Мысли над книгой (свящ. Игорь Бекшаев. ««Во едину от суббот». Имя зверя»).

pretre_philippe — 15.11.2011 Часть 1-я. Парадоксы свободы.
В минувшую субботу была презентация этой книги в тесном кругу интернет-друзей самим автором (ignaty_l) вместе с редактором ее Левоном Нерсесяном (_corso_).
Чтение ее весьма захватывающее и увлекательное. Многие мысли, выраженные там, мне близки, но не все, конечно, одинаково, а потому иногда провоцируют на дискуссию. Сначала я думал, еще только прочитав редакторское предисловие, написать одним махом что-то вроде рецензии, но, освоив примерно одну треть из 200-страничного текста, понял, что так просто это сделать не удастся. Слишком много проблем охватывается и ставится, а потому каждая из них требует отдельной медитации и обсуждения. Поэтому буду выкладывать отдельные мысли из нее со своими комментариями или вопросами по частям. Напоминаю, что те, кто еще не в курсе этого материала или не смогут приобрести бумажные экземпляры свежевыпущенной книги у автора или редактора, могут ознакомиться с текстом по ссылке:
http://ignaty-l.clan.su/_ld/0/3_Vo_edinu_ot_sub.pdf



Прежде всего, понравилась кратко и ясно выраженная мысль о божественной природе: «Бог – это жизнь. Скажем еще проще: жизнь – это природа Бога» (с. 20). Действительно, само выражение «природа Бога» звучит довольно абстрактно и неопределенно. И вообще, можно сказать, что никакой особой «природы» у Бога просто нет! Но с неменьшим основанием можно утверждать, что это не что иное, как сама жизнь, в полном и высочайшем смысле этого слова.

Теперь, собственно, о парадоксах свободы, затронутых автором в связи с обсуждением творения мира и разумных существ в нем:

«Часто приходится читать рассуждения о том, что в свободе заложен риск, что ее можно употребить во зло, и поэтому она требует испытания. Такая логика напоминает логику тюремщика. В действительности свобода безоглядна и не содержит никакого риска. Даже просто допустить в ней риск – уже означало бы его запланировать. Учесть. Но Бог не бухгалтер и не геометр. Безграничное не может помыслить себя ограниченным и в силу этого не может изначально предписывать никаких ограничений своему творению. Возможность изначально учитывать и ограничивать привнесла бы в дарованную Творцом свободу серьезный изъян, из-за которого она потребовала бы постоянного испытания рабством, изображением повиновения. Такая свобода по своей сути является, скорее, тиранией.
Всякое живое существо защищено от сбоев и ошибок именно своей свободой» (с. 21).

Тогда лучше сказать, что в самой свободе заложен риск отказа от нее. Автор далее развивает эту мысль, отметив: «Чтобы удержать свободное и использовать его силу для других целей, надо самому себя ограничить в свободе – стать надсмотрщиком. Подобный эксперимент рисовал дьяволу заманчивые перспективы» (с. 24). Или: «Изобретение дьявола – несвобода. Именно дьявол стал первым узником – узником самого себя, чтобы подчинить себе остальных. Это действительно нечто новое, оказавшееся совершенно неожиданным для Бога, Который просто не мог мыслить зла. Не мог мыслить несвободы» (с. 22). Ну насчет неожиданности – тут, конечно, можно было бы поспорить. Я уже писал, но повторюсь здесь еще раз:
«Для того, чтобы первый человек стопроцентно не отпал или не совершал ошибок, вольных или невольных, необходимо было появление такого совершенного человека, который сразу бы все понял, осмыслил и просчитал наперед, имея к тому же неиссякаемую любовь к своему Создателю. Или же, наоборот, надо было сотворить послушное и фактически безвольное существо, выполняющее любую команду. Второй вариант, понятное дело, не был достоин «образа и подобия Божия». А первый фактически подразумевал бы появление второго Бога, во всем такого же совершенного, как Сам Творец или как Христос до Его воплощения. Но любая разумная тварь может обладать лишь относительным совершенством, тогда как абсолютное совершенство присуще только Богу. Относительное совершенство плюс свобода (воли) приводят к риску проявления потенциальной самообособленности, автономии от Источника жизни вплоть до прямого отпадения от Него. Но этот риск есть также благо: чтобы по-настоящему оценить рай раем, благо благом, любовь любовью, жизнь жизнью, наконец, надо пройти через их потерю, через осознание того, какой может быть альтернатива раю, благу, любви и собственно самой жизни. Блудный сын лишь тогда начал испытывать голод и тоску по отчему дому, когда оказался в «далекой стране» и постепенно растратил все свое имение… Евангельская притча о Блудном сыне – не только о каждом из нас в определенные моменты жизни, но, прежде всего, о самых первых людях, об Адаме и его падении. И только в ключе этой притчи возможно наиболее адекватное истолкование падения первых людей! Прочие же модели, как правило, приводят к логическим и нравственным тупикам».
http://pretre-philippe.livejournal.com/244610.html#cutid1

Далее, не могу не возразить на следующее утверждение автора. «Трудно понять, откуда в богословии взялась, набрала силы и стала развиваться мысль о призрачности зла. О его несуществовании» (с. 25). Ну вот это как раз понять нетрудно! В зороастризме, а впоследствии в манихействе как околохристианском течении господствовали представления о двух мировых началах, противоположных друг другу. То есть была дуалистическая картина мира, которая происходила как раз из представлений о неком злом начале, о сущности зла. В противовес этому христианские писатели указывали на то, что зло само по себе оснований не имеет, оно не-сущее, подобно тому, как нет тьмы самой по себе, она происходит лишь от умаления или отсутствия света. Бог - не творец зла, как не творец смерти. Зло рождается или коренится в воле. В таком случае принцип свободы, по которому был создан мир, и свободная воля тварного существа, все-таки, не одно и то же – тут необходимо различение. Бывает вполне конкретная воля к смерти, а не к жизни. Как бывает и вполне добровольный отказ от свободы. Воля рождает определенную энергию. Об этом и пишет далее о. Игорь: «Смерть – это уход во вполне конкретный мир со своей собственной реальностью. Именно этот мир был организован сатаной, который не убегал ни в какое небытие, чтобы издохнуть в нем от зависти, а переустроил доступную ему часть бытия, изобрел смерть как форму организации вымученной им несвободы». Только смерть я не называл бы отдельной «сущностью». Так же не писал бы, что «зло как энергия имеет свою сущность». А в целом, конечно, прекрасная мысль:

«Подлинная природная свобода противоположна свободе выбора (или просто выбору). Свобода в Боге – это благое хотение, а свобода выбора – хотение, ограниченное самим этим выбором. Иначе говоря, хотение – навязанное, постороннее, а потому вызывающее смятение. Резко ограничивающее свободу… В сотворенном Богом мире не предполагалось никакой свободы выбора. Была просто свобода. Выбор и связанную с ним маету навязал миру сатана» (с. 26).

Впрочем, вся трудность осознания того, что было в самом начале всех начал, в "альфе", как выражается автор, состоит в том, что мы можем говорить об этих вещах только, исходя из понятий и восприятий в рамках мира падшего, но не того, который был задуман. Язык самого Писания в данном случае лишь отражает эту неизбежность. Отсюда и все проблемы разных нестыковок и противоречий в каких угодно богословских картинах мира.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив