Мистерия Большой Войны, или Новые приключения Котова в сапогах

valery_kichin — 04.05.2011 Теги: Михалков Котова

После неудачи в прокате фильма «Утомленные солнцем-2. Предстояние» Никита Михалков объяснял, что «Предстояние» и «Цитадель» неотрывны, как вилка и розетка: чтобы пошел ток, нужно их соединить. Спустя год вышла и «Цитадель», и она ответила на многие вопросы.

Окончательно прояснился жанр киноэпопеи, размахнувшейся в производстве на полтора десятилетия.

Оскароносный фильм 1994 года был драмой и завершался смертью главных героев. «Предстояние» озадачило воскрешением Мити, на наших глазах вскрывшего себе вены, и расстрелянного комдива Котова. Действие легко покатилось дальше, словно бы никто не умирал – повеяло фольклорными мотивами о воде живой и мертвой. Если первый фильм был отмечен фирменным умением Михалкова создать атмосферу живую, мерцающую, чувственную, то в «Предстоянии» возникли приметы Чуда. Чудо не требует атмосферы – оно требует веры. Появились мистические беседы девушки Нади с рогатой миной. Мина выполняла двойную роль Спасительницы и Несущей возмездие. Но были еще и сильно сделанные сцены с посланными на гибель кремлевскими курсантами, с героем Евгения Миронова, поэтическая символика перемежалась кинематографической прозой.

«Цитадель» от прозы окончательно освободилась, стала символистской сказкой. В сказке актриса Дапкунайте спокойно может превратиться в актрису Толстоганову. Там всегда есть абсолютный злодей – в данном случае засевший в Кремле Сталин, рыжий и подчеркнуто конопатый (Максим Суханов). Там герои если и умирают, то временно, и непременно к общему ликованию воскресают.

Либретто

Фильм делится на три акта. В первом Митя ищет среди штрафбатовского люда опального комдива Котова. Идет мазохистская сцена в леске, куда Митя везет Котова, омывается в реке перед смертью и дает ему пистолет в надежде получить справедливое возмездие. Предатель и карьерист, он здесь герой, его мучает совесть, и жизнь ему уже безразлична: «Не образумлюсь, виноват…» - в манере игры Олега Меньшикова слышны нотки Чацкого, умницы и резонера. Во втором акте Котов с Митей попадают на ту самую номенклатурную, полную семейного счастья дачу, где мы их встретили семнадцать лет назад. Но комдива там не ждут: бывшая жена, по-видимому, успела бросить и коварного Митю - нашла нового мужа, безвольного уклониста от фронта (Владимир Ильин). На даче разворачиваются события истерически бурные, они завершаются общим бегством в никуда, Котов остается один.

Наконец, третий акт: Сталин иезуитски объясняет комдиву революционную целесообразность его ареста и освобождения. Теперь Котов нужен родине: ему поручено взять вражескую цитадель, послав на смерть музыкантов и прочих тыловых крыс. Начинается ключевая сцена гениального озарения героя: безоружный люд, следуя за Котовым, идет на ощетиненную оружием цитадель, имея в руках только дубины - черенки от лопат - и гармонь, и мы понимаем, что назревает главное Чудо. Проясняется ведущая идея автора, обильно населившего картину разнообразными насекомыми: комары барражируют над воинством, героев настойчиво преследует белый, как ангел, мотылек. А последний удар врагу нанесет паук: перекроет визир фашистскому снайперу, и тот, высунувшись, получит пулю в лоб. И события развернутся как у Маршака: лошадь захромала – командир убит – конница разбита – армия бежит… Искра подожжет нотную бумагу снайпера-меломана, огонь охватит бункер, и цитадель без участия рук человеческих сама собою взлетит на воздух.

Концепция

Михалкова после «Предстояния» упрекали в том, что показанный им деморализованный народ не мог победить в войне – он парировал нападки обещанием раскрыть истоки победы в «Цитадели». Но Сталин и здесь - иезуит, командование вслед за вождем демонстрирует бессмысленную жестокость, армия представлена безоружным сбором никак не организованных людей, так что победу можно объяснить только Божьим покровительством. Вся родная природа, все ее комары, мотыльки и паучки восстают против вражьего нашествия. Людям при виде Чуда остается восторженно раскрыть рты: им даже дубину не пришлось привести в действие.

Перед нами сказ-притча. Герои, расставшись с конкретностью характеров, действуют в былинном пространстве, где всё – одновременно и предмет и знак. Цитадель стоит на юру, архитектурой отсылая к тевтонскому эпосу. Она обжита: снайпер, наблюдая пейзаж через прицел, слушает Вагнера, на патефоне сучит лапками белая мышка, возле - трогательные очочки, крутится колесико мышьих развлечений. Тщательно выстроенный кадр смотрится как натюрморт – натура заранее мертвая. Цитадель воспринимается как сама Германия – сытая, аккуратная, но Богом забытая - обреченная. Это уже не просто цитадель, но – Цитадель.

Былинно-песенный характер носит вышеописанный штурм Цитадели русским воинством с воспетой в фольклоре "дубиной". Комдив Котов ведет солдат не в бой – это акт иррациональный, загадочный, как русская душа: голые люди на голой земле идут на авось, веруя, что Господь с ними. И сам Котов тут уподоблен Христу: поднимаясь из окопов, он идет по воде аки по суху, напоминая аналогичную сцену из «Праздника святого Йоргена». И только что ненавидевшие его люди следуют за ним, поверив, и камера взмывает над израненной землей, чтобы охватить взглядом это библейских масштабов шествие за Истиной.

Ретроспективно возвращаясь памятью в пролог фильма, понимаешь, что и кадр зарождения гигантского комара, восстающего из пучин, расправляющего крылья и готового к полету, - тоже символ чего-то иррационального, но именно этим непобедимого. Комар смотрится одним из Божьих посланцев, и не случайно герой Андрея Мерзликина любовно разрешит ему испить крови: «Это наш комар, родной!». Фасеточным зрением божьей твари мы и увидим первые пейзажи великой войны.

Воплощение

Изменилось режиссерское мышление: оно дискретно и выстраивает живые картины, не заботясь о целом. Картина сохраняет эпизодическое построение, но сквозной сюжет с поисками дочерью отца теперь почти исчезает из виду, чтобы вернуться в финале – уже символом. Сцена встречи Котова с Надей идет встык с эпизодом штурма Цитадели – но теперь пространство внезапно пустеет: все уже несущественно перед ликом Воссоединения родных душ. Встреча происходит на мине, готовой взорваться. Она и взорвется за кадром, позволив отцу послать небу прощальный взгляд. Но герои сказки не умирают, и в следующем кадре Котов на танке отправится брать Берлин. Здесь символично всё: одинокий танк, везущий семью к Победе, былинная Старуха (Инна Чурикова), пригревшая свихнувшегося немца, и сам этот немец-юродивый. Торжествует идея милосердной русской души, открытой миру, но «кто с мечом к нам придет – от меча и погибнет».

В фольклоре любые логические вопросы сняты самим жанром - жанр объяснит всё. Но он же проявит драматургическую рыхлость эпопеи, где фабула подобна прерывистому пульсу, где герои могут исчезать надолго и даже навсегда, а их авторы нечетко помнят, что с ними происходило десятилетие назад. «Цитадель» особенно уязвима: ее энергия ушла на то, чтобы завершить сюжет. Судя по трейлеру, который крутился в Интернете, фильм подвергся корректировке, исчезли сцены и, возможно, фабульные линии. Это чувствуется и в убаюкивающем ритме картины, почти лишенной свойственного Михалкову азарта, и в монотонности эмоционального «пейзажа», когда герои существуют в режиме постоянной истерики, и в ощущении не управляемого режиссерской рукой хаоса, из которого время от времени выныривают и становятся видимыми эпизоды наподобие родов под бомбами. Эта сцена – вновь символ: рождается дитя, зачатое от врага, но именно оно, невинное, спасет героев в аду бомбежки.

Итак, «Цитадель» вкупе с «Предстоянием» предлагают нам версию Отечественной войны, освобожденную от политики, социальных строев и любой преходящей мелочевки. Новый, вполне конъюнктурный миф о ней. Война вписалась в извечную схватку Бога и Дьявола; люди, комары, мотыльки и прочая живность –орудия в руках высших сил. От конкретной войны остались редкие опознавательные знаки наподобие дорожных указателей. В «Цитадели» уже нет городов, мостов, барж и других примет израненной России. В сценах на даче и на вокзале почти отсутствуют приметы самой войны – есть та же очищенная от шелухи схватка Добра и Зла. Котов из фигуры, израненной людской жестокостью и завистью, возвышается практически до Христа. И здесь уместна как бы провидческая тирада, вложенная в уста героя Владимира Ильина и адресованная страдающему Котову: вы большой человек, но придет время маленьких людей, и тогда большой человек еще пожалеет, что он – большой.

И сам народ, всегда готовый пырнуть ближнего ножичком, в присутствии большого человека меняется и открывает широту милосердной души. Он идет на подвиг с голыми руками и побеждает. Правда, уже в качестве Божьей марионетки. Вровень с насекомыми и прочими Божьими тварями.

Оставить комментарий

Популярные посты:

figunet

Уничтожение борщевика на участке: способы и методы

dok_zlo

Котовасия

dok_zlo

Котовасия

dok_zlo

Котовасия

dok_zlo

Котовасия

pro100_mica

Премьера дня 11 апреля 1964 года

uborshizzza

Крупный теракт в Москве. Версии и домыслы

moscow_i_ya

Боголюбово. Разлив. Недостижимый Покрова на Нерли

new_rabochy

Триста тридцать!....Каждому!

zaika70

ОСЕНЬ ВЕТЕРАНОВ 2

uctopuockon_pyc

Отличные исторические фото-1

guryshkina

Котосплюшки

• По теме
• Архив