Новая депортация чеченцев

Эпизод – один из позорнейших в российской истории. Ровно 70 лет назад Сталин депортировал среди прочих народов чеченцев и ингушей – вайнахов. Это было отчасти в духе кавказской традиции кровной мести, перерастающей в коллективную ответственность.

Сказать, что это средневековье, значит обидеть средневековье – традиция началась намного раньше среди людей совсем низкого уровня развития, можно сказать, самого низкого.

Интеллигенция всегда осуждала сталинские депортации, но никогда не делала это до конца, последовательно. Толстовский "Хаджи-Мурат" и приставкинская "Тучка" сверкают в истории нашей литературы яркими пятнами, но тема так и осталась недоговоренной, а коллективная вина – недоосознанной.

Это и позволило российской власти провести две чеченские войны, первую под наше молчанье, а вторую – под бурное ликованье. Результатом второй из этих войн и стало появление Чечни, которая есть сейчас: не то независимого государства, не то субъекта Федерации, не то побежденного в войне, не то победителя, не то светского государства, не то религиозного, но в любом случае – места, и жить, и бывать в котором хочется гораздо меньше, чем в Чечено-Ингушской АССР. Впрочем, наверное – как кому.

И сегодняшнее решение правителя Чечни о второй чеченской депортации – на сей раз не поголовной, а "всего только" семей террористов, тоже встречается нами спокойно, как нечто вполне естественное. Интересно, как бы воспринималось такое же точно решение, прими его не Кадыров в конце 2014 года, а Путин ровно на 15 лет раньше – выселить из Чечни все семьи террористов без права возвращения?

Это ведь тоже было в нашей истории. Тот же Сталин до того, как стал выселять народы, тренировался с принципом коллективной ответственности на "членах семей контрреволюционеров" (ЧСКРах). Та же понятная логика – чтоб некому было мстить. И это тоже не было до конца осмыслено и до конца осуждено. Поэтому и имеем мы сегодня рецедив сталинизма – если не во власти, то в общественной психологии.

Эта проблема преследовала, преследует и будет преследовать нас постоянно: преступление недоосмысленное, недоговоренное, недоосужденное, "проеханное", вытесненное, забытое повторяется. Наши застенчивые "ну, ладно, да чего там, живем дальше" (не говоря уж о "посмотрите, что Израиль делает"), наше нежелание стыдиться себя приводит к тому, что мы снова и снова попадаем в ямы, в которых уже бывали.

Ну, а что же делать с террористами? Это вопрос из другого разговора. Из разговора намного менее важного. Нам много важнее понять, что нам делать с собой.

Потому что, если мы поймем это правильно, то окажется, что никакого терроризма нет вообще, что не нужно никому идти против нас с террором. Пока же мы рассчитываем на свою силу, на то, что мы сильнее и поэтому сумеем "их" заставить, мы сами объявляем "им" войну и предлагаем помериться силами. Более того – мы им и выбора другого не оставляем. Что же тут удивляться тому, что они с нами воюют? Мы же сами объявили, что другого языка, кроме языка силы, мы не понимаем и не хотим понимать.

Такое мировидение – мировидение незрелого подростка. По молодости-глупости ему кажется, что всё решают кулаки. И если на его пути не встретится никого, кто объяснит ему, что сила ум не заменяет, он со своими кулаками отправится в тюрьму в то время, когда его сверстники пойдут в институты.

Если, конечно, его кто-то не зарежет раньше.