Как женский батальон мира мужей от войны спасал

sicheslavets — 29.05.2014 От себя:
Правдивая история из одного украинского областного центра. Эксклюзив. Имя и город просили не называть, но ситуация в каждой букве правдивая. Я не буду высказывать собственное мнение о случившемся, просто не могу этим текстом не поделиться с читателями. Каждый пусть решит для себя, что он видит в этом рассказе.



Многие люди нарушают закон. Кто-то по незнанию. Кто-то умышленно. Я сейчас отношусь ко второй категории. Собираюсь написать о том, о чем обещала молчать в подписке о неразглашении. Но, во-первых, подпись я ставила добровольно-принудительно, во-вторых, умолчу о названиях городов и фамилиях действующих лиц, а, в-третьих, о таком молчать нельзя. Специально пишу от первого лица, чтобы не подставлять других.

Итак, родом я из той самой неспокойной страны, где ныне развернулась ожесточенная гражданская (?) война. Началось все с того, что моего мужа забрали в армию по повестке. Точнее, заварилось все гораздо раньше, но со стороны казалось, что лично моей семьи весь этот бардак не коснется. Коснулся еще как. Итак, увезли муженька недалеко, в соседний город. Вся семья перекрестилась и принялась возить в часть пайки. Войной у нас и не пахло, поэтому страшно не было. По малодушию телевизор старались не смотреть, мотивируя это тем, что помочь соседним областям все равно не сможем. И все бы ничего, но однажды вызвал меня к себе командир части, где служил муж, и по секрету сообщил, что часть мобилизуют. Причем именно туда, откуда приходят неутешительные сводки и цинковые гробы с остатками тел. Удовлетворившись моим испуганным видом, мужчина предложил оставить супруга в казарме… за определенное вознаграждение. Само собой, я согласилась. И кинулась собирать деньги. В процессе один умный и небезразличный человек подсказал, что взятка – это не выход. И спасать нужно всех. С этого все и началось. Похождения "женского батальона мира".

Кинулась я обзванивать всех жен, чьи мужья служат в злополучной части. Трубку брали все, выслушивала до конца лишь половина, соглашались единицы. Суть была проста до безобразия: устроить мирный митинг у ворот части и не пустить машины в ту самую область, где отчаянно лилась кровь. Причем стоять нужно было до последнего, иначе назад наши мужики могли бы и не вернуться. В качестве последних козырей даже было решено взять с собой детей. Сказано, сделано. В тот же день 20 женщин, вооружившись отпрысками разных лет, поехали в тот самый соседний город. Сняли комнату в домике, расположенном напротив части и в паре соседних, и затаились. Нам нужно было дождаться момента вывода части, иначе вся операция могла бы быть сорвана. Недоуменным мужьям сообщили, что просто решили оздоровить детей и побыть немного рядом с ними. Мужчины поверили. Остальные ничего не заподозрили.

Дежурили возле части по очереди. Мобильные телефоны не выпускали из рук, чтобы успеть предупредить остальных. Причем, у ворот всегда оставалось минимум по 4 человека, чтобы успеть первыми загородить живым щитом дорогу, пока остальные подтягиваются.

В первый день было тихо. Мы немного расслабились. Где-то в глубине души у меня уже начинали закрадываться сомнения: а мобилизуют ли. В глазах остальных читалось то же. Но тут позвонил командир части и спросил: помню ли я о нашем разговоре, и что, если у меня есть желание сохранить мужу жизнь, я должна поторопиться. На вопрос «сколько у меня времени», мужчина ответил, что менее суток. Естественно, взятку я не дала. Только начала судорожно рисовать плакаты. Радостные дети раскрашивали фразы «нет войне» и «не забирайте наших мужей», не понимая, какую серьезную работу делают. Женщин начало трясти. Вся ситуация напоминала дикий фарс. Казалось вот-вот, и сон закончится. Но он только начинался. Причем, продолжение было довольно непредвиденным.

Час «икс» настал во второй половине дня. В двадцать минут третьего ворота части со скрипом разъехались, и за ними показалась колонна военных машин, крытых брезентом. По воле судьбы я тоже дежурила в той четверке. В первую минуту все растерялись. Кто-то хватал детей, кто-то набирал остальных девчонок по телефону. Прямо посередине дороги мирно играл маленький Сева, не подозревая, что становится помехой для кровавой мобилизации. Передняя машина тревожно засигналила, а мы начали приходить в себя. Плакаты валялись на обочине. Раскрыть их уже не было времени. Мы просто взялись за руки и встали на пути колонны. Видели бы вы недоумение на лицах мужчин, сидящих в кабине! Один из военных даже улыбался, видимо, не подозревая о том, какой бредовый план зреет в наших головах. По шуму сзади я поняла, что подтянулись остальные. Послышался шорох бумаги. Девчонки разворачивали плакаты. Лица мужчин в кабине постепенно вытягивались. Сзади тревожно сигналили другие машины, не понимая в чем задержка. Наконец откуда-то вышел невысокий плотный человек в военной форме. По твердому взгляду было ясно: начальство. Одна из наших взяла с собой видеокамеру (этому чуду техники еще предстоит сыграть решающую роль в нашем мероприятии) и снимала все происходящее. Мужчина, увидев объектив, недовольно поморщился и хозяйской рукой отвернул от себя объектив.

- Ну, и что это за балаган?

Мы начали нервно выкрикивать что-то типа «не забирайте наших мужей», «не хотим войны». Начальство снова поморщилось.

- Кто в вашем курятнике главный?

Все замолчали. Помня о том, что именно я первой набрала номера девчат, я вышла из строя.

- Я.

Голос предательски сорвался. Хотелось бы, чтобы мое «я» прозвучало грозно и решительно. На деле вышел мышиный писк. А еще ужасно тряслись руки и ноги. Но хуже, что трясся подбородок. Старалась его подтянуть, чтобы не было видно моего страха, получалось плохо. Потом я что-то говорила. О том, что мы против мобилизации части, и что нашим детям нужны отцы, и что нельзя стрелять по своим братьям. А главное о том, что мы будем стоять на пути колонны до тех пор, пока машины не развернутся. Пока говорила, страх прошел. Осталась злость. На тех, кто заварил всю эту кашу. На тех, кто без зазрения совести отправляет на верную смерть ни в чем не повинных людей. Мужчина слушал.

- Что ты мне прикажешь делать?

- Развернуть колонну.

- Ты же понимаешь, что у меня приказ, и я не могу его ослушаться (в собеседнике появлялось что-то человеческое).

Пока мы говорили, к нему подтянулся еще кто-то. Если честно, то я не вспомню ни роста, ни цвета волос, так как старалась смотреть главному собеседнику в глаза. Почему-то казалось, что именно этот контакт сможет всех спасти.

- Но вы же понимаете, что везете их на смерть? – спросила я. Сзади кто-то заплакал, не выдержали нервы. Испуганные дети подхватили вой. Мужчина молчал.

- Можно же что-то сделать? – у меня тоже начали сдавать нервы.

- Что ты предлагаешь? Позвонить и сказать, что дорогу перегородила куча баб с детскими рисунками?

- Да. (Честно говоря, я и сама не понимала, как можно отменить отправку части, поэтому лихорадочно думала).

- Скажите, что тут собрались журналисты, телевидение, и в случае чего будут жертвы. Лично я с дороги не уйду. – Плач сзади прекратился, и девчонки начали кричать, что они тоже с дороги не уйдут, еще и детей прихватят.

- Вы нормальные? – начальник с сомнением оглядел нашу скудную процессию.

- Вполне. А нормальные ли те, кто решает свои проблемы с помощью крови ни в чем не повинных людей?.... Тут меня понесло. Я долго рассказывала, что думаю обо всех олигархах вместе взятых, ситуации в стране и мобилизации в частности. Вокруг стояла тишина. Из машин повыходили люди. Начали стягиваться жители поселка. Кто-то стоял на обочине, но многие вставали рядом. Тоже молча. Душа ликовала: теперь точно не проедут. Мой собеседник потрясенно смотрел на все происходящее и, видимо, не понимал, что ему делать. Вдобавок ко всему, к нему подошел маленький Сева и подергал за штаны. Толпа прыснула. Начальник раздраженно выдернул штанину из рук ребенка и зашагал к машинам. Военные недолго о чем-то совещались, потом сели по машинам. Начали заводиться моторы. Девчонки сзади замерли. Началось. Но колонна задним ходом въехала в часть. Ворота закрылись. А мы остались снаружи, не совсем понимая, что делать.

И тут до меня дошло. Они просто отложили отправку до тех пор, пока народ не разойдется. Тактика была верна. Местные жители уже расходились по домам, оживленно обсуждая произошедшее. Учитывая то, что у нас были дети, стоять полным составом сутки тоже не выходило. Малые уже начали канючить о том, что хотят пить-писять-какать. Жара стояла невыносимая. Девчонки вопросительно смотрели на меня. Долго. Потому как в голову ничего не приходило. Решение оказалось простым до безобразия. В самом начале мы привезли с собой ленту с гвоздями, которая, по сценарию, должна была пробить шины у первой выезжающей машины. Мы ее не положили только потому, что из части то и дело выезжали машины, которые не имели к мобилизации в горячую точку абсолютно никакого отношения. Кто-то вез хлеб, кто-то начальство с сауны.

Сейчас жалеть гражданские машины было некогда. Четверо из наших побежали за лентой, остальные напряженно вглядывались в ворота. У некоторых гневно разрывались мобильные телефоны: потрясенные мужья ругались… матом. Девчонки плакали от обиды. Мой телефон молчал. И это было хуже нецензурных слов. Потом мы тихонько растянули ленту под воротами и снова составили график. На этот раз дежурили вдесятером. Остаток женщин с детьми перебрались в домик напротив части. Стало понятно, что шутки кончились. Часов в 6 вечера ворота открылись, и к нам вышел тот самый начальник.

- Пойдем покурим, - позвал он меня.

На этот раз страха не было вообще. Была благодарность (за то, что идет на контакт) и надежда, что все получится.

Но мужик, вместо того, чтобы предлагать решения проблемы, устроил допрос. Кто наши мужья (пофамильно), кто мы сами, из каких газет журналисты. Естественно, что на многие вопросы я не отвечала (особенно учитывая тот факт, что редактора строго-настрого запретили журналистам писать на данную тему). В конце концов, нервы сдали, и я его послала. Начальник даже не вздрогнул (привычный, наверное) и еще через пару минут просто ушел. Состояние было такое, словно мы проигрываем войну. Я оглядела наше скудное войско. Лица у всех были решительные. К 8 вечера начли подтягиваться наши друзья-знакомые. Кто-то даже привез гитару. Люди рисовали плакаты прямо на дороге, макая кисточки в обрезанные пластиковые бутылки. В воздухе повис адреналин, придающий силы.

Развязка наступила в час ночи. Нас просто скрутила милиция. Хорошо, что дети мирно спали в домике, а на посту была лишь половина батальона. Помню боль в руках (крутили нещадно), чужие ладони по всему телу (никто особо не стеснялся) и запах перегара (чем еще заниматься на службе). Потом нас долго везли куда-то (оказалось, что в родной город). В нашей машине оказалось трое из батальона, остальных (8 человек) везли следом. Все напоминало дикий сон. Куда? За что? Но больше всего душа болела за ребенка, который, проснувшись утром, не обнаружит мамы. Хуже всего то, что и папу тоже, скорее всего, увозят в горячую точку. А если посадят? С кем она останется?

Пока я думала свои мрачные думы, нас привезли на место. Причем это была не милиция. Прокуратура. Развели по кабинетам, и начался ад. Бесконечные допросы: кто зачинщик, кто спонсор, где остальные. Надо признать, что лично меня никто не бил. Но и по голове не гладил. Потом повели в другой кабинет, где на столе лежали наши телефоны, планшеты, нетбуки. Приказали показать свои вещи. Показала. Мальчик с умными глазами начал расспросы: что за программа, что за сайт, какой пароль. Стало ясно, что сейчас абсолютно все будут шерстить. Пожалела, что не стерла кое-какую переписку в скайпе. Спасло то, что у дочки тоже есть свой аккаунт. Сказала логин и пароль от него. Вроде пронесло. Жутко болела голова и руки. Запястья были синие и ноги почему-то тоже. Сквозь боль пыталась сообразить, как из всего выбраться.

Потом пришел какой-то строгий дядька в костюме. Видимо, психолог. Начал монотонно убеждать, что все содеянное – ошибка. И что единственный выход – написать бумагу о неразглашении или наши заявления, написанные дрожащей рукой, пойдут в ход. Оно вам надо? Конечно не надо. На мой робкий вопрос: а как же мужья, безразлично пожал плечами. Потом меня отпустили.

Встретило слепящее солнце и трое девчат из батальона на выходе. Оказалось, других отпустили раньше. Многие рванули домой. Остались те, кого в соседнем городе ждали дети. Мы недолго постояли на крыльце, соображая как добираться до места. Почему-то никто не предложил съездить домой за деньгами. Все спешили туда, к мужьям и детям. Мобильные телефоны и вся техника осталась в прокуратуре. Сказали забрать через несколько дней. У одной из девчат в кармане брюк оказалась мелочь. Купили попить. Потом попытались добраться до части на перекладных. Водители в ужасе шарахались и проезжали мимо. В результате договорилась с таксистом. Он довез нас за пару золотых сережек, которые мне на годовщину свадьбы дарил муж. Почему их не сняли в прокуратуре? Может, не увидели за распущенными волосами?

Город нас встретил кучкой кур, которые мирно паслись на обочине дороги. Затем из домика выскочили перепуганные девчонки. Оказалось, что мужей не увезли. Но и сами женщины у части дежурить перестали (слишком кровавой показалась им ночная расправа). Только следили за всем из окон. Вышла дочка. С ужасом посмотрела на мои синие руки и ноги. Заплакала. Тут и я не выдержала. Поплакав полчаса, было решено поесть. Не удалось. Кусок не лез в горло. Пока я тупо созерцала продукты на столе, женщины рассказали, что утром к ним пришел участковый и предложил добровольно сдать телефоны и всю технику, иначе и их постигнет наша участь. Ленка громко возмущалась по поводу видеокамеры. Мол, дорогая, забрали, кто вернет. Пообещала ей отдать нашу.

И тут меня осенило. Быстро, пока умная мысль не покинула больную голову, я рванула в часть. Долго стучала в ворота. По ту сторону явно переговаривались. Впускать меня никто не хотел. Наконец, голос спросил, что мне надо, напомнив, что рвусь я на территорию военного объекта (то, что мы весь прошлый месяц беспрепятственно заносили через ворота сумки с продуктами, никто не вспомнил). Я путано описала того самого начальника, с которым накануне вела беседы. Попросила позвать. Мужчина появился минут через 20. Все это время я сидела под воротами, а из дома напротив меня сверлили испуганные глаза. Вскоре из дверей вышла дочь с чашкой воды. Молча села рядом. Противиться ее соседству и рассказывать, что «я тут по делу» сил не было. Так и сидели в пыли, взявшись за руки. Ушибы пекло на солнце. Наконец, ворота заскрипели, вышел настороженный начальник. Глянул на синяки, скривился. И тут мне стало страшно. Потому как от исхода разговора зависела не только жизнь мужа (отошлют в горячую точку), но и моя (посадят), и дочки (будет расти сиротой). Отступать было поздно.

- Помните ту камеру, которая снимала нас в первый день?

Начальник явно помнил.

- Я успела отослать запись по интернету кое-кому. Будет скандал. (На самом деле это был блеф, я не только не отсылала запись, но и в глаза ее не видела).

Лицо мужчины вытягивалось.

- Не отсылайте их на войну. Пожалуйста. – Это была уже дочь.

Но блефовать было не нужно. Выяснилось, что пока мы воевали с местными, в стране прошли выборы, и начальник отослал рапорт с просьбой не отсылать его часть в горячую точку новому президенту. Какие причины он указал, мужчина не говорил. Меня просил не распространять запись в интернете, так как он лично против войны. И ему жаль своих солдат. Но сделать можно мало. То, что можно, он делает. И если бы не мы, мужья были бы ТАМ. От услышанного сдали нервы. Я плакала. Мужик молчал. Потом дочь попросила, чтобы папу отпустили домой. Она даже слово выучила «увольнительная». Начальник пообещал.

Я посоветовала сказать про запись тем, кто выше. Напугать. Чтобы его часть оставили здесь, в тылу. Он молча посмотрел на меня и ушел. Вернулся через пару минут с мазью «Спасатель». Потрепал дочь по голове и посоветовал беречь маму. Потом пообещал, что к вечеру отпустит мужа в увольнительную на неделю.

- А остальные?

Мужчина пожал плечами: «А где остальные женщины? Только ты осталась». Крыть было нечем. Напомнила про запись, обняла дочь и ушла в домик. Отсыпалась до вечера. Разбудил муж. Злой и молчаливый. Говорил только с дочкой, меня демонстративно игнорировал. От несправедливости синяки на руках болели еще сильнее. Домой нас вез тот же таксист. Всю дорогу с любопытством разглядывал нас в зеркало. Денег не взял (серьги и впрямь были дорогими), лишь попросил сфотографировать нас на телефон. Почувствовала себя знаменитостью.

Сейчас мы дома. Позвонить остальным нет сил. Узнавала только за многострадальную военную часть. Пока их не увезли. Муж ушел спрашивать за оставленную в прокуратуре технику. Я отправилась в интернет-кафе писать исповедь. Даже не знаю, как закончить свой рассказ. Когда все начиналось, мне хотелось триумфа. Чтобы всех отправили домой, а в стране воцарился мир. Я не хотела ни денег, ни славы. Только того, чтобы дочь могла спросить у отца совета, а я прижаться к его спине перед сном. Многого хотела? Наверное. Что получилось в итоге? Муж рядом. Пусть на неделю, но рядом. А потом…. Поеду снова рисовать плакаты. Кстати, нашу ленту под воротами кто-то спер. Надо искать новую. Тем, кто дочитал до конца мою многостраничную бессвязную писанину, желаю МИРА. Как оказалось, он очень хрупкий.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив