона.

И это имело смысл тогда, в тридцатые. Так и появилась концепция «броневого кулака», которым пользовались немцы (хотя всё равно оборону они продавливали не столько танками, с их довольно слабенькими для этого огневыми средствами, а артиллерией и авиацией).

Но уже к сороковым концепция изменилась. Бросать танковые полчища на неподавленную пехотную оборону? Ну, хороший способ повысить сборы металлолома Гитлеръюгендом. Немецкая пехота, помимо этих пушек-колотушек, в тот Начальный период располагала и другими средствами борьбы с танками. Пакеты со взрывчаткой — прежде всего. А главное — была обучена их применять. Имела профессионализм и хладнокровие для этого (тут я не дифирамбы Вермахту пою, а просто констатирую, что есть). И вот пулемёты отсекают советскую пехоту (если она вообще сопровождает танковую атаку, что было вовсе не факт в 41-м), танк заезжает в траншеи — ему вешают взрывчатку, и приветик.

А танк сам по себе, даже Т-34 — ну он довольно слабыми обладал средствами для борьбы с окопавшейся пехотой. Его пушка — она для танков вражеских грозной была. А если их нет? Ну, разбить пулемётное гнездо — возможно ещё. Да и то сильно вряд ли при стрельбе сходу. А встанешь — тебе гарантированно ходовую теми же «колотушками» собьют. Но работать по окопам? Да там крупнокалиберные гаубицы не таких уж больших успехов достигали.

Вот если танк выйдет на автоколонну снабжения — там он страшен. Но это ж выйти ещё надо.

Поэтому всё это побоище советских танков в первые месяцы 41-го — вполне закономерный результат самого по себе их применения. Когда командование, паникуя, стремясь подрубить немецко-фошиздские клинья, бросало свои танки в такие места, где их заведомо готовы были встретить. А это для любого танка смерть — переть на неподавленную противотанковую оборону. Его назначение совсем другое: орудовать там, где его нечем встретить, громить тылы и колонны снабжения да пехоту на марше. Чем, собственно, и занимались немцы, имея гораздо худшие танки.

Но когда ты стоишь посреди дороги с винтовкой или ППШ, а на тебя прёт очень устаревший, очень слабенький Pz-II – тебе сильно легче при мысли о том, насколько он уступает Т-34 и что бы тот сделал с этой жестянкой, будь он здесь? Но его здесь нет, тридцатьчетвёрки. А тебе, пехотинцу на марше — и пулемётов этой жестянки за глаза хватит.

И только где-то к зиме сорок первого — Советы научились использовать танки (те немногие, что остались) как-то более осмысленно. Ставить в засады, скажем. А если атаковать — так не подготовленную оборону, а войска противника на марше. Но вот до той поры, покуда господствовало настроение, что у нас танков дофига и нет непосильных для них задач — они гробились в таких количествах, что немцы сами удивлялись.

Поэтому где-то до октября они и не обращали особого внимания на Т-34 с его действительно выдающимися характеристиками и революционными техническими решениями. Ну, они видели уже «толстые» танки с большими пушками (те же французсие B1-bis). Такие, что немецкие танчики были против них бессильны. Значит, уничтожаются другими средствами. Тем более, когда противник прямо подставляет свои танки под эти средства.

Вот когда Советы научились более-менее грамотно (и то не всегда) применять Т-34 — вот тогда немцы обратили внимание на то, что эта машина не только «толстая» и с хорошим орудием, но ещё и очень проходимая, очень манёвренная, и вообще в умелых руках (экипажа и тактического командования) может быть серьёзным противником.

Тогда они и часть трофейных тридцатьчетвёрок в свои ряды включили (но это непросто, использование трофейной матчасти, поскольку любой даже мелкий ремонт может оказаться затруднительным в отсутствие комплектующих), и стали работать над собственными танками, которые были бы «убийцами тридцатьчетвёрок» (хотя примерные проекты того, что потом стало Тигром — существовали задолго до Войны).

И это, на самом деле, счастье для человечества, что Райх пошёл по этому пути. «Бить подобное подобным». Да, их Тигры были великолепны, они порой вышибали по десятку тридцатьчетвёрок или Шерманов (когда советское или американское командование бывало достаточно беспечно, чтобы так подставиться). Но в целом Тигр — это ведь всего лишь убийца танков. Притом — очень дорогой. Он мало для каких ещё целей годится.

Если же представить, что вместо совершенствования (и удорожания) своих танков в роли убийц других танков, вместо программ по Тиграм, Пантерам, Королевским Тиграм и совсем уж неимоверным Маусам, немцы сосредоточились бы на противотанковом оружии пехоты, за гораздо меньший прайс, и развитии других военных средств на сдачу — могло бы прийтись гораздо хуже.

Их панцерфаусты и так показали себя довольно грозным противотанковым оружием в ближнем бою. При всём своём несовершенстве.

А если потратить те же средства на доведение панцерфаустов до полноценных ПТУРов? А если к авиационным ракетам прикрутить головки самонаведения на тепло двигателя? В принципе, у немцев и тогда были технологии, которые позволяли это сделать. Но они предпочли громоздить ползучие стальные крепости, одна другой монстрозней. Которые, конечно, были очень грозными против менее толстых таких же ползунов у противника — но легко разбирались с воздуха.

Вообще же, ну ничего удивительного в том, что массированное применение танков против армии, имеющей достаточную стойкость и средства борьбы с танками — приводило к массовому избиению танков и ни к чему больше.

Танк — это, можно сказать, шоковое оружие, сродни боевым слонам и боевым колесницам. Оно работает — против тех, кто не имеет средств защиты от него (а потому деморализуется). Как только такие средства появляются (и они несоизмеримо дешевле самого танка), да пехота насыщается ими — можно сказать, песенка танка спета.

Можно чего-то пытаться на него навесить, активную защиту, пассивную, но это просто будет означать, что на уничтожение танка потребуется не одна ракета в полпроцента стоимости от него, а две или три. Только и всего. Это если в принципе танк виден и на него можно навестись (а он обычно виден, он слишком здоровый, чтобы спрятаться).

И в целом это стало окончательно ясно тогда, летом сорок первого. Вот с этим массовым побоищем советских танков, значительная часть из коих имела выдающиеся по тем временам характеристики.

Конечно, их применение советским командованием тогда было глубоко порочным и ошибочным, что их бросали на выполнение самостоятельных задач без поддержки других военных средств. Это усугубило дело.

Но главное в другом. В том, что танк, как оказалось, в принципе не способен взламывать сколько-нибудь налаженную и профессиональную оборону. Когда у противника имеются средства для борьбы с этими машинами, как бы хороши они ни были. И эти средства противостояния танкам — они много дешевле самих танков. А потому, строго говоря, танк следует считать неэффективным военным средством по определению.

Единственное, в чём он может быть эффективен — так это в рейдах по тем местам, где противотанковых средств нет, где серьёзного сопротивления не ожидается. Но сейчас-то уж и в Сирии бармалеи с ПТУРами не первой свежести (TOW, как правило) на раз выжигают и сирийские Т-90, и турецкие Леопарды-2.

И в целом всем понятно, что если у танка есть какое-то будущее — то разве лишь бронированная платформа для навесного огня (артиллерийского или ракетного) издалека, чтобы меньше терпеть урона от ответных гаубичных и ракетных накрытий. Но в прямой контакт хоть с какой-то пехотой — его скоро совсем пускать нельзя будет, эту машину за немерянные лимоны баксов, да с подготовленным экипажем, которую любой школьник с пукалкой за десять косарей спалит на раз.

Но впервые такое понимание пришло тогда, в 41-м. И, конечно, суетливость советского командования усугубила ситуацию, но по-настоящему правильный ответ на вопрос «Почему немцы побили так много русских танков?» звучит: «Потому что их и было много, танков как морально устаревших уже к тому времени военных средств, не годных к массовому применению против качественной пехоты».

Сохранено