Градостроительный аудит земельного участка в Москве 
Эксперты перечислили главные «болячки» китайских автомобилей 
Послушай, Зин! Не трогай... Ленина! 
29 марта 
Мой цветочек 
Блестящему Алексею Жаркову (1948-2016) было бы 76... Помним... 
вешние воды 
Ленинград. Здание райкома КПСС и райсовета Красносельского района. 
Где застрелилась белка? ШВЕДСКАЯ МОДЕЛЬ СОЦИАЛИЗМА ИЛИ УНИЖЕННЫЕ И ОСКОПЛЕННЫЕ (СОЦИАЛ-ФАШИЗМ ПО-ШВЕДСКИ) Не так давно шведам стало страшно неудобно. Оказалось, что их государство проводило насильственную стерилизацию «неполноценных» для сохранения чистоты нации. Единственное отличие шведского ...
Как я умирал
gibor — 18.05.2013
А надо вам сказать, что и расстояния между станциями тут
пятиминуточные, и платформы, как балкончики в Мневниках, да и вся
железная дорога заслуживает дополнительного прилагательного
"детская". Все в Израиле детское... Все, кроме людей, разумеется.
Которые рождаются стариками, живут мудрецами и умирают
обманутыми.Любопытно наблюдать за человеками на этих крохотных вокзальчиках, где все выдуто из гигантомании и прихлопнуто минимизацией. Солдаты, с мобильниками в ушах, автоматами на плечах и мамиными поцелуями на щеках. Мамы, всаженные в узкие, широкие и просто брюки; химически-стойкие; яркие до бликов, шумные до резонансов.
Еще не мамы. В том же. Такие же.
Кипы.
Сложенные велосипеды.
Рюкзаки.
Будто бы Комарово через остановку. Или Майори. Словно собрались все на дачу, для которого и слово здесь не придумали. "База", "работа", "фирма" – это все есть. Дачи нет.
В комаровских тапочках, во вьетнамках от Майори, в черных очках от Лузановки.
В "Интель", в "Гугль", на войну...
Маленькая железная дорога, для которой и паровозик из Ромашково показался бы большим, в тот день не хотела меня.
Вообще-то, я все понял еще в дУше. Меня вдруг потянуло, прижало и встошнило. Стало холодно. Озноб пробежал по телу мелкой россыпью осеннего дождика... Но надо было ехать, прянишный паровозик уже знал обо мне и, наверное, готовился к встрече.
Моя жена, если и говорит, то только в машине. Во всех остальных позициях она принимает меня молча. Но сегодня я не слышал ее, потому что слушал себя.
Всякое бывает. Бывает и так. Но так еще не было никогда...
Я ехал в "Форде". Рядом была жена. Она говорила. Мелькали утренние знаки. Барьер разделительной полосы тянулся слева бесконечной родовой пуповиной. Справа громоздился окупированный мир.
Я потерялся и вливался в самого себя. Мой...знаете, я употреблю это слово, которое ненавижу и избегаю.... астрал....тьфу, ей-богу, но да... мой астрал вливался в меня. Он втекал во внутрь и я это отчетливо осознавал. Я находил себя уже на уровне горла, а все, что должно было находиться выше на связь не выходило.
Станция называлась.... впрочем, какая разница? Помню, я прошел через традиционную охрану, они ковырнули мою сумку... Потом был ощетинившийся турникет. Прошел я и его. До паровозика было еще минут 10. Я сел на скамейку.
Глаза по-прежнему не хотели смотреть. Я бросил их на пол. То, что в "Форде" было еще по горло теперь достигло кистей рук. Почему-то, минуя локти. В кистях сейчас было жизни более, чем во мне во всем. Я опустил кисти и попросил их следить за временем.
Пришел поезд, я поднялся в вагон. До моей "Майори" пятнадцать минут – это я знал точно. Первые пять минут я ехал вместе с поездом. Я был в нем. Внутри. И вдруг понял, что это все. Ну вот все! Все! Понимаешь, Мишка, все. Мам, ты слышишь – это все.
Жена, сын, папа... Ах, да .... Папы уже восемь лет....
Помню, когда мне было лет восемь, умирал голубь. Он умирал в подъезде, рядом с моей квартирой, а я не понимал, что он умирает. Голубь сидел на заплеванной лестнице и все время, качаясь, искал своим глупым клювом противоположную мне стенку. Он не хотел при мне. Он искал приют от меня. Ото всех. Весь его последний рисунок говорил о том, чтобы его оставили наедине с собой.
После обеда он уже был мертв. Обедал, конечно же, я.
Я понял и вспомнил. Мне было все равно. Но я не хотел при всех. Я искал противоположную стенку. Сознание стало похожим на терку для редиски. Жжжах и что-то острое осветило глаза: автоматы, мобильники в ушах, вагон качается... Жжжах и нет ничего. И меня нет. Жжах – кисти рук, пот на коленях, сжавшиеся ягодицы, диафрагма у кадыка... Жжах... Мир вокруг. В тумане, в последнем зареве, в бешено-колотящейся дымке...но мир...люди.... Жжах...
Я не доеду. Надо выйти. Зачем? Где?
Маленькая страна. Все изучено и объезжено. Все обзвонено и отджипиэсено.
Я вышел. Это где-то рядом с Петах-Тиквой. Жизнь ушла в коленки и от этой тяжести они ослабли и не желали идти. Но мне надо было найти стенку...Голубь, я иду искать...
Туман в голове, слабость в коленках, липкая рвота, которая еще пока была только горячей тошнотой, слепота с точками обскура, где четко видна пустынная в эти ранние часы промзона и нет никакой надежды разглядеть жизнь.
Я пошел на юг.
Ах, да.... Моя жена – топографический нонсенс. Ну позвоню я ей. Ну скажу, что... Ну и где она меня найдет, если я и сам не знаю. Она, кстати, так ничего и не знает. А зачем?
Людей вокруг не было. Я, как магнит в голове голубя, пытался найти свое равновесие, но находил лишь шаткое снисхождение. Я плелся куда-то на мифическую улицу Жаботинского, потому что знал, что, во-первых, я знаю, где это; во-вторых, там есть огромная больница; а в третьих... Да ладно – и этого достаточно.
Улица не появлялась. Все было вокруг не знакомым и чужим. Я видел красную полосу стены, бесконечной длины, упирающуюся в фонарь. Надо было сделать шаг наверх. На фонарь... Меня скрутило около какого-то пустынного здания, куда я в слепую забрел. Я знал, что если сяду на холодные ступеньки, то уже к обеду.... А может и раньше.
Мне не было страшно. Но и не интересно. Сознание уже ушло и из кистей рук, голова находилась глубоко во мне и вот это вот состояние, когда голова внутри твоего живота и ты ходишь беременный собственным сознанием, мне, вдруг, понравилось. Я подумал, что сознание человека – не продукт работы его мозга, а принятая телом информация, которая, распадаясь на бесконечно-малые фракталы, задает программы всем его жизненным матрицам.
Вот я иду выключенный, не понимающий и безразличный, но иду ведь! Значит, голубь еще не упал клювом на стену. Значит, я еще доедаю мамину яичницу и еще не вышел из дому.
Матрица моих восьми лет... Фрактал детства. Компас в голове у голубя. Или у меня?
Я шел вперед и назад, налево и направо....зайти в это здание и попросить вызвать скорую?... нет, не зайду....не зайду. И все это без головы... Одним животом. ПОтом. Горечью. И без страха.
Что это? Большая дорога? Ну да - много машин. Светофор. Перекресток. Улица Жаботинского? Нет. Я все еще...
Как назвать состояние смерти без смерти? Тождественно оно состоянию жизни без жизни? Почему автомат опорно-двигательной системы определяет мое существование? Я ведь уже не существую. Я только иду. С гулкими клетками. С сухими жилами. На веревочках. И какой же это кайф, оказывается! Я уже скоро час как не я и мне это нисколько не мешает. Вот только бы не упасть, грязно здесь. Я не хочу быть неаккуратным после. Я не хочу вызывать ни у кого чувство брезгливости. В моей жизни было не много красоты. Не хочу потерять ее остатки и после.
Но где же я? Ах да – на перекрестке.
Но тут губы заметили что-то, а волосы увидели. Кожа подсказала: на третьей - дальней от меня - стороне стоит такси. Я поднял руку и пошел. Зажегся зеленый. "А зеленый свет – кати!" Машины поехали. Не на меня, а через. Я остановился посмотреть как свозь меня проехала высокомерная "Вольво". Потом разночинная "Мазда". Теперь очередь элегантного "Ситроена". Было щекотно и смешно.
Рука моя все еще указывала на небо. Я скользил между гневными автомобилями, не обращая внимание на ор и мат. Я даже не вилял. Меня нанизали на вереницу машин, как кубики шашлыка на вкусную палочку дерева. Наверное, - подумал я, - стоило бы посчитать их количество. Я, кажется, проглотил сегодня, штук десять машин...
Но надо... А что надо? Ничего не надо... Голубь ничего не хотел, кроме одного - найти свое место.
Я шел напролом к такси, водитель которого, уже все поняв, открыл двери.
- Ты дурак? – первое, что он мне сказал.
- К тому небоскребу – я показал пронзившую облака башню.
- Ты дурак? - переспросил он снова, - Куда?
- Вон туда... У тебя есть вода? Я себя плохо...
- Так может я тебя в больницу подвезу?
- Нет, поедем на работу.
И отключился. Мы ехали через утренние пробки просыпающегося Бней-Брака, через грязные переулки Петах-Тыквы... Водила, добрая душа, понимая, что везет не пассажира, а тело, всунул в меня воду, мармелад и булочку. Я не проглотил ничего. У меня ведь не было головы. А в животе не было дырки.
Потом сознание меня покинуло, а жизни в теле не было еще с душа. Я кричал - отвернитесь от меня! Не смотрите! Оставьте, покиньте!. Навсегда. Никто не слышал.
Наверное, я кричал тихо.
По-моему, я поднимался на второй этаж на четвереньках. А может быть, как умирающий голубь, прыгал со ступеньки на ступеньку и они казались мне глыбами. Не помню.
Я решил попросить Рахель вызвать мне амбуланс. Но она еще не пришла.
Я сел за свой стол, закрыл глаза и приказал Рахель придти поскорее. Потом попросил прощение у мамы, сказал жене, что люблю ее и желею, приказал сыну жить и назначил папе встречу на два часа дня...
Рахель пришла через час. Последние пятнадцать минут я проектировал пластмассовый корпус.
Вот так я умирал.
Сохранено
|
|
</> |
Как я умирал
Оставить комментарий
Популярные посты:
Архив записей в блогах:
Фотографии еды вызывают неоднозначную реакцию. Кого-то они раздражают, а кого-то, что логично, нет. Тут на вкус и цвет все фотокарточки разные. У этой фотографии чизкейка по-восточному прекрасный вкус. Это я не в плане того, что у самой фотографии такой вкус, а речь о самом торте. Пока ...
В 1869 году Желябов поступил на юридический факультет Новороссийского университета в Одессе. Был активным членом студенческого кружка социалистов. В 1871 году Желябов возглавил студенческие волнения, вызванные оскорбительным поведением преподавателя Богишича, за что был исключён из ...
Когда я приехал в Канаду, меня удивило, что алкоголь в провинции Онтарию продавался в строго отведенных магазинах. В продуктовом магазине ни-ни! Только в LCBO или в Beer store. Правда, за рекой в Квебеке алкоголь можно было всегда купить даже на бензозаправке. Но у французов свои ...
МОЛНИЯ!! Только что арестован Юрий Апухтин - координатор движения Юго-Восток. Ему не дал и позвонить и сейчас везут в райотдел Дзержинского района. Взяли возле его старенького "опеля". Так что теперь могут подбросить в неё всё, что угодно. Ему не дали позвонить, отобрали телефон. Но Апухт ...
