Мужская школа

Девочки и мальчики учились раздельно. Мужская бакинская русскоязычная школа, в которой я учился, была в километре от дома. С собой в школу мы носили, помимо портфеля, не сменную обувь (о необходимости которой при самом богатом воображении в то время было бы просто не додуматься), а  стеклянную чернильницу-невыливайку в затягивающемся веревочкой матерчатом мешочке. Мешочек вне зависимости от исходной ткани со временем становился цвета чернил - фиолетовый: иногда он использовался   в качестве оружия - как кистень. К чести изготовителей, чернильницы были весьма массивными и более прочными, чем наши головы.

      Это уж позже, в Ленинграде, я впервые умилился прогрессивному достижению: чернила наливались прямо в закрепленные в партах стальные чашечки (правда такая конструкция резко осложняла беганье по партам, но, увы, в  Мире нет ничего совершенного).

 Каждому первокласснику родители должны были купить ручку (термин ставочка я услышал позже, причем, кажется, это исключительно  Ленинградский сленг), несколько перьев, резинку, карандаш, чернильницу, изготовить своими силами пенал, перьечистку в виде нескольких сшитых по центру кружков из хлопчатобумажной ткани, Азбуку в виде картонных квадратиков с написанными чернилами буквами, помещенных в многокарманный кляссер из жесткой  прошитой, преимущественно на машинке, ткани и еще уйму разной мелочи. Большинство детей ходили в школу с матерчатыми противогазными сумками, ну а мне, купили новый портфель. Кожаный - дешевых заменителей кожи еще не было.

  Писать разрешалось только перьями № 86 с явно выраженным нажимом. Линия с нажимом должна быть 2...3 мм, волосяная - в десять раз тоньше. Потом, слава Богу, разрешили писать и менее мягким пером № 11. Но категорически не разрешалось писать пером с малым нажимом - Лягушкой или, тем более, Уточкой. А уж перо Рондо считалось вовсе хулиганским.

Помню, был ученик, которого, почему-то, и в глаза и за глаза звали одинаково - Рза-Кулив-Бабек. Иссиня-черный отпрыск явно состоятельных родителей, крайне добродушный и улыбчивый, всегда в высшей степени заторможенный, он смотрел на меня влюбленными глазами и постоянно консультировался не только по толкованию отдельных выражений русского языка или   по урочным арифметическим задачкам, но и по самым примитивным бытовым нормам:  почему этого пацана не надо бить? для чего люди держат домашних кошек? И т.д.

Другой пацан  с весьма распространенной армяно-азербайджанской фамилией – Арутюнов был другом не столько моим, сколько  Мамы, поскольку на базаре (рынке)  она покупала зелень именно у него. Из-за громадной опухоли под носом его звали   Арутюн-губа. Это прозвище его не оскорбляло, а на базаре (рынке) он был едва ли не самой  уважаемой и известной фигурой. Когда я поступил в первый класс, он уже сидел в нем четыре года, научился считать до трех и знал четыре цифры: бир, ики, уч,.. много. Не помню, остался ли он  в нем и на пятый год, но вот, вероятно, успехи в обучении привнесли специфику в его бизнес. Так он продавал пучок зелени только за бывший в то время желтого цвета один рубль. Других купюр не признавал. После успешного окончания торговли демонстративно  на глазах у публики с гордостью подсчитывал выручку: бир манат, бир манат, бир манат… В конце с улыбкой - обычное резюме: много! Однажды Мама, организуя семейную вечеринку, решила Арутюн-губу осчастливить: набрала рублей и хотела всю его зелень закупить оптом. Но его не проведешь! Отказал: «А что я буду целый день делать?».

Для особо дерзких старшеклассников в школе был предусмотрен карцер, запираемый на ключ с тюремно зарешеченным окном, выходящим в общий коридор. Ходили жутковатые слухи, что некоторых пацанов оставляют в этом карцере на ночь  до тех пор, пока не придут родители. 

об этом и подобном см.Петр Новыш«Разноцветные воспоминания»

 www.proza.ru/2010/01/09/225

Жду отзывов