Маи уневирсететы (окончание)

топ 100 блогов artyom_ferrier01.10.2016

(начало)
Поступал я на юрфак опять общих основаниях, опять на дневное. Так было надо. Знаю, тут люди сведущие могут высказать некоторое недоумение, но, смею заверить, все возможные проблемы были решены — и не коррупционным путём. Да нет, я просто давно уже не по своим «урождённым» документам жил, и все намёки, связывавшие меня с реальной личностью, имеющей в Питере любимых родителей и ещё кучу родни по всему Пост-Союзу, - давно были подчищены отовсюду. А если вдруг встречусь с бывшими филфаковскими преподами (здание-то одно, хотя этажи разные), то — я свой двоюродный брат.

К слову, о коррупции в вузах. Вот уже тогда, в начале девяностых, вовсю кричали, какой она обрела размах, какое бесстыдство, а уж в МГУ-то — без пары десятка грандов и не сунься.

Мне это казалось немножко странным. Вообще-то, там всю дорогу (с начала девяностых, по крайней мере) работало платное отделение. Где, конечно, тоже требовался проходной бал для зачисления (хотя и «льготный»), но расценки за учёбу были куда ниже двадцати грандов. А если и это не катит — то уж за двадцать грандов можно прикупить себе, скажем, конголезское гражданство и оформиться как иностранец (к которым требования вообще были на уровне «банан очистить можешь? Тауглихь!»).

Да и потом, немножко зная всю эту универовскую кухню и со слов Олдмана, и сам пройдя через неё, я недоумевал: «А как ты, собственно, организуешь поступление по блату? И за счёт кого? Число мест — ограничено. Значит, придётся намеренно топить каких-то толковых ребят, чтобы протащить проплаченную бездарность? А как?»

Ну вот первый экзамен на всех гуманитарных факультетах (ладно, на всех, которые я знаю) — это сочинение. Где проверяется прежде всего грамотность. Нет, ну, конечно, если ты напишешь на уровне «Базаров был плохой, потому что нигилизм плохо, как я считаю» - там и по содержанию отметут. Но прежде всего — смотрят на грамотность. Одна ошибка — четвёрка, пара ошибок — тройка. Если больше — до свидания, до проходного ты уже не дотянешь по-любому.

Топить гениев, выявляя у них несуществующие ошибки, - это немножко нереально. Потому что по сочинению возможна подача в апелляционную комиссию, и - «все ходы записаны». И если какая-то аспиранточка, проверявшая абитурьентские пописульки, подчеркнула и вынесла «Фалес Милетский» как ошибку, то профессор из апелляшки будет иметь к ней вопросы: «А ты чего, милочка, имела в виду? Весна-то — кончилась. О работе думать надо».

Если же проверяющим, чтобы расчистить место под «блатных», нужно утопить человек пятьдесят из потока на двести — ну это просто нереально. Это сразу такой скандал будет. Или профессор в апелляшке — он тоже в доле? Так он вообще с другого фака.

По сочинению, между тем, на гуманитарных отсеивается процентов восемьдесят абитуры. Причём, кто получил троечку — ещё могут на что-то рассчитывать, но вот отношение на последующих экзаменах действительно будет немножко разное к тем, у кого по сочинению четыре (пять — крайняя редкость), и к троечникам. Тех — будут гонять немножко больше, чтобы убедиться, что всё-таки не дебилы. Но это не называется «сознательно топить».

Вот что может сделать девочка, проверяющая сочинения — так это «не заметить» какие-то ошибочки у нужного человечка. Но при условии, что их не слишком много и они не слишком вопиющие. Ой, «придательство»? А я думала — это просто манера письма такая, что он так «е» пишет.

Но и чтобы это устроить — нужно, чтобы именно это сочинение попало именно нужной девочке. При этом, вы же понимаете, что двести работ — не один человек проверяет? Как это устроить технически — ну... я думаю, конголезское гражданство всё-таки проще получить.

Причём, вот каков бы ни был конкурс в гуманитарный вуз — львиная доля «шлака» отсеивается именно на сочинении.

Помню, когда я только поступил на филфак и наконец связался с Олдманом (вернее, он сам меня нашёл), он подкалывал: «Ха, тоже мне достижение! Шесть человек на место. Вот когда я поступал — было семьдесят». На что я подкалывал ответно: «Да, Фрось Бурлаковых и Филиппков. Которых дальше первого абзаца никто читать не будет, исчеркав его красным». И это верно. Конкурс может различаться очень сильно, но всё решает качество в «высшей лиге». Среди тех, кто реально борется за место и имеет шансы. И хоть бы там два человека на место было, но если это сильные абитуриенты — схватка может быть смертельной.

И при этих условиях протащить какого-то богатенького митрофанушку? Ну ладно, через сочинение ты его протащишь каким-то чудом. А дальше? Ну если он ни в зуб ногой ни на устных языковых, ни на истории? А принимать могут — в том числе и преподы (аспиранты) с другого фака. И если даже родаки договорились с кем-то на этом факе, куда он поступает, им-то, сторонним людям, что за дело?

Думаю, эти разговоры о коррупции при поступлении в вузы имеют несколько причин. Одна из них — непонимание некоторых действительно изменившихся реалий. «Наш мальчик такой умненький, он писал в школе такие классные сочинения, их аж в роно в пример ставили, а тут — двойку ему за сочинение!»

Ваш мальчик писал свои опусы — на компьютере. Где можно напечатать чего-то от балды, потом подумать, стереть всё нахер, потом набить заново, потом переставить фразы местами для лучшей читаемости. И так — получалось, может, даже гениально. А потом он это всё распечатывал, приносил в школу, и все хвалили.

Но дисциплины письма внятного текста от руки — у него просто нет. Поэтому на вступительном сочинении, где нужно писать именно от руки (и очень ограниченны возможности даже авторской правки) — он выдавал такую ересь, что все хватались за голову и спешили поскорее забросить это в мусорную корзину.

Ну вот я сейчас тоже не знаю, как будет выглядеть текст, который я бы сваял ручкой на бумаге, без возможности перечёркивать его целыми абзацами и переставлять. Я слишком привык к хорошему, к работе с компом. Поэтому те тексты, которые я вываливаю в Инете, они достаточно читаемы, чтобы даже недружественные тролли дочитали до конца, чтобы злобно чмокнуть куда-то в огузок. И эти тексты — они бывают небрежны, я могу допускать очепятки, но, думаю, понятно, что если б я хотел написать нечто идеально грамотно что по-русски, что по-английски — то говно вопрос.

Но я не уверен, что смог бы сейчас сделать это ручкой от руки. Да я ручку последние годы брал в пальцы, чтобы подпись поставить — и не более того.

Ну и современный абитуриент — он во многом имеет те же проблемы (если это проблемы). Он не умеет писать ручкой на листе бумаги, без возможностей «постпроцессинга» текста.

А во вступительном сочинении — приходится делать именно это. Как ни печально.

И возможно, это писание ручкой по листку бумаги — в скором времени просто отомрёт, как прежде искусство каллиграфии (кому оно сейчас нужно? Если нужен какой-то дизайн букв — так нарисуют в фотошопе). Но пока — вот так. И парень, который в принципе творил очень даже толковые сочинения, которые хвалили в школе и даже в роно, на экзамене в вуз проваливается просто потому, что там ему приходится писать ручкой, последовательно и методично, а он просто не привык к этому, и получается закономерная ересь. Но это не заговор вуза, что такого в целом толкового абитуриента проваливают. Хотя родителям очень хочется думать, что именно так.

Ну и ещё этот миф про тотальную коррупцию в высшем образовании — очень выгоден иным репетиторам. Которым недостаточно просто предлагать образовательные услуги, но желательно и намекать на некоторые иные.

«Вы же понимаете, что сейчас просто так с улицы пробиться, будь ты хоть семи пядей во лбу, - просто нереально. Тут нужны связи. И вот я — как раз их имею. Нет, разумеется, я не состою в том вузе, куда вы поступаете. Это было бы слишком очевидно, вы что! Но — это же Система. И я скажу, кому надо, а там примут к сведению».

Я такие разговоры слышал — вот ещё в последнем классе школы, в самом начала девяностых, когда, естественно, все обсуждали, кто куда поступать будет. И вот одноклассница рассказывает, как они отваливают по четыреста рублей за урок её реперше по английскому (по тем временам - ну, вот приличная джинсовая куртка стоила штуку).

И я ей говорю: «Юль, вы чего, охренели? Не говоря уж о том, что твой английский и так вполне достаточный».

«Тём, ну как ты не понимаешь? Это же не за язык деньги. За гарантию. Ну, там всё схвачено».

Говорю:

«Юль, извини, конечно, но если б мой Папахен узнал, что у него на факультете чего-то у кого-то схвачено по части поступления, то там бы так схвачено было, что чьи-то яйца в руке бы остались» (Мой Олдман — далеко, на самом деле, не идеалист и не бессребреник, но проституировать своим профессорством? За одну такую мысль — он бы действительно яйца оторвал).

«Ну, твой папа — он принципиальный. А вот в других вузах — там по-другому. Там платить надо».

«Тётке-англичанке? Которая вообще не имеет отношения к той лавочке, куда ты поступаешь?»

«Ну, это же Система! Они же не могут напрямую светиться. Поэтому — конспирация».

Что характерно, люди верили в эту чушь. А что на самом деле? Ну, во-первых, реперу нужно как-то себя продать (когда в принципе в его услугах особой-то потребности нет). Во-вторых, она, эта реперша, видит, что девочка и так нормально владеет английским, а значит, хоть с этим — проблем не будет. Ну и дальше впаривает, мол, девочка ваша умничка, но ведь с улицы не возьмут по-любому, связки-подмазки нужны.

Если Юленька поступает (что и случилось) — родаки на седьмом небе от счастья. Если нет вдруг, паче чаяния — что ж, возможно, эта тётка даже вернула бы какую-то часть денег. И извинилась бы: так и так, мы сделали, что могли, но вы ж понимаете, как всё непросто. Я-то пытаюсь действительно талантливым деткам помочь, а некоторые — нагло своих дебилов проталкивают. Что-нибудь такое.

Но что меня больше всего забавляет: вот поступить на бесплатное отделение — это ещё ладно. Допустим, как-то протащили. Вот как-то скооперировались все, кто вообще связан с экзаменационной комиссией. Но дальше-то что? А через первую же сессию — кто этого дебила протаскивать будет? Тоже всех преподов подмазать? А ничего не отсохнет, на такую-то смазку?

Во что я верю касательно вузовской коррупции (и что объективно бывает), что вот всегда находятся в группе какие-то нытики, которые ходят за преподом и канючат: «Ну поставьте зачёт, ну что вам стоит? Ну у меня семеро по лавкам, кровать не кормлена, свинья не доена».

А в определённый момент они могут предложить и бабло, которое препод берёт. Ну, слаб человек. И когда и так уже почти повёлся на жалость — может повестить и на жадность. Но это в каких-то ущербных довольно «пэтэушках». И в любом случае, инициатива — от студента идёт.

Да, тот случай «коррупции», когда меня преподша «напрягла» холодильник ей до дому довезти — ну это анекдот, естественно. Она просто давняя была знакомая моего Олдмана, учились вместе, и потому она немножко обижалась, что я манкирую её семинарами, но вот как тётушка, к которой на чаёк не заходят. Если б вдруг я ей денег предложил — она бы сказала что-то вроде: «Извини, но должна позвонить твоему отцу и сказать, что ты, кажется, кокаином злоупотребляешь... до полного выноса мозга».

А уж на юрфаке МГУ предлагать преподу бабло? За поступление? За прохождение сессии?

Извините, но преподы юрфака МГУ — это люди, которые дрессировали правоохранительную элиту на протяжение десятилетий. Они ценны тем — что связи-то сохраняются и приумножаются. Во всей совокупности и целостности.

И если преподу юрфака вдруг захочется влёгкую срубить, там, двадцать косарей баков? Ну, он может устроить так, что коммерс, на которого наезжают менты, окажется в одном кафе с прокурором по надзору за ментами, своим бывшим студентом. Областного масштаба. После чего местные менты, узнав, что к ним проявляет интерес это подразделение прокуратуры, - очень быстро стушуются (или сядут к чёртовой матери, если не поняли, что тут уже надо посунуться).

Вот один только звонок, чтобы областной прокурор-надзорник встретился с этим коммерсом и выслушал его — вполне может стоить двадцать кил баксов.

И на этом фоне — устраивать какие-то комбинации, чтобы какой-то бездарь попал на место в вузе вместо гения? Ну, помочь — только если по дружбе, и только немножко, и если абитуриент в принципе-то адекватен уровню. Ну, я так думаю.

А вообще, и о юрфаковской публике у меня осталось очень хорошее впечатление. Там были (немного) ещё такие советские «бронтозавры», там были и несколько идеалистичные либералы, были и прагматики — но вот не помню ни одного урода или подонка.

При этом, конечно, я по-прежнему работал в Корпорации, это занимало много времени, а когда выдавалось свободное — бухал с одногруппниками (как завещал великий Элфред). С преподами, как и на поздних курсах фила — знакомился преимущественно на экзамене. Но, преодолев их естественную обиду от того, что манкировал ранее их семинарами, быстро умел расположить к себе. Это ж, в конце концов, моя работа — убалтывать людей. Ну, часть её.

На юрфаке меня интересовали главным образом уголовное право-процесс, отчасти цивилистика (тамошние связи тоже могут пригодиться), немного — криминалистика, но вот когда там нам стали показывать аппаратуту, я не удержался от вопроса: «А милиция на самом деле с этим работает?»

На что было отвечено с предыханием: «Ну, в самых-то элитных экспертных центрах — уже имеется».

«Пожалуй, мы с парнями слишком осторожничаем», - подумал я тогда. Ну потому что для нас и тогда было нормальным делом взять образчик ДНК из отпечатка ноги на месте, а там, на кафедре криминалистики — ну, немножко другое всё было. Нет, безусловно имеющее ценность, как всякая музейная композиция, но — другое.

А одна преподавательница — она окзалась реально вредная. Я её, против обыкновения, назову, поскольку бессмысленно скрывать имя-фамилию. Её звали Елена Лукьянова. Про неё было известно, что она — дочка последнего председателя Верховного Совета Союза, некогда второго лица, по сути, в государстве, но преподавательницей она стала точно не благодаря происхождению.

Она вела конституционное право (на третьем курсе) и сам-то я на семинары её не ходил, но ребята-одногруппники рассказывали про неё, что она очень умна, остроумна, образованна.

Был у нас в группе один паренёк из Южной Кореи, всем милый, но вот на третьем курсе обучения на юрфаке Лукьянова обнаружила, что он просто не понимает, что означает слово «прокурор» (это, кстати, к вопросу о том, почему богатеньким буратинкам, если уж они хотят совсем халявного обучения, стоило бы брать какое-нибудь экзотическое гражданство и проплачиваться как иностранцы).

И, как рассказывали ребята, Лукьянова обратилась к нему: «Well, I could explain it in English”.

Улыбка до ушей — и ноль иной реакции.

Лукьянова говорит: «Mais, peut-etre, vouz parlez Francais?”

Всё та же ориентальная буддийская лучезарность.

Сокрушается: «Ну что ж, извините, но и я корейским не владею. Думаю, вам стоит в вашей группе (русского для иностранцев) немножко поднапрячься и уяснить значения хотя бы некоторых базовых терминов, которые я вам сейчас выпишу на листочек».

В целом же о ней отзывались как об исключительно интеллигентной барышне, приятной собеседнице, и хотя многие мои одногруппники имели предубеждённость против коммунистов (а Лукьянова позиционировала себя как коммунистка), но в её отношении говорили: «Румата Эсторский тоже был коммунист и прогрессор, и всё такое».

Я был уверен, что когда мы наконец лично встретимся на экзамене по конституционке — прекрасно поладим. Ну, почти так и вышло.

Мне достался вопрос о политической системе Франции. Нагнав подобающего умняка на чело, я принялся рассуждать:

«Франция исторически представала взору человечества как арена самых разных политических систем, притом явленных в самом ярком виде. Все мы помним, что именно с Людовиком Четырнадцатым, Королём-Солнце, ассоциируется понятие «абсолютизма», вот это знаменитое «государство — это я». Но Франция стала же и кузницей Просвещения, новой политической мысли в Европе. Где ключевым моментом стали не столько даже этические построения Дидро и Вольтера, сколько идея институционального разделения властей, сформулированная Монтескье».

Лукьянова слушала, улыбаясь. Но тут сказала:

«Если бы у нас был курс истории права и я бы спросила, чем принципиально отличалась жирондистская конституция 91-го года от монтаньярской 93-го — возможно, вы бы и для меня открыли что-то новое. Но мы сейчас говорим о Пятой Республике в наши дни. Опишите, пожалуйста, её устройство, порядок выборов высших органов власти, хотя бы».

Ну, блин! Ну я не готовился к этому экзамену. Ну что такое «конституционное право»? Мне с кем-то поправки в конституцию, что ли, предстоит обсуждать? Не так быстро, во всяком случае.

Поэтому я ответил «общо»:

«Я так думаю, что политическая система современной Франции — в принципе устраивает их, французов. А все эти вечные забастовки фермеров да мусорщиков — можно списать на галльский темперамент».

Лукьянова поинтересовалась:

«Вы сейчас будете говорить, как у вас вчера болела голова, и потому ничего нельзя было выучить — или всё-таки воздержитесь от такого унижения?»

«Воздержусь, - говорю. - Тройки не нужно, я лучше приду на пересдачу».

Она фыркает:

«Да кто бы вам поставил тройку! Конечно, до пересдачи».

Не думаю, что она, какая бы коммунистка ни была, испытывала ко мне какую-то классовую ненависть. Да с чего бы?

Одевался я всегда очень неброско. То есть, в качественные вещи — но неброско. Джинсы, свитер, кожак. Причём, в девяностые нас заставляли носить на руке часики «Радо» за пять штук грина, как элемент статуса, чтобы люди видели, что не лох, но тогда, в начале нулевых, когда Путин и его кодла стали козырять дорогими часами — это сделалось дурным тоном. Для нас стало западло носить такие часы, чтоб за путинских чиновников не приняли, грешным делом. А так-то наручные часы мне в принципе никогда особо нужны не были. Время посмотреть — и на мобиле можно (заодно и проверить эсэмэски, а то вдруг пропустил что важное?)

Ездил я тогда к Универу исключительно на Пассате (не том же самом, что семь лет назад, конечно, но тоже неброском). Вообще-то, из основных машин у меня был ещё Геленд, очень нарядный такой, даже с аэрографикой в виде тигра, крадущегося в джунглях у днища, и даже с цитатой из стишка Блейка, но я усёк уже, что будешь слишком часто торчать у Универа на джипе — будешь возить слишком много холодильников (ладно, шучу: просто пафоса там не хотелось; по этой же причине я долгое время из легковушек предпочитал «Пассат», потому что БМВ — это всё-таки «боевая машина вымогателя», а мерин — да классная тачка, но вот слишком уж «совковая мечта»).

Причём, если в начале девяностых подкатывать к Универу хоть на какой-то машине, особенно иномарке — это было круто. А в начале нулевых, после десяти лет беспросветного народного обнищания, — да всем плевать.

В общем, причин испытывать классовую ненависть ко мне — у Лукьяновой, вроде, не было (если б это вовсе было в её обычае, классовая ненависть к буржуинам).

Но, возможно, она просто не знала, кто я такой? И я надеялся, что ей шепнут. Что я как бы бизнесом, конечно, занимаюсь (такова была моя легенда на тот момент и для универа), но юридическим бизнесом, хотя сам пока не юрист. И вот иногда для решения некоторых проблем — достаточно одного моего звонка. А поэтому...

А поэтому на пересдаче она гоняла меня, примерно как гончии зайчика в фильме Snatch. Я не знаю, чего ей там шепнули, но укопала она меня просто в неандертальские какие-то пласты, откуда я пытался выводить устройство общества, но она морщилась едва не брезгливо: «И какое это всё имеет отношение к современному конституционному устройству Германии?»

«Э, видите ли, Елена Анатольевна, тут ключевое слово — Арминий. Вот та фигура в крылатом шлеме, что стоит едва ли не в каждом немецком городе — это Арминий. Сын вождя племени херусков, долгое время воспитовавшийся в Риме, ставший командиром вспомогательной конницы, а потом — предводитель германского восстания против Рима. Тогда германцам удалось разгромить три легиона под началом Варра в Тевтобургском лесу. И сам Октавиан, говорят, бился головой о дверной косяк и кричал: «Варр, верни мне мои легионы». Думаю, специфика не только конституционной системы Германии, но и политической немецкой мысли на протяжениии веков определялись двойственностью отношения как к Арминию, так и к Риму».

На что Лукьянова сказала: «Артём, вы явно не идиот — до тех пор, пока не пытаетесь обращаться с преподавателем, как с идиотом. Не думаю, что вам сложно будет выучить материал. Поэтому — до встречи осенью».

Это позорный факт в моей биографии, но вот единожды в моих университетах — я остался на комиссию. Знаю, не во всех вузах первый же провал пересдачи влечёт комиссию. Но в МГУ и тогда — было именно так.

От этого хотелось взбеситься. Да что за чёрт? Я чего, мальчик, что ли? Я, блин, убалтывал воров в законе и таких упырей, что даже на специализированных каналах ужастиков лучше в ночное время не показывать. У меня три огнестрела (это когда всё же кого-то не смог уболтать, или времени не было). Я в двадцать два года был директором крупного металлообрабатывающего завода на Урале (ну потому что двух предыдущих директоров там грохнули с интервалом в месяц, нам этот актив вообще за бесценок скинули, и там была пробита брешь в заборе напротив склада готовой продукции, чтоб камазам от местной ОПГ удобней заезжать). Я, собственно, полгода всего и был директором, чтобы только заделать эту брешь, освоить новые станки-лидвелы, и объяснить местной братве, что камазы бывают тяжелее воды, если борзеть. Но теперь, блин, у нас новая проблема. Избирательная система Франции и Германии. Да это, блин, генерал Паттон должен был им объяснить, какая у них избирательная система!»

Но я положительно не мог злиться на Лукьянову. Ибо — за что? Человек делает свою работу. И делает её очень хорошо. Если МНЕ не удалось её уболтать — ну, это мои проблемы, значит. Притом, что она, вообще-то, была очень живая, саркастичная и безусловно эрудированная собеседница.

Поэтому мне пришлось таки уделить внимание учебникам конституционного этого права и сами конституции почитать. И на комиссии — мы поговорили о разных странах. Вот Намибии, точно припоминаю, не касались. А напоследок была Франция, как и на первом экзамене, и после моего ответа один из профессоров заметил: «Теперь остаётся разве лишь столицу спросить».

Я ответил: «Во времена моей молодости она называлась Лютеция. С тех пор — кажется, что-то менялось, но точно помню, как один парень сказал, что оно стоит мессы».

Лукьянова (тоже немного посмеявшись), выговорила: «Но теперь вы поняли, что конституционное право — это всё-таки интересно и важно?»

Да пожалуй. Нет, конечно, я мог бы сказать: «Что важно - так это: у кого ружьё!» Но, с другой стороны, конституционное право — оно и об этом тоже.

Впоследствии я слышал имя Лукьяновой (и видел её) в контексте оппозиционной деятельности. И я без колебаний назвал бы её одним из самых приличных людей в нашей оппозиции. Хотя она, вроде, коммунистка.

А я по своим политическим убеждениям... как бы это сформулировать помягче и одной фразой? Да пожалуй: «Айн Рэнд — всё-таки немножко левачка».

И моё отношение к левым в целом — я высказывал неоднократно. Что либо идиоты, которые сами не очень понимают, чего хотят и что получат, требуя себе «большого государства», либо — мерзавцы, которые и хотят паразитировать на других людях при помощи этого «большого государства».

Но вот иногда, очевидно, следует смотреть на личности, а не на политическое позиционирование. Я, честно, не знаю, что именно подразумевает Лукьянова, называя себя «коммунисткой», но точно знаю, что это порядочный, принципиальный человек. Притом — незаурядных ума и воли, если уж мне её развести на экзаменах не удавалось :-)

Ну и это было одно из самых ярких впечатлений от юрфака МГУ, потому что то был единственный раз, когда я доигрался до комиссии (так-то и пересдач не было).

А достойных людей, достойных преподов — там было много.

На филфаке, собственно, тоже, но вот немного огорчило меня, когда, несколько лет назад, была травля писателя Виктора (не путать с Венедиктом) Ерофеева по обвинению в русофобии», и на этой бумажонке с «нидапустим-нипрастим» вроде как поставили подписи иные люди с филфака, которых я считал уважаемыми (но не Зализняк, слав-те-гхосподи).

При этом понятно, что потом (очень скоро) уже все коллективные подписанты будут рассказывать, как их обманули, впарив вообще не ту бумажку (что иногда может быть и правдой).

А так — ну у меня очень тёплые воспоминания о своих студенческих годах, что на филе, что на юре. Но станут пихать в какой-нибудь Гарвард - точно уже не пойду. Там нанче, говорят, могут морально линчевать за "изнасилование", выраженное в одном лишь взгляде на девочку. А я не могу на девочек не смотреть. Их природа не для того создала такими няшками, чтобы на них не смотреть :-)

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Из татарстанского города Бугульма, которую Ярослав Гашек, придумавший бравого солдата Швейка, называл «центром мировой грязи», пришла новость о том, что две девицы изнасиловали 22-летнего студента-отличника. Подробности фабулы сексуального насилия опубликованы в «Вечерней Казани» , ...
 Слава Богатырев рано прославился благодаря участию в фильме «Секретный фарватер», в котором он сыграл роль Шурки Ластикова. Но звездная болезнь обошла парня стороной. Почему Богатырев так и не стал актером после такого успешного дебюта? Слава Богатырев — коренной одессит. ...
MARINA EFIMOVA вывесила фотку ...
19 июня. F-35B впервые дозаправляется от танкера ВВС США KC-10 "Extender". Ранее эта модификация дозаправлялась только от танкеров КМП KC-130, сейчас демонстрируется и совместимость с другими заправщиками. Опубликован свежий отчет по ходу программы. [pdf] Первым делом как всегда ...
Это слова фотографа Сергея Семкина, который во время вояжа по России, побывал летом в Казани и придумал вместе с местными ребятами фотоконкурс "Приносящие пользу" . И вот на днях состоялось открытие выставки, где можно полюбоваться на 36 лучших работ, и были вручены призы трем ...