Народ всегда как-то ловко устраивается

Канцлер Германии Ангела Меркель и президент Франции Николя Саркози выступили с предложением создать экономическое правительство еврозоны. Такое решение было принято по итогам переговоров, которые прошли 16 августа в Елисейском дворце. По мнению некоторых экспертов, в целом союз европейских государств все более будет напоминать единое государство.

На вполне правомочный вопрос: хорошо это или плохо, - и кому? – у того, кто знаком с историей Евросоюза возникает не менее логичный ответ: это, прежде всего, естественно.

Поэтому подозрения о том, стремились ли изначально Германия и Франция к тому, чтобы превратить Евросоюз в одно государство, в котором они будут диктовать свою волю,  попросту не актуальны, потому что у европейских государств другого пути кроме объединения, собственно, и не было.

Евросоюз с рождения был созданием хоть и естественным, но странным, он изначально сочетал в себе признаки международной организации и государства.

Те противоречия и признаки старения, которые накопились в нем за эти двадцать лет сделали распад Евросоюза лишь делом времени. Аналитики уже не прогнозировали, а почти что утверждали, еще немного – стали бы заключать пари.

Поэтому решение, что называется, в точку. Потому что вынужденное.

Слабого человека больше волнует урчание в его кишках, чем внешние цели, сильного делают сильным именно цели, которые он желает достичь, вызов, на который у него есть воля ответить. Так же и в Евросоюзе: слабых намного меньше волновало, кем они станут после распада союза, который становился все реальнее, а для сильных, Германии и Франции, неизбежная перспектива становиться в строй и есть глазами начальство, США, была горше дюссельдорфской горчицы.

Понятно, что решение двух "доноров Европы" вызвано к жизни простым приницпом "никто не хотел умирать". Тем не менее, толкнуть весь механизм, да еще на пороге такого кризиса, в сторону еще большей взаимной зависимости, которую принесет с собой форма единого государства – это значило взять на себя еще большую ответственность.

"Слабые" из Евросоюза, может быть, и ожидали, что Меркель и Саркози пару дней с перерывом на завтраки и фотографирование, будут ломать головы, как же им выпустить общие еврооблигации, чтобы хоть как-то облегчить для них, слабых, кредитные условия. Но встреча была короткой, энергичной и совсем "не в тему". Как отметил эксперт: "«… французы и немцы сели за один стол и за два часа решили, что нужно из кризиса выходить одним путем - путем создания европейского экономического правительства".

Будущему экономическому правительству недолго придется решать чисто экономические задачи. Скорее, даже его появление встретит нестройным шумом компания политических проблем. Например, народу в Греции, надо полагать, абсолютно все равно будет, кто вершит дела в Европе – Евросовет или экономическое правительство единого государства, ему по-прежнему будет хотеться просто жить так, как хочется.

И все экономические рычаги при этом будут давить на правительство Греции, а не на сам народ. Народ вообще как-то так ловко всегда устраивается: что ни случись, - виноват у него кто-то другой, не он сам. Потому, наверное, что сам он, народ, - не субъект, как бы его таковым не объявляли, а если и субъект, то в очень ранней фазе развития. Как если бы младенец, который только и научился, что ползать и все тащить в рот, - а подгузники пачкать он и не учился, это у него естественный   процесс, - стал бы вдруг огромным существом, величиной с Грецию, например. Что он может? орать, если что не так, - а что оно, это дите, виновато, что ли, если ему не дают? Так вот, простое отсутствие самоосознания делает виновными в наших бедах всех, кто вокруг.

В принципе, в Евросоюзе есть весь набор средств, вплоть до ввода сил НАТО, случись вдруг бунт, но экономических проблем Европы это не решает. А весь сыр-бор именно из-за них. А "просто власть" над всей Европой – это удовольствия королей, преданья старины глубокой, сейчас эта головная боль никому не нужна – что ты с ней делать будешь?

В самом начале добровольно-безвольные условия членства в Евросоюзе были для его участников лишь надеждой выжить. Для слабых - уж как есть, а для сильных выжить означало стать хоть какой-то величиной в мире гигантов. Вот так взять, и сказать всем "гигантам": у вас, мол, своя свадьба, ребята, а у нас – своя.

Тем более тогда, в 1992 году, после развала СССР, и гигант-то всего один остался, американский старший брат, Китай как величина еще не появился. И, надо сказать, союз европейский эту надежду своих сильных осуществил: доля ЕС как целого в мировом валовом внутреннем продукте составляла в 2009 году около 28 %.

Но понятие "союз" предполагало, что все будут стараться для общей пользы, делать все, чтобы не ослаблять евро, идти на компромисс между "своими", чтобы противостоять чужим. Внес, оплатил, сколько договорились, делегировал кого нужно – и занимайся своими проблемами. Если что – помогут, если не помогут – можно поднажать, чтобы помогли.

То есть был этот союз, как и любой другой, попыткой нормального эгоистического использования друг друга.

Но при этом получался один интересный перекос в точке "общей пользы". Потому что общая польза, и не на день, а навсегда, может быть достигнута только теми, кто способен собраться и решить свои дела как в единой семье. 

А здесь, под общий шумок участников, довольных "согласием в многообразии" – девиз ЕС, - только двое из них оказались вынуждены думать обо всех. Потому что между "всеми" и им самим, его достоинством, его желанием быть величиной на мировой арене, вдруг появился знак равенства. Получилось так, что об общей пользе пришлось думать не всему сообществу уважаемых эгоистов, а только самым сильным из них. Что и привело к вышеупомянутой встрече в Елисейском дворце президента Франции с канцлером Германии.