Мысли o научных занятиях (2)
https://edgar-leitan — 03.09.2017 В заметках некоего российского коллеги-востоковеда я постоянно встречаю мысль, которую можно свести к осмыслению телеологии научных занятий. Зачем, в чём смысл наших занятий той или иной дисциплиной? И тут же следует ответ, что смысл в постоянных открытиях каких-то принципиально новых научных фактов, которые будут изменять парадигму нашего понимания определённых периодов истории и т. п.Всё это звучит увлекательно, но, по сути, обесценивает рутину научного делания, которая сводится к накоплению знаний множества и о множестве отдельных фактов, что само по себе не претендует на немедленный слом устоявшихся парадигм, а также к выработке новых дискурсов. Применительно к исследованию интеллектуальных традиций премодерной Южной Азии: здесь нелегко ожидать каких-то прорывых открытий совершенно новых, доселе неизвестных текстов на санскрите или пракритах, которые бы вдруг сломали наши прежние представления о глобальных взаимосвязях. Если, по словам моего коллеги, существует огромное количество глиняных клинописных шумерских/аккадских табличек, которые ещё не прочитаны, то в области индийских текстов это не так. Всё или почти всё уже давно прочитано.
Огромное количество санскритских (и др.) текстов издано и даже переведено на английский язык. Качество этих изданий и переводов — это другой вопрос. Прочтение какого-то нового текста вряд ли даст нечто принципиально новое. Индологу-санскритисту жить гораздо сложнее, нежели, например, шумереологу. Надеяться на глобальные открытия не приходится. Такие открытия, вроде находки библиотеки буддийских текстов в Дуньхуане — это скорее исключения, нежели правило. Зато перед ним огромное количество текстов, требующих не просто быстрого, по диагонали, прочтения (кажется, именно так в своё время читал персидские рукописи академик Бертельс — нечто, совершенно невообразимое для нынешнего отношения манускриптолога к своему материалу). Эти памятники требуют глубокого усвоения, то есть скрупулёзного изучения в течение многих лет, с параллельным чтением многих других текстов. Прежде чем ты вообще будешь иметь право сказать нечто своё, ты должен освоить огромный объём чужого: тексты оригиналов, а также корпус исследовательской литературы по предмету.
Во мне всё укрепляется впечатление, что для (некоего "архетипического") российского исследователя рутина скрупулёзного освоения материала принципиально неинтересна, скучна. Отсюда высокомерно-пренебрежиельное отношение к западным коллегам, для которых характерно скорее углубление в осмысление множества отдельных фактов. Российскому исследователю подавай либо действительные эпохальные открытия, либо безумные гипотезы, сладко обещающие славу первооткрывателя. Вне этой славы ему как бы и совсем неинтересно жить, и всё его научное делание вроде бы лишается смысла. Он не хочет и внутренне не может быть простым скромным звеном передачи культурной памяти, основательным ремесленником с солидной академической выучкой. Отсюда — в целом ряде случаев — господство агрессивного дилетантизма и громких, но поверхностных заявлений, петендующих на открытие "новых парадигм". Я бы назвал это "зильбермановщиной".
|
</> |