Коробиха и Урыль. По ту сторону Беловодья.

varandej — 18.12.2017

В прошлой части я рассказывал про общий колорит Казахского Алтая и его центр - Катон-Карагай. Теперь поедем из Катона по долине вниз - в деревни "бухтарминских каменщиков" Печи и Коробиха, и вверх - в казачью Урыль, чтобы посмотреть оттуда на Белуху (по-казахски Музтау) с другой стороны.

...О камещниках я писал уже не раз, и в комментариях к первому посту, где они упоминались, народ состязался в остроумии на тему масонов и гастрбайтеров. На самом деле "камень" в русской терминологии 18 века - это горы, и соответственно каменщики в данном случае - горцы. Овладев Бухтармой в 1770-х годах после тяжбы с Китаем, Россия обнаружила на этой предгорной реке несколько сотен бородатых русских людей, крестившихся двумя перстами. Многие из них там родились: старейшая деревня со смешным названием Фыкалка к 1742 году разрослась настолько, что выходцы из неё основали ещё четыре селения - Печи, Белую, Язовую и Коробиху. Стало быть, самые первые поселенцы тут появились не позже 1720-х годов, и даже известно имя первого русского человека на Бухтарме - Афанасий Селезнёв. В основном это были беженцы с Керженских скитов на Волге, к которым с появлением Рудного Алтая присоединись различные крепостные и каторжники, также в основном старой веры. Причиной их бегста именно сюда это было или следствием, но более всего Бухтарма известна в свете поисков Беловодья - страны истинной веры, куда путь лежит по пустыням, горам и заоблачным перевалам, и столь труден, что не пройти его без Божьей помощи, а значит живут на Беловодье только праведники. По одной версии, легенды Беловодья уходят корнями в глубокую Древнюю Русь, есть даже версия, что под таким названием славяне знали Тибет (Бод). По другой версии, здесь эта легенда и родилась: хозяевами Алтая до 1756 года были буддисты-джунгары, от которых русские переселенцы узнали про Шамбалу да переосмылили её на свой манер - не духовная, а вполне географическая страна, которую можно найти. Как бы то ни было, над Бухтармой и Катунью нависает священная для алтайцев Белуха, которую староверы и сочли воротами Беловодья. Поэтому для бухтарминцев Беловодье лежало в Уймонской долине, а для уймонцев - "между Бухтармой и Китаем", и по старообрядческим скитам ходили рукописные "путеводители" о дороге сюда через Казань, Омск или Бийск.... первые русские путеводители.

1а.


С Бухтармы на Катунь народ активнее потянулся с утверждением здесь русской власти: большой Раскол продолжили тысячи малых расколов, так и в 1785 году бухтарминские сёла начал смущать беглый драгун Иван Быков, предлагавший договориться с властями. Спор продолжался несколько лет, иные кержаки уходили от такой перспективы за горы, а в 1789 году царские солдаты задержали старовера Фёдора Сизикова, который на допросе дал практически исчерпывающее описание Бухтармы, так как знал добрую половину её жителей поимённо. Но рубеж 18-19 веков для староверов вообще был оттепелью, а в случае с бухтарминцами власть приняла прямо-таки Соломоново решение: просто не признала их русскими. Среди множества инородцев Российской империи появились "бухтарминские каменщики", которые платили ясак (с 1796 года - в денеженом эквиваленте), не поделжали призыву в рекруты и на заводы, а главное - имели свободу веры, так что на любые претензии церковников государственные люди могли отвечать: "дела инородцев шерифа не волнуют". Бухтарминская инородческая управа просуществовала до 1879 года, но и после её упразднения власти особо не вмешивались в каменщицкий уклад. Во избежание близкородственных браков здесь каждый знал свой род до 9 колена; казашек и алтаек брали в жёны только с условием их старообрядческого крещения, многие семьи усыновляли чужих детей, а внебрачные дети не числились "ублюдками", а получали отчество по деду материнской линии и росли наравне с законными детьми. Самым строгим наказанием было изгнание: так, одного вора при всём честном народе приковали к плоту и сплавили по реке в мирской Тургусун, но преступления тут были крайней редкостью - убийства так и вовсе случались раз в несколько десятилетий. Полей и сенокосов, тайги и маральих пастбищ хватало на всех, значит людям было нечего делить, значит - люди могли друг другу верить. А это и есть Беловодье!

1б.


Вот здесь приводится хронология бухтарминского староверия, а здесь - описание быта каменщиков. К 1791 году на Бухтарме было более 30 мелких посёлков в 2-3 дома. С "легализацией" каменщиков они укрупнились в 9 деревень, которые так и стоят по сей день на том участке Бухтармы между Катон-Карагаем и индустриальном Зыряновском, где она уходит далеко от трассы, а между ними и ещё ряд деревень, возникших позже. Снизу вверх на реке расположены Богатырёво (или Осочиха, в 20км от Зыряновска), Быково, Сенное, Коробиха и Печи, на притоках выше по горам - Язовая, Белое и Фыкалка, в стороне от реки - Малонарымка на трассе. Часть из них казахстанские власти уже успели переименовать: Фыкалка превратилась в Бекалку, Белое - в Аксу, а Печи - в Барлык. Самой интересной из этих деревень мне заочно представлялась Коробиха, или вернее Корбиха - именно так, с удранием на первом слоге и сглатывая вторую "о", её название произносят местные. Я знал, что Корбиха стоит километрах в 50 от Катон-Карагая, километрах в 30 от трассы, и поворот к ней - совсем рядом с маральником "Баян", где я набрал большую часть материала для поста об алтайском мараловодстве. Утром мы съездили в "Баян", узнали от хозяйки, что и сами маралы, и мужики-мараловоды до вечера в горах, поэтому решили ехать в Корбиху и дошли пешком пару километров до поворота. Там мы посидели с часок у превращённой в бараний загон остановки, и мимо ехали сплошь казахи - в ближайшее село Согорное, виднеевшееся за бугром. А потом случилась вдруг удача - белый "Жигуль" с немолодой четой русских людей. Они ехали в Коробиху на пару часов, и согласились взять нас не только туда, но и обратно. За Согорным кончился асфальт, сменившись пыльной грунтовкой:

2.


И обогнув невысокие Собачьи сопки, мы выехали прямо к Бухтарме. Река это хоть полноводная и быстрая, но какая-то очень домашняя, особенно в сравнении с неистовой Катунью. Поросшие берёзой низкие берега - словно в городском парке. За Собачьим сопками меня не покидало ощущение, что мы вошли в пока ещё коридор большого дома, где все друг друга знают, а чужие не ходят без надобности. Вот у берега резная беседка и за ней, под камнями, чистый родник с не сказать чтобы особенно вкусной водой. Однако здесь принято останавливаться, поэтому остановились и мы, и жена шофёра угостила нас домашними пирожками с капустой и ливером.

3.


У шофёра не хватало кисти на одной руке, но это не помешало ему поменять колесо, гордо отказавшись от моей помощи - и провозился он не дольше, чем обычный человек с двумя руками. В салоне "жигулей" громко играла музыка, вперемешку русский рок и блатняк типа "Вороваек".

4.


Расспрашивая хозяев машины про Коробиху, - а они сами были оттуда, но переехали в Большенарым и теперь навещали родню, - я быстро понял, что скорее всего меня ждёт там разочарование. Деревня, по их словам, на глазах пустеет и умирает, и часто покинутые усадьбы остаются пустовать, а но и нередко их заселяют казахи. О староверах говорилось "они", и разве что старики здесь сохранились верность древлеправославию. На Уймоне, помнится, бухтарминцев ругали - в Гражданскую они поддержали  красных и грабили уймонские сёла. Сами бухтарминцы такого не помнят, зато в 1930-х пострадали точно так же: "нашего прадеда раскулачили, выслали куда-то на север; через пару лет он вернулся, с семьёй снова хозяйство вести начали, и только поднялись, только маралов завели - как сразу же его опять раскулачили и выслали на север". Деревня Печи на полпути до Корбихи - действительно уже не Печи, а Барлык: если на Уймоне одни сёла ещё сохранили староверческий дух, а другим придаёт колорита нью-эйдж, то бухтарминские деревни выглядят удручающе обыденно.

5.


В Печах за кадром остался мост, ведущий к деревням Ушбулак (бывшая Черемошка), Жезаба (Язовая), Аксу (Белое) и Бекалка (Фыкалка). Даже природа на Бухтарме не очень-то впечатляет - обычный среднегорный Алтай, особенно если ехать "туда": Листвяга - хребет невысокий и пологий, по сути дела лишь подножье Катунского хребта, а белки хребта Сарым-Сакты пока что остаются за кормой. Возникшее было чувство "общего дома" - и то обманчиво: по дороге нам не раз и не два встречались уже закрытые на зиму турбазы, пасеки с деревянным фигурками да ларьки, где видимо в сезон торгуют мёдом. Водитель и его супруга говорили, что нам надо было ехать не в Коробиху, а в Сенное - следующее по реке село в тупике другой дороги: там лучше всего сохранился староверческий быт и церковные праздники отмечают по древним обычаям. Но мы уже ехали в Корбиху...

6.


Вот и Коробиха - одна улица вдоль Бухтармы, хотя население здесь не такое уж маленькое - порядка 500 человек. На осмотр деревни, если мы хотим уехать той же машиной, хозяева "Жигулей" нам дали час, но я как-то очень правильно понял, что по факту это часа полтора. Для "туристического" уровня знакомства, на самом деле, больше вряд ли надо.

7.


Кадр выше снят от ворот монументальной, как часто бывало в советских сёлах, краснокирпичной школы, построенной в 1986 году:

8.


С этой школы мы и начали осмотр Корбихи - я знал, что при ней есть небольшой музей, а значит и возможность заранее сориетироваться по остальной деревне. У входа обнаружился казах, может быть сторож, а может быть директор, и узнав, кто мы и что нам нужно - пригласил в здание.

9.


Опрятная коробихинская школа впечатляет своей пустотой. Хоть село и не маленькое, но детей здесь всего несколько десятков, и с каждым годом всё меньше и меньше. Сейчас в школе около 40 учеников, последний выпуск был 3 человека. Школа русская, но мы бы сразу об этом и не догадались - большинство надписей в ней по-казахски. Мы приехали в понедельник в середине дня, и в огромном здании было практически пусто - лишь несколько сотрудников в учительской. Русская учительница (увы, имя её я забыл, как обычно) нам обрадовалась так, что мне даже стыдно стало, что времени у нас дай бог полчаса. Вооружившись парой связок ключей, она пошла открывать нам музейную комнату.

10.


В Республике Алтай так ещё в 1970-х годах начинались многие музеи: из учителей вышли и алтаец Николай Шодоев, создатель музея в Усть-Кане, а кержачка Раиса Кучуганова, создавшая музей в Верхнем Уймоне. Но те музеи в 1990-х из школ переехали в отдельные здания и о них написано теперь в любом путеводителе по Алтаю. Здесь же музей так и остался в одном школьном классе, и отдельный дом обретёт разве что когда русские здесь станут экзотикой. В углу, оставшемся за кадром - маленькая юрта, на стене слева - фотографии героев, не вернувшихся в Корбиху с далёкого фронта, а в остальном - просто предметы старины из покинутых изб.

11.


Утварь. На кадре выше видны веретёна, расписные прялки, русская печь, а на ней лагушка (деревянный бочонок) и лосиный рог. На кадре ниже - глиняные сепараторы и берестяные стаканы:

12.


На кадре выше - маслобойка и детали ткацкого станка, на кадре ниже - всего понемногу: сосуды, утюги, лампы, сабли, а сбоку на полу - и кумысные ступы из казахской юрты. Здесь меня накрыло щемящее чувство уходящего мира - словно сгорела изба, и здесь всё то, что хозяева успели спасти, хватая в дыму наугад.

13.


Как видите, ничего каменного у народа каменщиков не было. Их "фирменный знак" - росписи по дереву, которые они унесли сюда из дораскольных времён. Отголоски этой традиции остались на Русском Севере да в Керженском краю - в Городце и Семёнове. В отличие от Уймона, где все росписи воссозданы по зарисовкам этнографов начала ХХ века, на Бухтарме даже сохранилась пара аутентичных расписных изб. Однако обе они увезены Усть-Каменогорске, в Жастар и Левобережный парк, а в Корбихе осталось лишь несколько прялок:

13а.


Самый интересный стенд музея - конечно же, старообрядческий. Здесь не нашлось икон и лестовок, но зато представлены расшитые пояса, которых я в других местах не видел. Только представьте такой на дородном подбочинившемся бородатом мужике в косовротке! Здесь же - несколько книг, в том числе сборник местного фольклора.

14.


Люди из коробихинской школы пока не унывают. Недавно в том же здании школы, в соседнем классе, октрылся ещё один музей - пчеловодства:

15.


Бухтарма, как и Уймон, на весь Алтай славится своим мёдом, ну а её медовая столица - именно Корбиха. Эпиграф музея - строки местного поэта:
Там, где горы кремневые,
Где течёт бухтарма,
Деревушка пихтовая
Приютилась одна
Вечерами здесь красочно,
Всё звенит и поёт,
Сладко пахнет на пасеках
Коробихинский мёд.
Большой дом местного пасечника с забором, ярко раписанным пчелиными сюжетами, стоит прямо на въезде в деревню. Пчеловодство тут вполне современное, колоды и борти давно уже не в ходу, но именно мёдом сюда пытаются завлечь туристов. Музей пчеловодства пока что предельно простенький, и не столько для туристов сделан, думается, сколько для учеников - эта отрасль здесь перспективнв. Но сам факт того, что музейное дело в умирающей Корбихе развивается - вселяет надежду.

15а.


В школе мы провели минут 30-40, и я несколько раз извинился перед смотрительницей, что не можем задержаться дольше. Выйдя за ворота, по селу осталось лишь идти куда глаза глядят. Не очень понимаю, куда делись здесь старые монументальные избы вроде тех, что увезли в усть-каменогорские скансены, но в общем даже хоть сколько-то аутентично выглядящих домов здесь немного.

16.


Самая колоритная изба одиноко стоит без двора недалеко от выезда:

17.


Если на Русском Алтае в лесах больше елей, кедров и лиственниц, то главное хвойное дерево Казахского Алтая - пихта. Уймонские избы рублены из лиственницы, бухтарминские - из пихты, которая считается не столь долговечной.

18.


В Корбихе много заброшенных домов, как где-нибудь в среднерусском Нечерноземье. На пустыре у одинокого "журавля" совершали не понятные нам манёвры пара старых советских тракторов, от оглушительного тарахтения которых вся живность в окрестных лесах должна была убежать в Россию просить убежища.

19.


Здесь же - одинокая запертая церковь, или скорее молельный дом. Изначально камещники принадлежали в основном к часовенному и поморскому согласиям - умеренным ветвям беспововства. К тому моменту, как на Алтай стали прибывать ссыльные староверы-"поляки" и "австрийцы", каменщики были уже сами себе согласием. Древлеправославие здесь сохранили немногие, и уже в 1950-х годах на стариков, крестившихся двумя перстами, детвора смотрела что на Бабу Ягу и Кощея. Они держались особняком даже от сошедших с этого пути односельчан, на чай пускали только со своей посудой, а за гостями мыли дверные ручки. Односельчане их всё равно уважали, потому что можно ли в деревне старых людей не уважать? Но в общем, как я понял, сейчас коробихинские староверы - это десяток-другой человек, все глубокие старики и старухи. Смотрительница музея говорила, что церковь нам могут открыть, но я отказался, решив не бесопокить стариков.

20.


Чистая Бухтарма, в которой почти до середины просматривается дно:

21.


Мелкая она только у берегов, а по фарватеру без проблем проходит моторная лодка. В Сенное (километров 20 вниз по течению на кадре выше) местные ездят именно на лодках, причём мотор становится нужен лишь на обратном пути.

22.


Поднявшись на холм, видишь, что деревня-то - обглоданный скелет, ведь все эти пустыри - на месте исчезнувших усадеб:

23.


Символично, что лучший вид из легкодоступных открывается с кладбища. На кладбище - могилы в высоких оградках:

24.


При всём том тут нет ощущения кромешной нищеты и запойного вырождения. Отреновированная школа, весёленький детский садик, а те дома, что не заброшены - по-сибирски крепки и добротны. И думается, есть среди здешних русских и те, кто не уедут никуда и никогда.

25.


Казахов здесь "на глаз" около трети жителей, но я их не фотографировал - казахи и в других углах своей страны живут. А вот последние каменщики. В начале ХХ века их было около 5000 человек, а по современным переписям к этой национальности себя отнесли на весь Алтай по обе стороны границы ровно 2 человека. В ХХ веке они утратили самосознание и самобытность, став обычными русскими жителями сельской глубинки. Но каменщиков "по крови", по происхождению тут всё равно осталось немало, и эти почтенные женщины явно к ним ближе, чем молодёжь.

26.


Вид с того же кладбищенского холма на юг, на далёкие белки Сарым-Сактов, которые отсюда видны лучше, чем от подножья:

27.


Благодаря им обратная дорога куда красивее, чем путь "туда". За пыльной обочиной - поля и сенокосы со стогами. В какой-то момент, на секунды, открылся потрясающе красивый вид - перспектива длинного тихого плёса Бухтармы со склонившимися над водой берёзами, и в этой перспективе - отражающиеся в воде ледяные горы. Вид был так красив, что я просто замер, а просить вернуться, чтобы я сфотографировал, было бы уже недопустимой наглостью.

28.


Самая высокая гора - это Беркатаул (3373м), Орлиное Селение, вторая по высоте вершина Казахского Алтая после Белухи. Тут мы выехали на трассу, и попрощавшись, мы с Олей побежали в маральник "Баян", чтобы успеть там побывать дотемна, ну а поздно вечером гостеприимные мараловоды отвезли нас в Катон-Карагай.

29.


...В целом, Казахский Алтай из трёх граней Золотых гор показался мне наименее интересным. Он похож на Русский Алтай и природой, и образом жизни, но только - без язычества, Рерихов, чудиков, Кольки Снеигёва, изобильных петроглифов на каждом углу, и древних ковров из погребальных срубов курганов. Он как-то прозаичнее, без той особой алтайской романтики Сердца Евразии. Здесь есть, конечно, безумно красивые места, например Линейские Столбы ближе к горнозаводскому Риддеру или Австрийская дорога мимо горно-таёжного озера Маркаколь, или барханные пески Аккум в Китае, прекрасно видимые с лесистых гор Казахстана. Но все они доступны в лучшем случае на внедорожнике, а то и пешком да с рюкзаком, чего мне уже хватило на Аккеме.

Поэтому обо всех прочих красотах Казахского Алтая я думал по принципу "вдруг повезёт" (и забегая вперёд - не повезло), а вот на Белуху посмотерть с обратной стороны стало здесь моей главной целью. Встав рано утром и поблуждав по Катону, мы оказались у выезда из Катон-Карагая вверх по долине. Автобус туда ходит вроде бы раз в сутки вечером, причём - проходящий аж из Усть-Каменогорска, но нам почти сразу попался джип с прицепом. Вёл его ясноглазый русский парень в камуфляже, у нас бы прокативший за ветерана одной из горячих точек - при частично парализованных ногах (что стало заметно, когда он вышел из машины достать залезшего под колесо котёнка) выглядел он самодостаточно и деловито. Парень ехал в аул Енбек за дровами, докуда взял и нас. По дороге - самое казахское в этой долине село Чингистай, родина писателя Оралхана Бокеева. Но типично среднеазиатская дахма, которую я не задумываясь принял за мазар мусульманского святого - это памятник героям Великой Отечественной. Зелень за селом - пойма Бухтармы, а за Бухтармой стоит Аккайнар - в прошлом та самая Черновая, что дала роскошные каменщицкие избы двум "скансенам" Усть-Каменогорска. Как я понимаю, в прошлом Черновая была воротами бухтарминского Беловодья, к сёлам которого спускались по реке.

30.


Вот у этой горы водитель притормозил, и минут 10 пытался мне показать Австрийскую дорогу - под конец даже Оля поняла объяснения, а я так ничего и не понял, даже когда водитель конкретно наводил туда мой дальнобойный объектив. Купеческие домики Усть-Каменогорска, построенные пленными чехами - лишь отголосок великой стройки Алтая 1914-15 годов: пленные солдаты из армии Австро-Венгрии пробивали путь из Катон-Карагая в Зайсан. Говорят, у Австрийки необычное для горных дорог бывшего СССР устройство - вместо змеистых серпантинов длинные прямые (в горизонтальной плоскости) участки, соединённые редкими и очень крутыми поворотами. Её "зайсанский" участок с сёлами Теректы и Урунхайка более проезжий, зато с "катон-карагайского" участка, с перевала Бурхат (2141) один из лучших видов на Белуху. Дорога, по словам водителя, там разбитая и грязная, а по весне порой перекрытая снегом, но в целом проезжая: рядом Китай, он друг хоть и хороший, да слишком уж большой, поэтому казахстанская армия поддерживает Австрийскую дорогу в качестве возможной рокады. Теоретически, её и стопом можно одолеть - на Маркаколь, прямо по берегу которого на проходит, в сезон часто ездят рыбаки.

31.


Но у меня не было никакого желания пробовать - когда мы сошли в Енбеке, где трасса встретилась с Бухтармой, я вдруго осознал, что за час езды нам не встретилось ни одной машины - ни попутной, ни встречной.

32.


А Бухтарма здесь совсем не такая, как в Коробихе или под Зырянском - мелкая извилистая речка, распадающаяся на каменистые рукава:

33.


Сено и горы - весь Казахский Алтай:

34.


Первая машина появилась минут через сорок, но место в ней для нас нашлось. На некоторых электронных картах дороги тут вообще нет, но на самом деле как минимум до Урыли вполне сносный асфальт. По дороге - красивые и очень вычурные скалы у подножья Листвяги:

35.


Они в принципе похожи на те же Линейские столбы или на многочисленные каменные скульптуры Калбинских степей за Иртышом. Мне при слове "Казахский Алтай" представляется в первую очередь что-то такое:

36.


И я ещё не знал, что к одной из этих скал мы в скором времени вернёмся:

37.


Вот и Урыль, которая кажется краем земли. Я думал, что она - самый восточный населённый пункт Казахстана, но судя по карте за горами есть ещё пара деревень. Урыль изначально была не казахской (как сейчас) и не староверческой, а казачьей - как застава между волостью каменщиков и китайской границей она и была основана в 1872 году. Я сразу сочинил историю о том, как на заставу с территории Китая напали какие-нибудь урунхайцы, а казаки, не растерявшись, их урыли - так и прозвали деревню Урыль. На въезде - пустой КПП и грозная табличка, предупреждающая о погранзоне. На сопке поодаль - гарнизон:

38.


Горы над Урылью - это уже не Сарым-Сакты, а Южный Алтай, мощный хребет, отделяющий Казахстан и Россию от Китая, на территории которого находится и его высшая точка - гора Джагыртау (3871м). По дороге, фактически объездной, мы пошли вдоль села:

39.


Дело в том, что даже на Урыли дорога не заканчивается - чуть поодаль стоит село Берель, а за ним начинается подъём вдоль реки Белая Берель к Рахмановским ключам. Это неимоверно пафосный санаторий высоко в горах, почти у подножья Белухи, и среди его гостей в Казахстане бывал даже Сам. Однако нормальной дороги, при всём пафосе места, туда так и не проложили, поэтому отдыхающих либо пересаживают в Урыли на "Урал", либо и вовсе привозят из областного центра вертолётом. Долина Берели вклинивается в территорию России длинным аппендиксом до самой Белухи-Музтау, и вдоль неё, в погранзонах и нацпарках, требующих пропусков, находятся красивейшие места Казахского Алтая, например Язовое озеро, в котором отражается Белуха.
И вот, пройдя Урыль насквозь, мы расселилсь на камнях в ожидании чуда - то есть, машины наверх. Прождав часа полтора, я понял, что шансы невелики, потому что ещё через час уже и ехать туда потеряет смысл: назад вернуться мы не успеем, ночевать в одном из самых пафосных курортов Казахстана нам не по карману, а палатка осталась в Катон-Карагае. Водитель машины, с которым мы доехали в Енбек, дал нам телефон своего друга Василия, который возит туристов на Рахманы, но позвонив, я узнал, что во-первых он освободится с сенокосов не раньше вечера, а во-вторых, поездка туда стоит 30 тысяч тенге (около 5000 рублей). Позже мне говорили, что можно и за 15 000 сторговаться, но здесь удалось скинуть цену максимум до 25 тысяч, да с условием, что наверху придётся ночевать. В общем, большой удачии не случилось, и я принял спонтанное решение - сейчас мы чуть сдадим назад да поднимемся пешком на вон те горы Южного Алтая, чтобы Белуха выглянула нам из-за Листвяги.

40.


И вот уже нас подобрал паренёк-казах до выезда вниз из Урыли. Он оказался КНБшником, напомнил нам, что здесь погранзона и если КПП был пустой - это ещё не повод её нарушать, но в итоге даже не проверив документы высадил за шлагбаумом да укатил в гарнизон. Вскоре нас подобрали двое сельских казахов, отец и сын, нашу идею поняли сходу и отвезли на заброшенную зимовку у подножья лесистых гор. Закатный вид - к счастью, с обратного пути, но 14-15 часов дня - тоже не самое лучшее время для подъёма на гору. Хотя наша цель была прекрасно видна с земли - курумники и скалы, на которых расступается несовместимый с обзором лес. Казахи сказали - за два часа дойдёте, не пожалеете, оттуда и Белуха видна, и Китайский Алтай! И мы пошли, но забегая вперёд скажу, что вместо вершины с курумами ушли на невысокую сопочку справа:

41.


Лес Казахского Алтая оказался уютен и просторен, словно парк:

42.


Сначала мы шли человеческой тропой, потом - звериной, потом - без тропы, но ни разу за весь подъём нам не встречалось непроходимых мест. Там, где нас накрывала усталость - обязательно находилось бревно, на которое можно присесть, и в общем по этому крутому склону нам шлось как-то легче, чем по широкой и унавоженной Аккемской тропе. По осени здесь даже клещей нет, хотя попадается лосиная вошь.

43.


А Белуха - похоже, и впрямь пуп Земли, потому что Алтай по обе её стороны потрясающе симметричный. На той стороне - Тюнгур и Кучерла, на этой Урыль и Берель как последние сёла в тупике дорог. На север с Уч-Сюмера в Катунь течёт Аккем, на юг с Музтау в Бухтарму - Белая Берель. Уч-Сюмер отражается в Аккемском озере, а Музтау - в Язовом. В верховьях Аккема - Мастер-Камень, в верховьях Берели - Молельный камень, оба в ленточках и обоо. В долинах - Катандинские курга

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив