Материал для них брал из телефонных справочников разных стран_С о в е т н а р о

vbulahtin — 10.09.2017 Казалось бы после десятков таких разоблачений простому читателю новостей уже можно остановиться и всерьёз задуматься, как сделать так, чтобы и дальше не быть кретином, чтобы и уже сейчас попробовать исправить какие-то последствия пагубной лжи, на основе которой часто "разворачиваются" политические решения...

Но нет -- многие простые читатели не могут сделать самого простого "ergo" и додуматься, что они по-прежнему находятся в эпицентрах кривды:

Бразилец Эдуардо Мартинс сразу стал любимцем БиБиСи, ABC и Рейтерс за кровавые снимки жертв сирийского диктатора Ассада, якобы снятые прямо с линии фронта в Сирии.

Спустя 4 года кому-то пришла в голову мысль просто проверить подлинность снимков и сразу оказалось, что все изображения - фотошоп украденных снимков других фотографов.

Более того, вор никогда не был в Бразилии, живёт на другом конце света и теперь скрывается в родной Австралии.

Выяснилось, что редакторы БиБиСи распространяли пропаганду ИГИЛ о "сирийских страданиях" даже не проверив личность фотографа и источник его подделок.

Кроме Волл-Стрит-Джорнал и Аль-Джазиры мошенник стал очень популярен в соц-сетях, где в одном только Инстаграме собрал 120.000 подписчиков.

После разоблачения немедленно выяснилось, что смазливый красавчик на снимках — никакой не военный бразильский фотограф, а известный британский сёрфингист Макс Хэпворт-Пови, все снимки которого были украдены с соседней страницы на том же сайте инстаграм.

4 года никто не обращал на это внимания.
Мошенник даже отдельно фотошопил голову Хэпворт-Пови к телам боевиков на снимках, чтобы казалось будто он снимает уличный бой в Сирии.

Также недавно другой герой западной военной журналистики из Канады сознался в обмане.
Негр-фотограф вёл ежедневные репортажи из Хорватии и Боснии в 90-х годах, собирая интервью с жертвами "отрядов сербов-насильников".
Его рассказы стали основанием для геноцида против сербов в Сербской Краине.
И вот 20 лет спустя негр признался, что болеет шизофренией и агорафобией, из-за чего не выходит из своей квартиры в Канаде уже больше 30 лет.

Чтобы прокормиться он начал писать вымышленные интервью хорватских католичек, изнасилованных сербами.

тыц


тут следовало бы вспомнить эту удивительную историю
Оригинал взят у labas в абдул из одессы и "советнародникомиса"
Нижепоименованный предстает для дачи показаний и будучи ознакомлен с предметом допроса и предупрежден, что должен говорить правду, показывает:
Личные данные:
Меня зовут Абдул Али Хан А ф ш а р, я родился 22 июля 1902 года в Тегеране, Персия, проживаю по адресу Берлин NW 6, Ам Циркус 4 у Андреоли, происхожу из Персии, имею персидское гражданство, католик, холост. Моего отца звали Мирза Мухамед Хан Афшар, он был в 1919 году расстрелян большевиками в Баку. Мою мать звали Факрол Заман Ханон Афшар, урожденная Мотамет Багая, она умерла в 1931 году в Тегеране.
У меня нет детей, я зарабатываю на жизнь как секретарь, бухгалтер, в настоящее время безработный.
По существу вопроса.
В политических партиях и профсоюзах не состою. В 1909 году я переселился со своими родителями в Россию, а именно в Одессу. В России я жил до 1919 года, когда переехал в Константинополь. Там я оставался до 1923 года, затем провел два года в Кирманшаре [Керманшахе] неподалеку от Багдада. Оттуда я направился в Сирию, в Бейрут, где жил до 1929 года. С 1929 года я провел полгода в Париже, где предпринял попытку самоубийства. До этого времени я был все время вместе с семьей бывшего шаха Персии и был магометанином. После выздоровления в том же 1929 году я вернулся в Константинополь и перешел в католическую веру. В Константинополе я работал бухгалтером во французской больнице до июня 1930 года. Из Константинополя я через Париж, где оставался два месяца, отправился в Брюссель. Из Брюсселя я совершил много поездок, например, в Базель с двумя родственниками-коммерсантами, при которых я играл роль переводчика. До конца 1929 года я был секретарем брата бывшего шаха Персии. Попытку самоубийства я предпринял из-за пресыщения жизнью.
19 февраля 1931 года я в одиночестве прибыл из Брюсселя через Кельн в Берлин. С этого времени я беспрерывно нахожусь в Берлине. Так как у меня была лишь транзитная виза через Германию, но я дальше не поехал, мне пришлось заплатить 10 рейхсмарок штрафа в полиции по делам иностранцев.

В кафе "Мокка Эфти", Фридрих- угол Лейпцигерштрассе, которое тогда принадлежало моему родственнику Хассану Абассу, я познакомился с Георгием Елагиным, которому сказал, что ищу дешевую комнату, и он устроил мне комнату по адресу Ам Циркус 4 у госпожи Андреоли. Я ежедневно обедал вместе с Елагиным, а именно мы вместе готовили обед в комнате Елагина, так что первые два месяца я проводил с ним почти целые дни.
По совету Елагина я направился в благотворительное общество Каритас и там познакомился среди прочих с сестрой Широковой. Общество и его сотрудники оказывали мне поддержку. От одной дамы, которая перед этим приняла католическую веру, речь идет о госпоже Марте фон Швемлер-Траубе, Констанцер Штрассе 2, я в общей сложности получил 500 рейхсмарок. На 100 рейхсмарок из них сестра купила мне билет в Париж. Но так как французское консульство отказало мне во въездной визе, через месяц я сдал билет в бюро путешествий, Фридрихштрассе, и получил назад деньги. До конца 1931 года я проводил время с Елагиным и получил в тот период письмо от сестры Широковой, в котором она предупреждала меня о Е[лагине].

Однажды, в конце 1931 года, когда мы сидели с Елагиным в комнате и беседовали, он рассказал мне, что прежде часто изготовливал фальшивые информационные сообщения и рассылал их зарубежным посольствам и немецким ведомствам, например, в Гамбург и Бремен. При этом он сказал, что снова подготовит информационное сообщение о коммунистической пропаганде в Финляндии, а я должен буду его отнести в финское посольство. Я отказался. Но он уговаривал меня, и после долгих отпирательств я пошел в финское посольство. Там я был принят послом, которому показал информационное сообщение, и он направил меня к посольскому секретарю. Секретарь проверил мой паспорт, записал мое имя и адрес, оставил сообщение себе и заплатил мне под расписку 40 рейхсмарок, поставив условие, что если сообщение окажется ложным, я должен буду вернуть 40 рейхсмарок. Разговор как с послом, так и с секретарем велся на французском языке. Информационное сообщение было написано на немецком. Через некоторое время я позвонил в финское посольство и спросил, получили ли они из Финляндии сведения относительно этого информационного сообщения, на что получил отрицательный ответ. Больше я от них ничего не слышал. Из 40 рейхсмарок Елагин получил 20 рейхсмарок.

После того как дело с финским посольством выгорело, и посольство не предприняло никаких дальнейших шагов, я стал храбрее и по совету Елагина мы оба начали заниматься изготовлением новых информационных сообщений.
Материал для них Елагин брал из телефонных справочников разных стран, из которых выписывал имена и адреса. Сопутствующий текст он выдумывал.
Елагин всегда писал сообщения сам.
Иногда я предлагал к продаже сообщения, написанные им, иногда же мне приходилось их сначала переписывать, потому что во многих местах почерк Елагина уже знали. Большинство сообщений предлагал к продаже я, но некоторые и сам Елагин под фамилией П о п о в – к примеру, в болгарское и литовское посольства и во французское консульство. Каждый раз, когда Елагин проворачивал дело сам, он меня не извещал, я узнавал всегда об этом от него позже, причем он всегда путался, то говорил, что у него ничего не взяли, то говорил, что получил деньги. Содержание сообщений было всегда одним и тем же, мы использовали лишь разные имена и географические названия.

Документ, обозначенный здесь при допросе № 1, написан Елагиным. После того, как он его закончил, он позвонил в японское посольство, и я пошел туда и принес сообщение. В японском посольстве я говорил с посольским советником д-ром Того. Д-р Того забрал у меня сообщения, после того как я показал ему свой паспорт, и сказал, чтобы я пришел через два дня. Когда через два дня я был принят д-ром Того, я получил 100 рейхсмарок, и он сказал мне, что сообщения отправлены для проверки в Японию, и ответ поступит примерно через четыре недели. Если содержание подтвердится, я получу еще больше денег. Примерно через четыре дня я снова пошел к нему и принес листок, на котором Елагин написал около четырех имен людей, которые якобы должны поехать в Токио. За это я снова получил 50 рейхсмарок, точнее, д-р Того сперва спросил меня, сколько я хочу получить, и затем заплатил мне. При этом Того сказал, что было бы лучше, если бы я смог добыть фотографии этих людей. Я передал это Елагину. Тогда Елагин пошел к русскому посольству и потребовал от них формуляры для въездной визы, с которыми вернулся домой. Из этих формуляров Елагин вырезал один кусок, а именно тот, где на краю была надпись "Консульство СССР в Берлине, Виза №..." На него он наклеил фотографию, которую получил от неизвестного мне фотографа. Фотографу он якобы сказал, что фотографии нужны ему для рекламных целей. Таким образом Елагин изготовил четыре фотографии, а я снова пошел к д-ру Того и получил за них 150 рейхсмарок. Во время последнего визита Того сказал мне, что теперь мне нужно ждать, когда придет ответ из Японии. Деньги, которые я получил в японском посольстве были поделены нами пополам. Чтобы получить от посольского советника д-ра Того еще больше денег за 4 фотографии, Елагин написал прилагающееся письмо от 30.11.1931 и сообщил, что едет в Штеттин и в целях получения информации ему нужны деньги. Но ответа он не получил.
Документ, обозначенный № 2 "Работа Коминтерна в колониях – отдел Италия", составлен Елагиным и надиктован в моем присутствии в машинописном бюро кафе "Кениг". Затем Елагин передал этот документ мне, после чего я по телефону связался с итальянским посольским советником маркизом Антинори и сказал ему, что имею очень важное сообщение для него. Затем я пошел к нему и показал ему документ. Он направил меня с документом в итальянское эмиграционное бюро на Шенсбергер Уфер, недалеко от Потсдамского моста. Когда я пришел туда, обо мне уже были осведомлены, забрали документ и заплатили за него 40 рейхсмарок. Кроме того мне сказали, что если данные подтвердятся, я получу еще денег. Тогда Елагин написал такое же информационное сообщение об Египте, копии которого у меня нет. С этим сообщением и двумя фотографиями, которые были изготовлены так же, как упомянутые ранее, я направился в египетское посольство. Там мы говорили с секретарем по-французски и по-турецки. Когда секретарь прочел сообщение, он сказал: "Кто гарантирует мне, что это правда?" Я ответил на это, что имею при себе две фотографии агентов из картотеки русского посольства и передал ему фотографии. Когда он их увидел, то ничего не сказал, а лишь встал и покинул комнату. Очевидно, он пошел к послу. Примерно через четверть часа он вернулся и сказал мне: "Я знаю, что Вы как и я родом с Востока и не хочу против Вас ничего предпринимать. Одно лишь хочу Вам сказать: если бы Вы не были моим в известной степени земляком, я бы передал Вас в руки полиции, а так даю Вам добрый совет больше не заниматься такими делами. Человек на одной из фотографий – секретарь турецкого посольства, с которым я, конечно, в дружеских отношениях". С этим меня отпустили. Сообщение и фотографии остались у секретаря. Елагин ждал меня в Тиргартене. Е[лагин] потребовал от меня денег, началась ссора, так как я осыпал его упреками, и он ушел. Но через десять минут он вернулся той же дорогой обратно. Было около полудня, и он потребовал, чтобы я пошел с ним на почту, что я и сделал. На почте он немедленно изготовил отчет о коммунистической пропаганде для Чили. При этом он спросил почтового служащего, как называется столица Чили. После этого он позвонил в чилийское посольство, и сказал мне, что я немедленно должен туда пойти, что я и сделал. Здесь я хочу упомянуть, что адреса посольств и пр. мы добыли из проспекта судоходной компании "Северо-немецкий Ллойд". В чилийском посольстве я был встречен секретарем, который сказал мне, что я должен немного подождать, меня примет лично министр (посол). Посол принял меня как дипломата, предложил сигары, и я получил за отчет чек на 30 рейхсмарок. Посол сказал мне при этом, что не располагает фондами для подобных трат, платит мне деньги из собственного кармана и должен сперва известить по телеграфу Чили. Через несколько дней я получил по пневмопочте письмо, подписанное цифрой "3", как было между нами условлено. В нем было требование, чтобы я пришел. Но я не пошел, так как испугался. Чек я обналичил, деньги снова были поделены.
И по этому эпизоду с чилийским посольством копии у меня нет.

Документ, обозначенный здесь при допросе № 3, тоже составлен Елагиным и надиктован в машинописном бюро кафе "Кениг". В документе идет речь о русском монархическом конгрессе в Нью-Йорке. Он, как и все прочие, является фальшивкой. Этот документ получили от меня американская газета "Чикаго Трибьюн" в лице Зигрид Шульц и газета "Ассошиэйтед Пресс оф Америка" в лице господина Луи П. Лохнера, оба господина [так!] заплатили мне за него по 40 рейхсмарок, которые я снова поделил с Елагиным.
Документ, обозначенный здесь № 4, также изготовлен Елагиным, и я предложил его для продажи в эстонское посольство, которое его отклонило, пояснив, что они там все друг друга знают и не обращают внимания на подобные документы.
Документ, обозначенный № 5, изготовлен Елагиным. Я его переписал и предложил для продажи в греческое посольство, что произошло в начале этого года. Но и греческое посольство отказало.
Документ, обозначенный № 6, написан Елагиным, я переписал его и предложил для продажи в итальянское посольство. При этом мне сообщили, что первый документ был фальшивым, но этот они возьмут при условии, что я должен принести сведения о некоем Хансе Камински, который пишет для какой-то немецкой газеты. За документ мне дали 30 рейхсмарок. Елагин снова получил половину.
№ 7 написал Елагин, а я предложил его для продажи в кубинское посольство. Но его не взяли, так как там уже знали почерк Елагина.
№ 8 сфабрикован Е[лагиным], я его переписал и предложил для продажи в испанское посольство. В испанском посольстве я получил за это сообщение от пресс-атташе 50 рейхсмарок, которые опять поделил с Елагиным. .
№ 9. Тут я должен еще упомянуть, что примерно через три дня я снова пошел в испанское посольство и представил 7 или 8 имен, которые Елагин выписал из испанского телефонного справочника. За это пресс-атташе дал мне 30 рейхсмарок, половину от которых получил Елагин.
После этого дела Елагин изготовил новое информационное сообщение для Югославии, в котором речь вновь шла о пропаганде в Югославии. Я переписал сообщение и принес его в югославское посольство. Советник югославского посольства принял меня в своем кабинете и в моем присутствии поговорил о сообщении по телефону с послом, а я получил за сообщение 35 рейхсмарок. Сообщение Елагин порвал.
Здесь я хочу упомянуть, что черновики, которые я переписывал в комнате Елагина, были им уничтожены. Но черновики, которые я забирал в свою комнату и переписывал там, я сохранил и теперь они находятся в материалах дела.
№ 9 изготовлен Елагиным для американского посольства. После того как Елагин подготовил сообщение я позвонил в американское посольство и получил указание обратиться к американскому консулу. Я пошел в американское консульство, был принят там двумя говорившими по-русски дамами, которые сперва хотели направить меня в эмиграционный отдел. Но я указал на то, что уже разговаривал с посольством, которое послало меня к консулу. Консул, очевидно, извещенный посольством, принял меня немедленно. Консул прочел сообщение и сказал, что отправит его в Америку. Я с этим не согласился, так как знал, что сообщение фальшивое, в ответ на что консул предложил мне, что хотя бы выпишет содержащиеся в сообщении имена. Когда я на это согласился, он предложил перепечатать копию сообщения на машинке. Я согласился и на это. Когда копия была снята, консул проверил мой паспорт и записал мой адрес, при этом заметил, что если содержание сообщения окажется верным, я получу 100 долларов. Но известий от него я не получил, и его более не посещал.
№ 10 как обычно изготовлен Елагиным, я представил это сообщение в болгарское посольство посольскому советнику Каниеву, но он его не взял. При отказе Каниев упомянул, что такого рода материалы приносят очень часто, и они позже оказываются фальшивками. Если я готов оставить ему документ, он готов пойти навстречу. Но я отказался и покинул посольство. Но как мне позже рассказывал Елагин, после этого случая он многократно посещал болгарское посольство и дважды получил там по 20 рейхсмарок.
№ 11 вчерне написан Елагиным для парагвайского посольства и переписан мной начисто и предложен для продажи в парагвайское посольство. Там я вел переговоры с 4 господами, чьих имен и пр. я не знаю. Сообщение было прочитано, и мне сказали, что они осведомятся в Парагвае, а я должен через 8 дней им позвонить. Когда я через 8 дней позвонил, мне сказали, что материал не годится для использования.
Материал в голубом конверте под № 12 – это записи, имена и пр, собранные мной, но большей частью взяты у Елагина. Мы использовали их затем для наших фальшивых сообщений.
В конверте № 13 находятся чисто личные вещи, которые не имеют ничего общего с фальшивками. Фотографии, вырезанные из газет, я собирал долгое время.
В конверте № 14 находятся порезанные въездные формуляры из русского консульства.

Вместе с Елагиным я занимался изготовлением фальшивых информационных сообщений 4 месяца. Мы разошлись в середине января. Разрыв между нами случился из-за спирта, который мы поочередно покупали для приготовления еды.
После того, как я порвал с Елагиным, я постарался получить вспомоществование от благотворительных организаций и получил таковое. Обедал я с 18 января по 29 февраля 1932 года в столовой общества Каритас, Нидервальштрассе 32. Сперва в одиночку я фальшивками не занимался. Но так как вспомоществования мне не хватало, 22 или 23 февраля я изготовил из старого материала информационное сообщение и принес его пресс-атташе испанского посольства. Информационное сообщение снова рассказывало о коммунистической пропаганде в Испании и было выдумано от начала до конца. Пресс-атташе сказал мне, что все, что я приносил до сего дня, было надувательством. Я ответил, что зато то, что я принес сейчас – правда. Пресс-атташе сказал, что не верит мне, но все-таки взял информационное сообщение и дал мне 20 марок. Прощаясь, пресс-атташе сказал мне, что будет лучше, если я принесу документы. Через два дня я снова пошел туда и сказал пресс-атташе, что могу добыть документы, но нуждаюсь в деньгах на первые расходы, в ответ на что получил 35 рейхсмарок.
Как я должен добыть документы, я не имел понятия. Я поразмыслил дома над этим делом и пришел к выводу, что смогу добиться этого, лишь изготовив фальшивые документы. Но я сказал себе, что нельзя ведь будет заказать печать у какого-нибудь гравера. Я пошел к русскому посольству на Унтер ден Линден и внимательно взглянул на русский герб, вернулся домой и попытался его нарисовать. После множества попыток мне наконец удалось сделать похожий эскиз. Я вырезал из газеты русские буквы и наклеил их по одной на печать. Я умышленно составил из букв неправильное слово, а именно слово "Советнародникомиса". В действительности слово должно было гласить "Советнародныхкомисаров". И документы, которые я печатал на машинке, я умышленно оснащал орфографическими ошибками с тем, чтобы любой, кто возьмет такой документ в руки, сразу должен был заметить, что он фальшивый. По фальшивым документам Елагина, как и тем, которые я теперь изготавливал сам, я видел, как глупы дипломаты и что им можно предложить все, что угодно и требовать за это столько денег, сколько хочется.
В качестве первого документа я изготовил обозначенный № 15, а именно я напечатал его в магазине печатных машинок по Фридрихштрассе 22 или 24, где есть машинки на всех языках и где за пользование машинкой надо платить 50 пфеннигов в час. Изготовив документ, я направился домой, наклеил "шапку" и печать и пошел к фотографу. Два первых фотографа сказали (один на Фридрихштрассе, другой на Шоссештрассе), что для таких фотоснимков нужен специальный аппарат, которого у них нет. Тогда я отправился в фотоателье на Фридрихштрассе 113 д, угол Карлштрассе. Владельца зовут Х. фон Лох. Ему я рассказал, что потерял документ, но у меня есть копия, которую я хочу сфотографировать, чтобы опубликовать ее в газетах. При этом я настоял на том, что собственноручно положу изготовленный мной фальшивый документ в аппарат. После того, как его сфотографировали, я потребовал непроявленную фотопластинку, заплатил 3 рейхсмарки и пошел с ней в фотоателье Майстера, Фридрихштрассе, угол Георгенштрассе, попросил проявить пластинку и одновременно заказал 2 снимка. Когда я на следующий день забрал фотопластинку с 2 снимками, за что я заплатил 1.15 рейхсмарок, я обнаружил, что снимки напечатаны неверно, т.е. пластинку положили не той стороной. Конечно, я не мог передать это снимки пресс-атташе, но так как тот ждал меня с нетерпением, я пошел к нему и отдал саму пластинку, которую мне пришлось перевести. Я переводил с русского на французский, и когда заметил, что некоторые места кажутся пресс-атташе неправдоподобными, тут же дал им совершенно иное толкование, чем в оригинале. За эту пластинку я получил от пресс-атташе 150 рейхсмарок.
Таким же образом я изготовил №№ 16 – 23 и передал их пресс-атташе испанского посольства. Здесь я хочу еще упомянуть, что фотограф Майстер не проявлял эти пластинки, большей частью они были проявлены Лохом, он же и печатал снимки. Остальные я отдал в проявку другому фотографу, ателье которого тоже находится на Фридрихштрассе, между Шиффбауердамм и Карлштрассе. Документы №№ 16 – 23 я передал испанскому пресс-атташе с 23 февраля по приблизительно 15 апреля. За все эти документы, начиная с № 15 и заканчивая № 23, я получил от испанского пресс-атташе 1500 рейхсмарок. Передача материалов всегда проходила так, что я отдавал пластинку и два снимка с нее.

Я сделал снимок с № 22 перед тем, как предложить его испанскому пресс-атташе, и отправил этот снимок японскому посольскому советнику д-ру Того, который находился тогда в Женеве. Вместе с этим снимком я послал письмо, в котором требовал 500 рейхсмарок, чтобы добыть следующие документы (это тот документ, который первым поступил из отдела в комиссариат по русским делам). Примерно через 8 дней я направился в японское посольство и имел там разговор с начальником канцелярии д-ром Томми, который сообщил мне, что посольский советник д-р Того весьма зол на меня и не даст мне ответа. С документом № 23 перед тем, как передать его испанскому пресс-атташе, я пошел в польское посольство. Здесь я должен упомянуть, что в польском посольстве я бывал уже раньше с информационным сообщением, изготовленным Елагиным, и получил за него 35 или 45 рейхсмарок. Когда я теперь пришел с документом № 23, меня принял лично польский консул, который сказал, что сейчас вызовет специалиста, который со мной поговорит об этом деле. Специалист сказал, что документ ему весьма интересен, но в польском посольстве мне не очень доверяют, так как я уже однажды обманул консула. Специалист предложил мне оставить пластинку, ее проверят, и я смогу заработать 200 рейхсмарок. Я возразил, что пластинка мне не принадлежит, я должен сначала связаться с владельцем. Мне потребовалась эта отговорка, чтобы без затруднений покинуть посольство. Этот будто бы специалист сказал мне еще, что в Польше есть польско-французский разведывательный отдел, который работает против России, и я могу по возможности в нем работать и заработать много денег. Через два дня я пошел с пластинкой от того же документа № 23 к польскому журналисту д-ру Тадеушу Хеллеру, Унтер ден Линден 17/18. Я предложил ему ее для его газеты. Хеллер сказал, что не бывает такого, чтобы Сталин лично подписывал такие вещи, на что я ответил, что это действительно редкость. На вопрос, сколько я хочу получить, я ответил: 70 рейхсмарок. Хеллер потребовал, чтобы я принес ему снимок. Я немедленно снова направился к фотографу фон Лоху, который в течение часа изготовил для меня снимок, с которым я вернулся к Хеллеру. Хеллер заплатил мне за расходы на изготовление снимка 3 рейхсмарки и сказал, что я должен прийти на следующий день. Когда я пришел на следующий день, чтобы забрать 70 рейхсмарок, Хеллер сказал, что господин, желающий заплатить за снимок, еще не прибыл. На следующий день машинистка Хеллера сказала, увидев меня, что Хеллер ушел на прием польского министра Залеского, а в следующие дни у себя в бюро не появится. Через некоторое время я написал Хеллеру грубое письмо, грозя в нем тем, что подам заявление в полицию. Ответа на это письмо я не получил.
Через два дня я встретил на улице Елагина, и тот сказал мне, что ему в голову опять пришла новая идея. Он пойдет к Хеллеру и нагонит на него страха. Он раньше уже имел дело с Хеллером и использует это, чтобы пригрозить Хеллеру, мол, Елагина вызвали на допрос в полицайпрезидиум, и он должен дать там показания о своих связях с Хеллером. Если Хеллер заплатит ему 100 рейхсмарок, Е[лагин] не явится на допрос, и уедет, так что полиция до него не доберется. Я возразил Е[лагину], что уже давал показания о Хеллере в 930 кабинете министерства рейхсвера, на что Е[лагин] ответил, что в ближайшие дни непременно зайдет к Хеллеру. На следующий день у меня под окном раздался свист. Когда я выглянул, то увидел внизу Е[лагина], который крикнул: "Я знаю, чем ты занимаешься, я все узнал. Мы еще поговорим об этом." На следующий день я встретил Е[лагина] на улице, и он рассказал мне, что был у Хеллера, который сообщил ему (Е[лагину]) о происшествии со мной, и теперь Е[лагин] хочет заявить в полицию на меня.

Документ № 24 изготовлен мной, я заказал у Лоха фотопластинку с ним. Его я пока еще не использовал. Фотопластинка с этого документа находится в материалах дела. Документ № 25 я изготовил уже упомянутым образом и пошел с пластинкой и одним снимком в румынское посольство, где вел переговоры с военным атташе и посольским секретарем. Мне сказали, что я уже бывал там раньше с сообщением, изготовленным Е[лагиным], и что мое тогдашнее известие, как показало расследование, было весьма близко к истине. В е[лагинском] сообщении мы написали, что в гостинице "Континенталь" в Бухаресте поселились три подозрительных типа, а полиция потом случайно арестовала в отеле трех человек. Об этом мне сообщил посольский секретарь. Второй снимок я принес посольскому секретарю в танцбар "Фемина". За эти материалы я в сумме получил 160 рейхсмарок.
Я постоянный читатель французского "Ле Журналь", из которого я позаимствовал все использованные мной данные. В этом журнале публиковался журналист "Георг Блюн" [так!]. Чтобы выяснить адрес этого Блюна, я позвонил посольскому секретарю д-ру Вольфу в отдел прессы и осведомился об адресе. Я получил номер телефона, позвонил Блюну и сказал ему, что имею интересные сведения о похищенном русском генерале Кутепове. Блюн сказал мне, чтобы я перезвонил через три дня. Когда я позвонил, мы договорились о встрече в гостинице "Фюрстенхоф". Я сказал, что в качестве опознавательного знака буду держать в руках "Ле Журналь". Я встретился с Блюном и побеседовал с ним в читальном салоне гостиницы "Фюрстенхоф". Я потребовал за документ, который хочу добыть, 400 рейхсмарок. На это Б[люн] ответил, что я должен снова позвонить ему на следующий день, он должен поговорить с одним знакомым. Когда я позвонил, Б[люн] дал мне указание явиться в гостиницу "Адлон". Когда я пришел в "Адлон", то увидел, что Б[люн] сидит рядом с другим господином, которого я по виденным фотографиям опознал как известного журналиста Жео Лондона, криминального репортера. Б[люн] отправил меня в читальный салон "Адлона" и последовал за мной вместе с Л[ондоном]. Переговоры тянулись несколько дней. Блюн устроил мне визу во Францию, а также заплатил 200 рейхсмарок. Вскоре он получил пластинку с документа № 26, к которой был приложен один снимок, и должен был заплатить еще 200 рейхсмарок. С платежом он тянул, а в телефонном разговоре сказал мне, что документ – фальшивый.

Все документы, обозначенные здесь при допросе № 27, я хотя и написал, но не сделал еще фотоснимков, поэтому до сих пор никак не использовал.
Найденную при мне вторую пластинку я приготовил, но еще не использовал. Документ, с которого была сделана пластинка, я уничтожил.
Печать, получившую здесь № 28, об изготовлении которой я уже дал показания, я всегда удалял со сфотографированных документов и наклеивал на следующие, так что печать всегда была одна и та же. Большинство документов я подписывал от имени Сталина, некоторые от имени Менжинского и Ягоды. Перед именем я ставил букву Г., а также В. и И. Так испанскому пресс-атташе, который получал пластинки и снимки к документам №№ 15 – 23, со временем должно было броситься в глаза, что подпись от имени Сталина фальшивая.
Три найденных у меня паспорта выданы на мое имя. Два из них недействительны. Я сохранил их просто на память. Найденная при мне регистрационная карта на имя Ханса Зеефельда недействительна, я нашел ее в Тиргартене. Фотографию с английскими офицерами я получил в сирийском Бейруте на память от одного знакомого английского офицера. Записная книжка – моя собственность, в ней содержатся отдельные адреса и записи, которые я использовал для фальшивых документов. Найденное у меня журналистское удостоверение на 1931 год, выданное берлинским полицайпрезидиумом за номером 121а на имя Харольда Петерса, с вложенным в него листком, я нашел на лестнице в доме Унтер ден Линден 17/18, когда я посещал д-ра Хеллера. Я сделал глупость, что не отдал удостоверение, так как мне от него никакой пользы. Найденный при мне вексель на 850 рейхсмарок, выданный 15 апреля и подлежащий к погашению 29 июня сего года, я получил от одного знакомого, который сейчас уехал в Афины. Две найденные при мне фотографии я получил от фотографа фон Лоха.

Я сознавал, что изготавливая фальшивые документы и сообщения, я нарушаю закон. Я делал это, попав в нужду. Я сказал себе, что лучше обманывать дипломатов, чем вредить бедным людям. Я заявляю, что говорил только правду и никак себя не выгораживал. Что касается фальшивок с информационными сообщениями, Елагин работал вместе со мной. Остальные документы - моя работа. Помощи я при этом не получал. Я не изготавливал сообщений, которые нанесли бы вред Германии.

Подп. Абдул Али Хан А ф ш а р.
Допрашивали: ассистент криминальной полиции Шульц, ассистент криминальной полиции Кинаст.

Приложение.

СССР.
Исполнительный комитет, Москва.
Г.П.У. Полномочному представителю Союза ССР в Германии товарищу Льву Хинчуку.
На заседании 8 февраля 1932 года Г.П.У. постановило направить товарища Ц.К. Чунга главным агентом в Токио и назначить его главой новой организации Красный Дракон в Кобе.
На заседании 9 февраля 1932 года Совет Народных Комиссаров постановил ассигновать 500000 рублей в иностранной валюте на сумму 250000 долларов на нашу пропаганду в Японии и для новой организации Красный Дракон.
Товарищ Ц.К. Чунг 12 февраля 1932 года выезжает со всеми инструкциями из Москвы в Берлин.
Из Берлина в Токио его должны сопровождать товарищ Ротштейн, товарищ Михайлович и товарищ Рапапорт. Согласно постановлению Г.П.У. находящийся в Кобе Мурин должен быть доставлен в Москву живым или мертвым.

Печать: С о в е т н а р о д н и к о м и с а – Москва.
Перевел: ассистент криминальной полиции Леман.

---

Перевод с немецкого и публикация Игоря Петрова.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив