рейтинг блогов

не старец! а просто просвещенный батюшка

топ 100 блогов mmekourdukova20.08.2017 Книжка о «последнем духовнике московском» прочиталась внимательно и (поэтому) оказалась очень информативной. По трем номинациям.

не старец! а просто просвещенный батюшка


1- Информация о  просвещенном батюшке (так просил себя именовать сам о. Николай Голубцов, не желая принимать от настырной паствы именования «старца»)
2- Информация о культурной среде вокруг о. Николая, о сливках сливочных московского регулярно практикующего христианства 50-х годов (срок служения о. Н. – 1949-63).
3- Информация о качестве и направлении современной проповеди –

- вот с этого пункта, проявляющегося чрез отбор и подачу материала, и начну. Книжка «составлена» вполне безобразно и бессмысленно, скорее свалена (в кучу) или сваляна (на коленке). Открывающий ее биографический очерк – рыхлый, мутный конгломерат обрывков воспоминаний и писем, кое-как склеенных благочестивыми обобщениями. Факты же и хронология заботливо, в розницу, точечными вкраплениями упрятаны в примечаниях мелким шрифтом апосля – составляйте, мол, сами этот пазл.

Из 500 страниц книги  -
120 отдано воспоминаниям о жизни о. Н.,
80 – некрологам и похоронным мемуарам,
10 – автобиографическим заметкам самого о.Н.,
80 – его письмам, и
150 – его гимнографическим и богословским трудам.

Весь этот материал, за исключением пяти-шести страничек авторства Сергея Фуделя и митр. Антония (Блума) в разделе некрологов, - бледен, бессвязен, отупляюще водянист. Читать такое -  как археологическую керамику перебирать. Ящиками, сотнями тасуешь бедные битые черепки, вертишь, сортируешь, носишь их в галаве-компутере, пока они не сложатся наконец в логически цельные горшки определенной формы, размера, раскраски. В культуру, ага.

(К счастью, о 50-х годах у нас имеется не только собранная в этой книжке археологическая керамика, так что горшки складывались и легче, и точнее).

И какие же это, в сухом остатке, горшки?

Детство вполне подходящее под статью ЮЮ. Отец – профессор МДА, несомненно сам из поповичей, 12 детей, 10 выживших. Ровесник века Коля из них седьмой. До гимназии, по собственному признанию, лишь смутно помнит и осознает себя, «кагал» (его собственное выражение) настолько плотненько кипел вокруг, что было не до того. Мальчик он уродился неглупый и активный, и среда воспитывала из него, тксказать, борца. Дети друг другу грубили, говорили обидное, дрались, щипались, плевались, предметами кидались, лично Коля не пропускал, по собственному признанию, ни одной кошки ни собаки, чтоб не кинуть камнем или не дернуть за хвост; замечательно, что и на крупных собак нападал, на таких, которых папенька его пугался (и ретировался с места поединка сына и зверя).

Воспитывали – не ленились. Рвали за уши, за волосы, ставили в угол, с побоями заставляли просить прощения (впрочем, Коля не просил! Он орал на отца и на мать, угрожал им насилием). Ещё пороли ремнем, как через штаны, так и без штанов, били по щекам рукою, линейкой, калошами, особенно часто били новой обувью – за износ и пачкание оной. Ещё папенька любил выковыривать их молочные зубы перочинным ножичком, Коля же не любил этих практик, старался сам поскорей расшатать и выдрать, успеть между отцовскими шмонами ротовой полости. Ещё папенька любил, почивая после обеда, подкладывать Колю под бок – и Коле это тоже почему-то не нравилось.

В гимназии мальчик отдохнул, уф. И ещё была отдушина – чтение полюбил, оно сделалось «единственным развлечением на всю жизнь». При этом ни от самого читателя, ни от мемуаристов, за все 500 страниц, не встречается ни одного писательского имени, ни одного названия книги, ни одной прямой или косвенной цитаты из кого бы то ни было. «Все книги», прочитанные в доме родителей, определяются как «и детские, и наградные, и приложения к «Ниве», и ещё он любил журналы. Чтение стало – и осталось! – развлечением. Порога, за которым чтение становится чем-то бОльшим, Николай Голубцов не одолел, судя по всему, никогда.  А прочие виды изящных искусств, по-видимому, миновали его совсем, напрочь.

В книжку «Московский старец..»  из его собственных мемуаров, как сказано, отобрано лишь десять страниц о дошкольном детстве. Не нашлось места ни для гимназии, ни для учебы на агронома, ни для перехода из холостого состояния в семейное, ни для военных лет, ни для периода жизни в священном сане. А в записках о детстве - ни слова о личных отношениях с сестрами-братьями, ни слова о запомнившихся крупных событиях, счастливых или печальных, и малейшего даже звука о церковно-практической жизни и впечатлениях.
Собственно, и в опубликованных письмах то же самое. Все опубликованные письма – насквозь практические. Добыча еды и одежды, мелкие гешефты и текущие от властей и обстоятельств опасности, жилье, трудоустройство, распределение бытовых поручений между приживалками. Более ничего, никакой черёмухи.

Одно-единственное попавшее в книжку письмо к невесте, от тридцатидвухлетнего Николая, выделяется на этом земном фоне своим чистейшим, дистиллированным гомилетическим содержанием. Это сочинение гимназиста-отличника, к которому сверху приделано обращение к «дорогому другу Марии Францевне».

Да ещё в конце 50-х, в письмах к брату-епископу, появляется одна небытовая тема, но об этом после. А так – из писем совершенно невозможно выскрести никакой информации об о. Николае как пастыре. Единственное любопытное и неожиданное для меня наблюдение – огромная роль приживалок в жизненной антрепризе батюшки. Не только кухня, корыто, дрова и прочий бытовой фон обслуживались женским персоналом, но и по многим другим фронтам доброволки шустрили многочасово и многообразно. Всяческого рода побегушки, бумажные хлопоты, занятия с придурковатой приемной дочерью, шитьё жемчужных букв по бархату, а под конец и механические аспекты батюшкиной «научной работы» возлагались на плечи безотказных юбок.

Вот этим юбкам, и только им! мы и обязаны мемуарной частью книжки. 100% воспоминаний принадлежат их перьям. Не нашлось ни одного мужчины, который донес бы до нас хоть немношко памяти о «московском старце». И это не случайность – мужчин вокруг него и не было. Наиболее проницательная мемуаристка, хотя и мимоходом и без должного ужаса, отмечает этот факт. Чел пропастырствовал 14 лет – в полной изоляции от общения на равных с особями своего пола (дадада, там было сослужение, знаем-знаем!). Только единожды к нему прибило-пришатало молодого чела Алексея, из которого батюшка очень хотел воспитать наследника и пристроить его в семинарию. Но добрый и трудолюбивый паренек был непроходимым тупицей, и все батюшкины упования разбились об диктанты по русскому языку.

Вернемся к юбкам-мемуаристкам. Они были самого разного социально-культурного калибра, но роднило их, как нетрудно заметить, одно: проблемы с мужчинами.

И окормление батюшкино, собственно, в этом и состояло – в разруливании проблем с мужчинами или же в утешении пострадавших на этом столь опасном фронте. Ну там ещё чудесно работу найти, чудесно дров купить, вот это всё. На всякий случай – я без всяких снисходительно-презрительных фырканий и ухмылок, это всё дела первостепенной важности, кроме шуток, это всё дела перед Богом, а зачастую и вопросы выживания.

Я только хочу заметить, что вовсе необязательно быть старцем, чтобы отсоветовать деве идти замуж за брутальное мурло, или чтобы помочь одинокой тётке выстоять в коммунальных разборках, или чтобы чрез молитву наколдовать два кубометра дров. Даже и священником для этого быть необязательно, мне ли не знать, я сама пять лет в разгар перестройки жила с дровяным отоплением.

Да, конечно, есть и более тонкие материи. О них охотно пишет самая нажористая мемуаристка, Наталия Д.Б. – ровно половина всего объёма текстов. Она сподобилась получить духовный совет, например, относительно оторванных ручек и головок святых, чьи бумажные иконы она сперва понаклеивала на досточку, а затем почему-то поотрывала. Или вот ещё – она собирала, переписывала то есть, акафисты. И, накопив 14 общих тетрадок, как-то опомнилась и призналась батюшке, что тетрадки эти не читаются, лежат мертвым грузом. Батюшка сказал, что в таком случае этот скорбный скорбноглавый бесценный труд лучше передать тем, кто будет читать! Тетрадки надо отдать в переплет, и затем в благодарные руки читателей! Мемуаристка покорно притащила ему все тетради – но ей так жаль было расставаться с коллекцией, что она в авральном порядке попереписывала самые ценные акафисты ещё раз.
Как оказалось, зря – потому что батюшка по прошествии некоторого времени почему-то вернул ей взад все её четырнадцать общих китрадок. Ненадкусанными Непереплетенными.


К сожалению, неизвестно, когда имел место этот поучительный эпизод – до того, как сам батюшка баловался сочинением акафистов, или во время, или после. Т.е. у меня так и прыгает, так и шевелится в галаве логически связный остросюжетный рассказ о том, как батюшка сочинял-сочинял свои акафисты (он в письмах не раз и не два поминает эти свои труды, без всякого, признаться, энтузиазма), и вот в один прекрасный день эти четырнадцать тетрадок придурковатой зануды наконец открыли ему глаза на, гм, тщету этих упражнений, и он пережил метанойю, и порвал с умножением энтропии путем пережевывания и изблевания все тех же криво перепертых на ЦСЯ византийских словоплетёнок.

Но мы тут уже плавно перешли к разделу «богословские труды». Труды состоят из вот этих самых служб-с-акафистами, беспросветно-зевотных натужных компиляций, и трактата  в сотню страниц «Пресвятая Троица и домостроительство. Размышления «зрителя» у иконы «Святая Троица» Андрея Рублева». Трактат, будь он написан находящимся в нормальных условиях человеком, заслуживал бы смирительной рубашки клинического диагноза «резонерский бред». Но для человека бесконечно и давно одинокого, окруженного рвущими его на части безголовыми курицами – вобчем, наверное, простительно. Ему хотелось, остро хотелось хотя бы на старости лет как-то выразить себя, что-то такое сделать выдающееся, вырывающееся из замкнутого, безвыходного круга психотерапевтического обслуживания тяжело и безобразно живущего окр. населения.

Меня, правда, совершенно прикончил пассажик один из письма батюшки родному брату его, архиепископу Новгородскому Сергию, которому троичный трактат был послан на отзыв. Пассажик такой (трактат, дорогие мои, УЖЕ ЗАКОНЧЕН, облизан и послан на отзыв с намерением толкнуть его в печать, и батюшка уже знал имя Н.А. Деминой и не хотел с ней встречаться, чтоб она «не закрыла ему ходы»):

«Интересно, были ли изображения Св. Троицы до Рублёва или нет. Сообщите об этом, и если были, то в каком виде» (с. 294).

На этом,  собственно, всё у меня.

Картиночка вот ещё атмосфэрная,
отсюда
.


не старец! а просто просвещенный батюшка


Ну, понятно, всех жалко. Жалко батю, бессмысленно и тяжело трудившегося, в пустоте, в тесноте, в темноте, в одиночестве Москвы 50-х. Бесконечно жалко всех безголовых куриц, с их убийственным бытом в безысходных коммуналках, с их видами на замужество в условиях чудовищной нехватки мужчин, чудовищного градуса нравственной искалеченности уцелевших, чудовищной избалованности этих уцелевших – широчайшим рынком женского персонала.

Всех, всех жалко.

Собственно, только это из книжки и вычитывается.

Вящще же ничесоже.

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Посвящается Сержу morkoy , не потому что он постоянно заставляет меня что-то выкладывать, а потому что дух захватывает от его мирозданий и фантазийной реальности. Не потому что он замечательный псих, а потому что, читая его, сам становишься немного замечательным и чуть-чуть ...
На дне склянки, в самом уголке. Как дальше жить? Выход один - идти в лес, жечь бамбук и растирать золу в рыбьем клее... За окном молотит дождь, но меня это не остановит. Как извести последнюю каплю, подсказал вчера человек из страны, где снег падает очень ...
"Через тернии к звёздам" - изречение, означающее "Через трудности к триумфу". 239 лет назад, 5 июня 1783 года произошло выдающееся событие - братьями Монгольфье был продемонстрирован первый в мире полет воздушного шара. Считается, что с этого времени человечеством началось покорение ...
            Видимо пришло время – искать соединение, а не разъединение. Мы и хотим не разъединяющих идеологий, но общего Пути к счастливому будущему и России в целом, и её людей: каждого в отдельности. И более того, ...
Что из себя представляет настоящий Таиланд, очень хорошо видно из этого интервью. Основные тезисы тайской жизни, (о которых я раньше много читал) - Тебя (не тайца) не считают за человека. - Тебя (не тайца) считает своим долгом наебать любой таец. - ...