НОВАЯ ИСТОРИЯ О (30)

putnik1 — 07.02.2016

Продолжение.
Ссылка на предыдущие главы здесь.




Под крышей дома своего...

В последний раз возвращаемся к «третьей сестрице». То есть, и дальше что-то будем поминать, но уже мельком. А сейчас отметим, что в Македонии (в отличие от Фракии и Беломорья, где болгар и греков было примерно поровну, разгорелась форменная гражданская война), судя по всем воспоминаниям (в том числе и сербов, очень на это сердитых, но не отрицающих), Воссоединение «запомнилось атмосферой праздника». Это, наверное, можно сравнить, с воодушевлением начала «Русской весны», тем паче, что административные функции София предпочитала доверять местным элитам.

Были, конечно, и проблемы. Как объективные (все же время военное), так и субъективные. Сербское меньшинство, - особенно осадники, - нервничало, - и в общем, не без оснований: при прежней власти они имели все преференции, вели себя соответственно, и обид у не сербов накопилось достаточно, но отдельные случаи насилия вплоть до самосуда все же оставались единичными эксцессами.

Так что, притом, что Военную комиссию ЦК КПЮ по Македонии создали еще в мае 1941, первая акция случилась только 11 октября в городе Прилепе. Да и то, как сказать… Если официальная югославская (а ныне и македонская) историография описывает «нападение партизан на полицейский участок», то в документах зафиксированы только перерезанные телефонные провода и порезанный до смерти болгарский солдат из местных.

Впрочем, и дальше не убеждало. Три отряда, с грехом пополам созданные в 1941-1942, - в общем, с 30 душ, - существовали, в основном, для статистики. Если Сербия, Босния с Герцеговиной и Черногория полыхали, за Вардаром уходить в горы никто не спешил: из 445 диссидентов, погибших в стычках за все три года «оккупации», на «болгарскую зону» приходятся всего 52 диссидента. Остальные 397 - в «итальянской зоне»: итальянцев, в отличие от, считали оккупантами, тем паче, что они делали ставку на албанцев.

Именно там, в районе Тетово, возникли в 1943-м, после выхода Италии из войны, первые в Македонии «партизанские территории», освобожденные, к слову сказать, не местными, а сербскими отрядами. Местные же парни предпочитали идти по повестке в «оккупационный» контингент, в основном, из местных уроженцев и состоявший:

«Сегодня, - рассказывает  профессор Веселин Трайков, уроженец Скопье, - нас называют “фашистскими оккупантами”. Хороши же оккупанты, крещеные в Скопьке, призванные в Скопье, служившие в Скопье,  носившие цветы прадедам на кладбище в Скопье и ночевавшие, если командиры отпускали, дома, с родителями, братьями и сестрами».

Отметим, кстати, что делались попытки привлечь к сотрудничеству и Иванушку Михайлова, осевшего в Загребе и упорно стоявшего на том, что «Македония – болгарская, но сама по себе». В 1942-м отменили смертный приговор, пригласили в Софию пообщаться с Борисом, намекнув, что хотели бы видеть «Скромного» губернатором Македонии, но, к удивлению приглашавших, Водач категорически отказался от встречи с «Царем-Разъединителем», поскольку «пока Кимон с Дамяном не на каторге, мне в Софии делать нечего».

В Берлине, однако, лидера «автономистов» ценили. Несмотря на то,  что Иванушка отказался помогать с депортацией евреев, пояснив, что  «мои люди не хорваты, они евреинов отпускать будут», что, естественно, не понравилось,  Гитлер  называл его «человеком почти моего уровня», считая, что рано или поздно понадобится, - и после выхода Италии из войны время пришло.

В августе 1943 на встрече с Борисом, фюрер сообщил царю, что «следует создать Великую Македонию, включающая бывшую итальянскую зону и часть Албании. Естественно, в составе Болгарии, вроде протектората Богемия в Рейхе», указав, что  такой вариант Иванушке подходит. Его Величество возражать не стал, признав: «Из Ванче может получиться мудрый державник», - но, поскольку он вскоре скончался, инициатива заглохла.

А теперь, вопреки обыкновению рассматривать судьбы людей через события, а не наоборот, поговорим о судьбе человека. Очень уж показательна и актуальна эта судьба для понимания всего, что было, что будет и чем сердце успокоится, - и далеко не только на Балканах середины прошлого века.



Поколение М

Методий Шаторов родился в турецкой еще Македонии, в 1898-м. Запомним дату, она, как мы увидим, очень важна. Дальше все как у многих неравнодушных ребят. Всей душой принял идею автономной болгарской Македонии, в 1919-м, после передачи Македонии сербам, эмигрировал в Софию, вступил в БКП, дрался в дни Сентября. В 1925-м стал членом ВМРО - т.н. «объединенной» (на марксистской платформе). С 1928 – член ЦК БКП, сидел, сбежал в СССР, работал в Загранбюро, потом нелегал в Болгарии, потом – в Испании.

В 1934-м, когда Коминтерн, полагая, что Балканам не нужны «гегемоны», а нужна Балканская Федерация, решил, что македонцы все-таки не болгары, а отдельный народ, которому нужна своя Компартия, в рамках партийной дисциплины принял решение, с которым был не согласен, и поехал в Югославию создавать и возглавлять ЦК КПМ. По личному авторитету в рядах КПЮ считался примерно на уровне Милована Джиласа и Иосипа Броз.

Резко выступал против «сербизации» македонских болгар, по ходу придя к выводу, что и «македонизация» в версии Тито, по сути, - разболгаривание, и открыто заявил, что Македония должна выйти из состава Югославии. Это само по себе противоречило линии Коминтерна (то есть, Москвы), но поскольку своего лидера поддержало большинство ячеек «Вардарской бановины», тему предпочли замылить без оргвыводов, пообещав когда-нибудь рассмотреть.

В апреле 1941, после краха Югославии и появления  Акционных комитетов, агитировавших за Воссоединение, «тов. Шарло» данную линию поддержал и вышел на связь с руководством болгарских коммунистов, сообщив, что Компартия Македонии считает себя «македонским отделением» БРП. Безусловно, Тито был в бешенстве, однако подавляющее большинство местных коммунистов сказало «да», поскольку, как и основная часть населения, по-прежнему считало себя болгарами, и Коминтерн решил промолчать.

Однако после 22 июня все изменилось. Тито потребовал признать Шаторова предателем, началось противостояние, причем на стороне Шаторова выступили все местные комитеты. Однако последнее слово было за Коминтерном, и Коминтерн, то есть, тов. Димитров (естественно, с одобрения старших тов. тов.), решив уважить старого друга Иосипа, постановил: Компартии Македонии остается в составе КПЮ, а ее члены должны «отказаться от великоболгарского шовинизма», после чего «тов. Шарло» был исключен из КПЮ и уехал в Пловдив.

Дальнейшая судьба его для нас не очень важна, хотя под конец, конечно, расскажу. Важно, что думали на сей счет лидеры КПМ, поддержавшие в споре Тито. Сам-то Тито, - полухорват, полусловенец, ясен пень, стоял на том, что «Старый болгарин» (еще один позывной «тов. Шарло») «контрреволюционер» и «враг сербского и македонского народа». И его «проконсул по Македонии», Светозар Вукманович-Темпо, варяг из Черногории, поддакивал, клеймя «злодейскую фракционную деятельность Шарло», из-за которой «низовые партийные организации развалились».

Но это понятно: оба они к Македонии никакого отношения не имели, и претендуя на власть во всей партии, а потом и Югославии, сепаратистов не любили. А вот что не совсем понятно, так это позиция «местных товарищей» на уровне ЦК, - и тут не побоюсь длинных цитат.

Лазар Колишевски: «Вместо того, чтобы призывать добровольцев защищать страну… Шарло занялся созданием национального фронта для борьбы с великосербским режимом вне зависимости от того, кто его поддерживал: ванчомихайловцы, тайные фашисты или простые сербофобы. Он не видел ничего, кроме слепой борьбы с великосербским режимом».

Цветко Узуновски: «Теория Шарло о том, что болгарские фашисты не были оккупантами, открыто отрицает существование македонцев, как отдельного народа. В его великоболгарской душе Македония означает только провинцию Болгарии, где живут именно болгары, а не македонцы, у которых свои национальные различия и чувства. Отсюда ясно, почему он призвал македонцев перейти под фашистскую власть и бороться с ней в рамках “Единой Болгарии”, а не гнать болгарских оккупантов с нашей земли».

Вера Ацева: «С политической точки зрения проблема в том, что в глубине души Шаторов не убил в себе болгарина. Он говорит не о Болгарии, а о болгарской Македонии и болгарских македонцах, а это еще хуже. Он отрицает всю работу, которую мы с таким трудом проделали над собой».

Для понимания достаточно. Для полного понимания следует добавить, что и Лазар Панев Колишев (1914 г.р.), и Цветко Николов Узунов (1916 г.р.), и уже тем паче, Вера Иванова Ацева (1919 г.р.) были совсем молоденькие. «Тов. Шарло» тоже был далеко не стар, но все-таки уже на пятом десятке, и взрослел в эпоху, когда понятия «македонец» был синонимом «болгарину» в той же степени, что и «румелиец» или «добруджанец». Все различие чисто по месту рождения.

Это само собой подразумевалось, сельские болгары в своем болгарстве не сомневались никогда, - недаром же местные ячейки горой встали за Шаторова, - а вот партийные македонские звезды первой величины, вчерашние подростки с некоторым образованием, взрослели в обстановке, когда мозги промывали со всех сторон. И если грубое «великосербие» вызывало у ребят отторжение, то мантра «Македонцы – не болгары», в исполнении хоть «красных», хоть «федералистов», работала.

Другому просто не учили, и Болгария после 1934 по политическим причинам уже не вмешивалась, а ВМРО «автономистов» уже фактически не существовала. Отсюда и: «сегодня мы должны бороться против убеждения людей, которые всё ещё не разрушили великоболгарские иллюзии, продолжая распространять различные антимакедонские стереотипы о нашем языке, нашей нации и фальсифицировать нашу историю, мешая нам убить в себе болгарина».

При таком подходе, понятно, Шаторов с его «Македония це Болгария» в глазах юных борцов мало чем отличался от Иванушки Михайлова, стоявшего на том, что «Македония це Македония, но македонцы – болгары». Однако до поры, до времени все это документы для внутреннего пользования, для «исполинов духа», от простого народа тщательно скрывались. Простому народу полагалось знать только, что Македония, особенная и своеобычная, достойна лучшей участи, нежели быть просто провинцией Царства.

Под эту сурдинку коммунистам, упорно воздерживавшимся от категорических заявлений про «после войны», удалось сколотить привлечь к сотрудничеству Методи Андонова-Ченто, очень авторитетного демократа и активиста борьбы с «великосербами», даже приговоренного к смертной казни за защиту права болгар говорить по-болгарски, но помилованного.

С царскими властями он, впрочем, тоже не поладил, ибо считал, что Македония для Софии будет «всего лишь придатком». Установил контакты с югославскими коммунистами, заверившими его в том, что «Вторая Болгария» - их идеал, угодил в лагерь, но спустя два года, бежав, по личной просьбе Тито включился в работу «на благо будущей независимой болгарской Македонии».

Во многом благодаря его усилиям, 2 августа 1944 в монастыре Прохор Пчинский близ города Куманово (тоже экс-итальянская зона, - на территорию Царства партизаны заходить по-настоящему опасались) состоялся съезд Антифашистского Собрания по Народному Освобождению Македонии. Итог: провозглашены «независимое демократическое государство самостоятельной македонской нации с самостоятельным македонским языком» и создание Народно-Освободительной Армии Македонии - на базе подходящих из Боснии частей НОАЮ.

В этот момент, - сэры окончательно поставили на Тито, а с севера шла Советская Армия, - в Берлине вновь вспомнили об Иванушке. «Виделся с Михайловым, - сообщал Шелленберг руководству. – Долго говорили. Пришли к выводу, что ситуация безнадежна, но, на мой взгляд, если кто-то способен хотя бы частично сделать то, что нам нужно, то это он», и 1 сентября Гитлер приказал провозгласить Независимую Македонию во главе с Михайловым. Однако «Скромный» ответил, что не может решить, не побывав на месте.

Утром 3 сентября Водач прилетел из Загреба в Софию, а спустя два дня был уже в Скопье, где, переговорив со старыми и новыми знакомыми, - всеми, кто по тем или иным причинам не хотел прихода сербов или «красных», - категорически отказался от предложения, назвав провозглашение независимости «преступной ошибкой». Более подробно пояснив мотивы в письмах близким друзьям, Анте Павеличу и кардиналу Анджело Ронкалли: «люди, если я позову, готовы пойти на этот шаг, но хватит Македонии быть орудием в чужих руках и нести бессмысленные жертвы».

Такого афронта в Рейхе не ждали. Как записал Риббернтроп, «фюрер пришел в ярость», но делать было нечего. Правда, запасной кандидат, - Спиро Китанчев, мэр Скопье, - 8 сентября, вопреки запрету Иванушки, объявил таки Независимую Республику Македония, но не смог собрать никакой группы поддержки, а на следующий день в Софии случился переворот, и несостоявшийся глава несостоявшегося государства убыл в Болгарию. А 13 сентября в Скопье вошли подразделения НОАМ, в рядах которой почти не было македонцев.



Люди, годы, жизнь...

Вот и все. Почти. Дальше пунктиром. Независимость Македонии в составе Федеративной Югославии, как известно, оказалась пшиком. С этого момента называть себя болгарином стало равносильно самоубийству. Сербом – можно. Албанцем – можно. Македонцем – замечательно. Югославом – еще лучше. Но за «болгарина», как минимум, застенки и лагерь. И это в хорошие времена. А поначалу за «шаторовщину», не говоря уж о «ванчемихайловщине», просто мазали лоб зеленкой. Оптом.

Впрочем… «Инсинуации о каком-то “геноциде болгар в Македонии” не выдерживают критики. Согласно архивным данным, до 1980 по соответствующим статьям осуждены 144003 преступника, из них к высшей мере наказания – менее 22000, чья причастность к террористической деятельности доказана судом». Таково мнение историков СФРЮ, и этого достаточно. А потом на полную катушку включились башни. Радио, телевидение, пресса, кино, театр, детский сад, школа, спортивные секции, футбольные клубы, и…

И несколько слов о судьбах.

Лазар Колишевский (в девичестве Колишев) сделал блестящую карьеру, прозванный «титушкой», то есть, «маленьким Тито», возглавлял СРМ аж до 1980, сурово и последовательно боролся с «шаторовщиной», и умер в 2000-м, окруженный всеобщим почтением на уровне поклонения.

Цветко Узуновский (в девичестве Узунов) сделал блестящую карьеру в МВД, а затем и уровнем намного выше, жестко и последовательно боролся с «шаторовщиной» и умер в 1994-м, окруженный всеобщим почтением.

Вера Ацева делала блестящую карьеру, последовательно боролась с «шаторовщиной», но, поругавшись с «титушкой» Колишевским, слетела с Олимпа, работала в Белграде на приличных, но небольших должностях, и умерла в 2006-м в Скопье, окруженная всеобщим уважением.

Методи Шаторов стал одним из лидеров болгарского «красного» подполья, помогал Антону Иванову, после его гибели руководил акциями в Софии. Чудом избежал ареста, ушел «в поля» командовал четами Пазарджикской партизанской зоны и 12 сентября 1944 погиб при очень загадочных обстоятельствах: то ли от пули карателя, то ли от пули в затылок, пущенной киллером, присланным Тито. В Болгарии считается национальным героем, в Югославии, а ныне в Македонии, естественно, предатель.

Методи Андонов-Ченто, пытаясь отстоять принципы, заявленные в Прохоре Пчинском, был в 1946-мобъявлен «буржуазным македонским националистом и сепаратистом», получил 11 лет каторги, отсидел почти десять и, выйдя как неизлечимо больной, умер от рака желудка. Пережив, однако, большинство «некоммунистических» делегатов первого съезда АСНОМ, расстрелянных в 1949-м за «великоболгарский национализм» и «македонский сепаратизм».

Еще раньше, - в 1946-м, - умер в тюрьме Спиро Китанчев. Выданный новыми властями Болгарии югославам и представ перед судом по обвинению в «коллаборационизме, великоболгарском национализме и македонском сепаратизме», он признал вину по второму и третьему пунктам, но категорически отказался признать первый, получил высшую меру, замененную 20 годами каторги, но, не отбыв и года, умер от туберкулеза и побоев.

Что до Иванушки, то он, вместе с Менчей, женой-соратником, из Скопье уехал в Вену. Затем, - когда Тито официально потребовал выдачи, - почему-то не задержанный англичанами, перебрался под крыло Франко, а в 1948-м с помощью кардинала Ронкалли, будущего папы Иоанна XXIII, осел в Риме. Где и умер аж осенью 1990, слегка не дотянув до ста, занимаясь мемуарами и мало интересуясь политикой, - хотя в моменты обострений болгаро-югославских отношений неизменно выступал на стороне Софии.

«Все, что мы делали, все добро и все зло, все мудрые шаги и все ошибки, - ответил в последнем интервью сухопарый старик с цепкими, очень молодыми глазами цвета зимнего неба, - сделано во имя болгарского народа Македонии, и мы проиграли. Мне жаль болгар, продавших себя за чечевичную похлебку,  но я скоро умру, и не мне их судить. Сильным быть трудно».

Продолжение следует.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив