Как воспитать крепкую творческую единицу.

kantora — 10.01.2010 Когда-то, сто лет назад, а, значит, в другой жизни, и, стало быть в прошлом тысячелетии...
Был у меня приятель. В возрасте- где-то промеж отрочеством и юностью. Ну и я тогда пребывала в том же возрасте.
Хотя в это мне самой сейчас трудно поверить.



Ну так вот. Мальчик рос в огромедной семье, где все были взрослые или даже старые, а ребенком был только он один.
Насколько я помню, все его сродственники жили все вместе в большой семикомнатной квартире.
В том районе, где я училась, был только один дом с огромными квартирами. Еще довоенной постройки, который как гнилой зуб, зато- богато инкрустированный, торчал между панельных пятиэтажек. Вот в нем мой приятель Павлик- из параллельного класса - и проживал. Вместе с бабушкой-дедушкой, бабушкиной сестрой, мамой-папой, двумя мамиными старшими незамужними сестрами. И еще там имелся лежачий прадедушка, которого я никогда не видала. А вот все остальные, вот как один, пахали на ниве интеллектуально-творческого и полутворческого труда. Причем - на дому. А стало быть - вечно торчали в квартире.
Дед у Павлика был композитором, бабка- его музой, а еще, вроде, статейки какие-то на злобу дня пописывала в околомузыкальные издания, сестра бабки, то есть тоже бабка, но двоюродная - переписывала ноты, мама служила редактором в каком-то литературном журнале, а папа был литературным критиком, а вот обе тетки что-то переводили с экзотических языков. А прадедушка в прошлом был достаточно известным поэтом в узких кругах.
А теперь вот лежал и помалкивал.
Так что вреда от него никакого не было.
И я его не боялась.
А вот всех остальных Павликовых родичей я боялась со страшной силой. Потому что как только Павлик приходил из школы домой и проворачивал по очереди ключи в трех замках, все его домочадцы уже либо стояли в прихожей, либо высовывали свои нечесанные головы из открытых дверей многочисленных комнат.
И начиналось...
- Урод прыщавый явился! - говорила бабушка родная - А , ну, быстро в булочную!
- Ты где шлялся, у(ой)ище? - шипела мать, а отец ей вторил:
- Ты почему, ублюдок, не зашел по дороге в магазин и не купил сливок и пачку масла?
- У него, наверное, как всегда, - ехидничала бабка двоюродная, - Деньги из кармана пальто украли в раздевалке!
Сколько раз тебе говорили: держи деньги в пенале! А портфель носи всегда под мышкой!
- Да этот недоносок, - пищала одна из тетек - забыл деньги на холодильнике!
- А мы тут от голоду помирай! - добавляла вторая тетка.
А дед подходил к Павлику, давал ему список и деньги, молча отвешивал подзатыльник и открыв дверь, спускал с лестницы посредством легкого пенделя.
Причем, даже не замечая, что Павлик не один.

Но Павлик говорил, что родственнички прекрасно видят, что он пришел не один. И Павлик очень любил кого-то к себе затаскивать под любым предлогом. Потому что утверждал,что когда он приходит домой один, то все бывает куда хуже.

И вы, наверное, думаете, что Павлик был чамошным забитым подростком с пугливым взглядом, вздрагивающим от каждого звука...
Не фига подобного. Павлик полноценно жил своей жизнью и многочисленные, порой с примесью самодурства, поручения родни выполнял легко и непринужденно. Да, да, прямо как Золушка. Только - в мальчиковом варианте. И, между нами, если уж совсем честно, - Павлик был настолько страшненький, что рассчитывать на прекрасную принцессу ему было глупо.
Но Павлик был далеко не дурак. И он приспособился как-то к мерзопакостной атмосфере в своем доме.
Где никого не интересовало даже как ребенок учится. Потому что считался он в их семействе совершенно безнадежным. И на него все махнули рукой.
А учился Павлик, кстати, очень хорошо. Причем, не был ни зубрилкой, ни подлизой, охотно давал списывать. И абсолютно не тяготился тем, что его в семье держат черти за кого и обзывают самыми последними словами.

В школе, кстати, его поначалу тоже пытались дразнить и чмотрить. Но Павлик на эти жалкие детские потуги самоутвердиться за счет слабого реагировал со снисходительной многомудрой улыбкой.
Потому что так как умели это делать у него дома, да еще целой мафией(что в переводе означает "семья"), не умел никто.

Впрочем, вы и так все поняли...

А через много-много лет, на юбилее школы, все высматривали Павлика, но его не было.
А было всем очень интересно - что из него, такого разнесчастного, могло получиться?

И кто-то нашел в записной книжке Павликов номер телефона, квартирный. Тот, старый. Который,, конечно же, мог за 20 с лишним лет измениться.
Но- попытка не пытка. И номер был набран. И после нескольких гудков к телефону подошел сонный пожилой женский голос и сказал не "але" и не "слушаю", а заученно отбарабанил:
- Квартира Такого-то Растакого-то...

Эта были имя и фамилия преуспвающего современного беллетриста, совершенно не похожие на имя и фамилию Павлика.
- А Павел такой-то, - спросил набравший номер одноклассник, - Тут уже не живет?
- А вы кто? - спросили на другом конце телефонного эфира.
- Я его старый школьный товарищ, - ответил одноклассник.

А ему ответили, что этот такой-растакой Павлик и есть. Только он сейчас отсутствует. И будет только через пару месяцев. Потому что он уехал в какой-то долгоиграющий круиз, кажется - кругосветный. А к телефону подошла его
домоуправительница.

А через пару месяцев одноклассник не поленился и еще раз позвонил по этому телефону.
И даже был приглашен Павликом в гости на рюмочку чаю.
Прямо туда, в старую семикомнатную квартиру, где Павлик уже давно, сделав дизайнерский ремонт и обзаведясь домоуправительницей, жил совершенно один. И писал свои широковостребованные нетленки. И, можно сказать, цвел и пах.

Родственники его все уже померли. То ли сами, то ли Павлик помог - об этом история умалчивает.
Но Павлик утверждал, что сами.
Потому что недореализовшиеся все из себя творческие, склонны к самоедству. Поэтому живут недолго и плохо.

Кажется, пережил всех прадед. Который был самый тихий и безобидный из Павликовых родичей, и помер в возрасте 102-х лет.
Благословив Павлика перед кончиной весьма традиционной для их большого семейства фразой:
- А пошел ты, Павлик на...

Ну так вот.
А Павлик , оказывается, с детства все писал, писал, тыркался во все издательства. Где его, разумеется, посылали по всякому. Но Павлику было не привыкать. И в конце-концов кто-то его таки напечатал.
А потом еще- кто-то. И еще.
Ругали Павлика, надо сказать, по-первости страшно. Все кто не попадя. Как критики, так и искушенные читатели.
Но Павлик, закаленный тяжелым детством и деревянными игрушками, не реагировал. Никак. А просто писал как проклятый. Пока все не смирились. И даже привыкли, что есть такой Павлик. Можно сказать, живой классик.

Но некоторые, конечно, и сейчас морды кривят и ругают Павлика(а теперь и вовсе не Павлика, а Такого-разэтакого) последними словами. Но с Павлика, как понимаете, как с гуся вода.

Вот что значит- правильное воспитание!

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив