О, сколько нам открытий чудных...

inkogniton — 13.10.2015 Пятница хороший день. В пятницу мы жарим большой антрекот на гриле, смеёмся, спим днём, а потом -- потом самое главное. Потом чадо и папа катаются на велосипеде. Вернее, чадо катается на велосипеде (двухколёсном, между прочим, и это в её возрасте), а папа бегает за велосипедом, что позволяет ему сохранять форму и вообще. Маму в это время оставляют в тишине и одиночестве, которым она, то есть я, наслаждается целых полтора часа.

Прошедшая пятница началась как надо. В пять вечера чадо сосредоточенно надела большой фиолетовый шлем, вытолкала папу за дверь (пошли скорее, надо успеть много, очень много покататься!), а я осталась дома наслаждаться тишиной и ничегонеделанием. Наслаждалась я до семи, как и положено. Я уже даже подумала о том, что мне надоело наслаждаться, мне, пожалуйста, всех назад и чтобы шум, гам и бурное обсуждение велопрогулки.

-- Подожди, не пищи так громко, мама и так испугается, а если ты ещё будешь так, вот именно так, пищать, мама совсем испугается, -- до меня донеслись оглушительный рёв и спокойный голос Ыкла.
-- Мама, -- захлёбывалась чадо, -- иди сюда, пожалей!

Я вышла из комнаты. Чадо предстала в образе, называемом в простонародье "вот он -- кошмар любого родителя". Со щеки аккуратными водопадами стекали кровь и слёзы, образовывая на полу лужицу, рука согнута, в глазах -- ужас.

-- Подожди, не пищи! -- сконцентрировалась я, решив, что ужасаться буду потом. Ужасаться всем вместе крайне неэффективно.
-- Посмотри, мама! Посмотри! Я бедная, я несчастная, -- ещё горше зарыдала чадо.

Я безоговорочно поверила в то, что она очень бедная и крайне несчастная. Но, тем не менее, это же не повод так пищать. О чём мы ей и сообщили.

-- А что тогда повод? -- задумчиво всхлипнула чадо, понизив децибелы.
-- Ну, я не знаю даже, -- протянула я, -- вот, к примеру, у меня чудесный повод пищать. Ты тут стоишь, вся такая красивая, а я, из-за твоего писка, даже не понимаю что случилось. Это мне надо пищать, а не тебе, не согласна?
-- А я тебе сейчас всё расскажу, -- чадо перестала реветь и принялась размахивать руками. -- Мы заехали на очень сильный спуск, понимаешь, я очень сильно разогналась, почти взлетела! Правильно, папа? -- папа смущённо кивнул -- И вот я ехала очень быстро, а папа бежал очень медленно, а я плохо тормозила и совсем упала с велосипеда. И потом каталась по дороге щекой и рукой. Мы с папой обсудили и решили, что это был не очень разумный шаг -- кататься щекой по асфальту! -- Глаза её хитро заблестели. -- Теперь ты всё знаешь, я снова могу пищать. Ай-я-яй, как мне больно, -- ещё оглушительнее запищала чадо.

Несмотря на то, что мы оба доктора, мы совсем не те доктора и, как показывают последние события, вообще не очень сообразительны и умны. Мы бодро залили щеку и локоть перекисью, заполировали сверху мазью от ран и ожогов, чадо успокоилась и мы спокойно пошли ужинать (большая просьба к врачам, это читающим -- мы уже знаем, что дураки, можно не говорить, нам уже всё сказали).

После ужина мы всё-таки решили, на всякий случай, съездить в травмпункт -- а то рука чего-то плохо гнётся, надо проверить. В травмпункте чадо очаровала всех присутствующих.

-- Что с тобой случилось? -- медсестра спросила настолько заинтересованно, что чадо немедленно рассказала ей всё.
-- Мама, а сколько у велосипеда вспомогательных колёс? -- ласково обратилась ко мне медсестра. Я ошалело молчала, пытаясь понять какие именно из двух колёс являются вспомогательными. После небольшой паузы, медсестра обратилась ко мне ещё ласковее, видимо осознав, что имеет дело то ли с аутистом, то ли просто с идиотом, -- Сколько у велосипеда колёс?
-- Два, -- ответила я сразу. Этот вопрос я поняла.
-- Боже мой! -- захлопала медсестра, -- Ты уже катаешься на велосипеде? А в каком ты классе? -- теперь настала очередь чада ошалело замолчать. -- Ты ходишь в школу? -- медсестра упростила вопрос, поняв, что имеет дело с целой семьёй таких.
-- Мне четыре года, -- гордо заявила чадо, -- Я хожу в сад. Но юридически мне уже почти шесть!
-- Такая большая девочка, в школу ходит и не знает сколько ей лет! -- медсестра продолжила гнуть свою версию. Чадо обернулась ко мне, недоуменно посмотрела, глаза радостно вспыхнули. -- Мне четыре года, -- чадо повторила по слогам и, на всякий случай, выставила четыре пальца, -- Я хожу в детский сад! Я чётная, -- добавила она строго, -- А это -- моя мама, ей тридцать девять с половиной лет и она -- нечётная! -- медсестра попыталась вклиниться в поток, но у неё ничего не вышло. -- А вот это, -- широким жестом указала чадо на Ыкла, -- мой папа! Он тоже чётный и младше мамы. А мне четыре года и я хожу в детский сад! -- чадо торжественно закончила, справедливо посчитав, что теперь-то информация точно усвоена.

Медсестра изумлённо кивала и жестами подзывала остальных. Выступление прошло на ура, кричали бис, чепчики не бросали исключительно в виду отсутствия оных. После оглушительного успеха у медсестёр мы решили закрепить успех у врача. Врач заинтересованно посмотрела:

-- Ну, дорогая, рассказывай что случилось! -- чадо радостно сообщила о велосипеде, о падении, о неразумности всего этого действия, о возрасте мамы, возрасте папы, о разнице в возрасте мамы и папы. Врач довольно кивала и пристально смотрела на щёку.

-- Дорогие родители, -- покачала она головой, -- мне категорически не нравится её лицо. Нет, оно мне, в принципе нравится, но вот левая сторона -- как-то не очень. Я сейчас коллегу позову, подождите.

Она позвонила коллеге, коллега попросила подождать несколько минут. Чадо решила не терять времени:

-- А ты знаешь какая у меня есть книга? -- чадо выждала мгновение, достала том сказок и положила на стол -- Вот такая!
-- Какая красивая книга, -- восхищённо протянула доктор, разглядывая картинки.
-- Читай! -- чадо открыла и выжидательно посмотрела, -- ну читай, там интересно, тебе понравится!

Это всё отчего-то невероятно смешило. Чадо с несчастной щекой, доктор, монотонно читающая про злого великана, смущённая я, о возрасте которой рассказали всему травмпункту и отстранённый Ыкл, облегчённо вздохнувший -- он читал перед этим целый час и был рад передать эстафету кому угодно.

Коллега пришла через несколько минут. Внимательно оглядела чадо.

-- Мне категорически не нравится её лицо, -- сообщила она после минутной паузы, -- что они с ним делали?
-- Они залили перекисью, -- лицо коллеги скривилось, -- а потом намазали мазью от ожогов, -- коллега посмотрела на нас. В её взгляде явственно читалось всё, что она думала о наших общих умственных способностях.
-- Ну что, -- медленно произнесла коллега, -- отправляй их в больницу. Пусть едут к пластическому хирургу. А то правая сторона очень даже ничего, а вот левая, -- она снова окинула нас уничтожающим взглядом, поджала губы, вздохнула, -- мне категорически не нравится.

Честно говоря, я немного растерялась. За время существования чада, я привыкла к тому, что обе её стороны нравятся всем раз и навсегда. А тут -- уже двоим не нравится.

В больнице я узнала о существовании многих медицинских специализаций: челюстно-лицевая хирургия, ортопедическая хирургия, общая хирургия, специалисты по глазному дну и, как же без этого, пластическая хирургия. Ни на ортопеда, ни на челюстно-лицевого хирурга мы впечатления не произвели. Ортопед попросил попрыгать: чадо умоляюще посмотрела -- не хочу прыгать, не хочу -- в два часа ночи, на мой взгляд, имеет полное право. Вздохнув, чадо прыгнула два раза, третий отказалась наотрез, похлопала в ладоши над головой, покрутила руками во все стороны. Ортопед, зевнув, сказал, что мы ему совершенно неинтересны.

Челюстно-лицевой хирург понравился чаду сразу и бесповоротно. Он попросил поклацать зубами (что в два часа ночи делать приятней, нежели прыгать), открыть и закрыть рот, куда-то там подвигать челюстью. Чадо выполняла предписанное и становилась похожа на сердитое чудище. Челюстно-лицевой хирург вздохнул и рассказал немного страшных историй про переломы челюстей и костей лица. Обратив внимание на моё посеревшее лицо, он поспешно добавил: так вот я это всё к чему -- я думаю, что ничего этого у неё нет!

-- Что вы говорите вы сделали? -- пластический хирург задавал один и тот же вопрос уже в пятый раз. Каждый раз, слыша про перекись, он смерял нас таким взглядом, что я немедленно понимала -- то, что коллега думала о наших умственных способностях, просто цветочки по сравнению с его мыслями.
-- А как же дезинфицировать? -- робко, почти шёпотом, спросила я. Вот в этот момент я поняла -- самый главный взгляд я ещё не видела. Он даже не был сердит больше. Он просто устало смотрел на меня как на страдающую сильным пожизненным слабоумием и, видимо, пытался понять как с такими надо разговаривать. Он помолчал минуту и устало спросил
-- А про чудесную дезинфекцию в виде мыла и воды -- вы когда-нибудь слышали? Ну хоть когда-нибудь?

Пластический хирург понравился чаду меньше всего. Он уложил её на кушетку и несколько минут ожесточённо срывал наросшую коросту. Чадо рыдала, но терпела. Я думала только о том, что с этого момента у меня есть герой -- мой личный супергерой. Наказав производить данную экзекуцию ежедневно и рассказав подробно, как кретинам (впрочем, с его точки зрения, не как, а просто кретинам), что нам надо делать для того, чтобы левая сторона продолжила быть похожа на правую, он (подозреваю, что с тяжёлым сердцем) нас отпустил.

Но всё это нам не помогло вернуться домой. Общая хирургия сказала -- ни за что! Двое суток подряд чадо веселила всех медсестёр, а они ей таскали конфеты, печенье и прочее запретное. Двое суток она рассказывала всем о том, что ей всего четыре года, но, несмотря на это, она действительно упала с двухколёсного велосипеда. Не забывая добавлять -- это со всеми случается. К примеру... Дальше следовал длинный список всех наших знакомых, которые хоть раз падали с велосипеда. Чадо поражала информацией, мощью интеллекта и океаном оптимизма (между прочим, в древности, некоторые госпожи специально красили щёки в такой малиновый цвет, вы знаете? -- она смотрела внимательно на окружавших её собеседников и заразительно смеялась).

Когда нас отпустили домой, я поняла, что забыла узнать у неё самое главное.

-- Слушай, -- медленно спросила я в машине, -- папа сказал, что, когда ты упала, ты почти не пищала, села снова на велосипед, доехала до дома и только дома начала пищать. Как так, почему? -- я ждала ответа, затаив дыхание, несмотря на то, что уже понимала что услышу.
-- Потому, -- важно ответила чадо, -- что те, кто катаются на велосипеде, знают, что с него иногда падают. А когда падаешь -- нельзя пищать. Это тоже часть катания, -- она рассмеялась и продолжила, -- но потом-то уже можно! Мама, -- погладила она меня, -- ты не бойся, я уже умею кататься. Я только торможу плохо, но я научусь!

Я и не боюсь. Чего мне бояться? У меня дома -- личный супергерой.

Большое всем спасибо за пожелания! Чадо постепенно приходит в себя. Левая сторона всё ещё очень разноцветная (более разноцветная, чем была), но теперь я знаю -- те, кто катаются, должны быть готовы к падениям. Примеряю на себя. Пятые сутки подряд. Сдаётся мне, что она гораздо умнее меня.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив