Когда уходит человек

iz_antverpena — 13.06.2012 Когда ты маленький и все у тебя хорошо, живешь и думаешь: мир нерушим и будет со мной всегда. У меня было совершенно ясное ощущение, что бабушка – вечная часть моего мира. Тонкие кружевные блины солнечной горкой на тарелке, сундук с разноцветными лоскутами – будущая одежда для кукол, словесные битвы с хулиганом Филей, крепкие словечки в адрес тех, кто этого заслужил, шепот молитв за закрытой дверью.

Я из тех тепличных растений, которые с детства до замужества живут в одной семье с бабушкой. Всегда под крылом.

– Когда меня английскому научишь? – всерьез интересуется бабушка.
– Да сейчас научу, – говорю я. – Вот спрошу тебя в следующий раз, как дела, а ты отвечай: «Айм окей».
Ох как долго моя простая деревенская бабушка учит этот «айм окей». Сбивается то и дело, забывает слово, чертыхается, потом запоминает, и это становится нашей традицией – при встрече обмениваться «Айм океем».

У меня с ней были очень ироничные, легкие отношения.

Только так и может быть, когда живешь бок о бок, слушаешь рассказы о прошлом, споришь, бьешься за право отрезать челку, вместе разрезаешь талоны на еду в девяностых и складываешь их под скрепки за стекло серванта, перебираешь старые фотографии, знаешь, что, даже если у родителей нет ничего вкусного, можно зайти к бабушке в комнату, и будет тебе конфета.

Она до десяти лет водит тебя в две школы – общеобразовательную и музыкальную, терпеливо ждет в коридорах, когда закончатся сольфеджио, физкультура и труд. И все, от технички до директора, знают ее по имени и отчеству. Ты давно уже закончила музыкальную школу, а на юбилейном вечере учительница обязательно спросит: «Как там бабушка поживает, Лена?» Всегда хотелось ответить: she’s ok.

Она учит тебя, маленькую, растягивать конфету на целый день, вязать, считать на счетах, лепить пельмени и пирожки.
Когда у тебя болит горло, она берет все лекарственные травы и заваривает их в большой банке. К травяному чаю прилагается банка сгущенки с двумя дырочками. Так и тянешь до вечера густую молочную сладость, запиваешь бабушкиным чаем, и боль постепенно проходит.
Последние лет десять ты стрижешь ее портновскими ножницами (других она не признает) и шутишь над модельной стрижкой. Бабушка придирчиво рассматривает себя в зеркало и выдает довольный вердикт.

Тебе двадцать, и ты покупаешь билет в другой город к яркому юношескому увлечению, а она будит в четыре утра шепотом: «На вокзал тебя провожу». Ты начинаешь указывать на свои великие двадцать лет и убеждать, что все будет в полном порядке, но бабушка говорит, что ей так спокойнее, она не хочет, чтобы ты зимней ночью одна ехала по пустому городу. Шесть утра, и вы вместе выходите в морозный декабрь на первый автобус. Ты давно уже выросла, чтобы стесняться подобных вещей, и бабушка это знает.

Ты знаешь, что, когда уезжаешь куда-нибудь, бабушка молится за тебя утром и вечером. Она дает тебе иконки и дорожные молитвы, и ты годами перекладываешь их из сумки в сумку, никогда не забывая. Это то постоянное, что всегда с тобой.

Ты встречаешь своего будущего мужа, и все в семье с первых дней догадываются – это всерьез. Ты каждый день возвращаешься в два часа ночи, счастливая, влюбленная. Тихо поворачиваешь ключ в замке и стараешься никого не разбудить, умываясь. На цыпочках крадешься к дивану и в абсолютной тишине слышишь из бабушкиной комнаты вздох: «Это когда-нибудь закончится?» Зажимаешь рот рукой и падаешь вниз, глушишь свой смех в подушках. Бабушка давно расправила для тебя постель, как бы она ни сердилась.

Когда уходит человек, который часть твоего нерушимого мира, вдруг понимаешь, что не просто взрослый, а давно уже взрослый.

Смерть – это прежде всего напоминание о жизни. О том, что все сегодняшнее – перебранка с котом, раздражение на близких и отчаянная любовь к ним, звонкие поцелуи в детские щеки, дождь третий день, друг, которого давно не видел, закончившийся хлеб, не зазвонивший вовремя будильник – и есть настоящее. Не завтра, не ожидание мифического славного дня, не мечта о более благополучном будущем, а всегда сегодня, всегда сейчас.

Разве я могла подумать, что восемь часов, которые по счастливому случаю проведу с бабушкой, станут для нее последними.

Мы приезжаем днем. Бабушка кормит нас пирогами, я убираюсь в квартире, покупаю ей еду, читаю с Мариком, он показывает свои рисунки и таскает мармелад со стола. Это совершенно обычный мой приезд в родительский дом: разговоры, помощь по дому, у бабушки дневные сериалы, мы с Мариком уходим гулять. А через три часа ей становится плохо. И вместе с врачом скорой помощи, делающим массаж сердца, я в который раз вдыхаю в нее набранный воздух, а фельдшер, оборвав ленту кардиограммы, говорит: «Прибор пишет, что пациента нет».

И все.

Когда уходит человек, который прожил долгую, хорошую жизнь, никогда не был один, никому не сделал плохого и ушел легко, в одно мгновение – это естественно и правильно. Я все понимаю. И те последние минуты, что мы бились за жизнь, уже не могли изменить факта, что время пришло. Просто не очень легко привыкнуть к тому, как меняется мир, и мне пока сложно ставить глаголы в прошедшее время. Хотя умом понимаю: пройдет еще несколько дней, и я начну.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив