Интервью для Томска. - Путин как пустой сосуд. - IT-гламур

dimagubin — 09.08.2011 Некоторое время назад мне позвонила из Томска, из журнала "Серебряный клуб" девушка, которую зовут Ирина Пивень.
Попросила об интервью.
Я более чем уважительно отношусь к просьбам региональных журналистов. Одно из лучших интервью со мной было опубликовано в Иваново. Я никогда не знаю, каков потенциал интервьюеров из Сибири или Дальнего Востока. Каков московских - знаю. А потому я, на всякий случай, даю немосквичам аванс: точно так же, как заведомо даю аванс своим студентам на журфаке. Бог знает, что из них получится. А вот, скажем, для Путина у меня авансов нет, потому как понятно, что из него получилось, и понятно, что другого не получится, а потому не с меня аванс, а с него должок.
Так вот: журналистка Ирина Пивень аванс оправдала. Она сделала очень приличное интервью. В котором уцелела и моя давняя мысль, что сам по себе Путин - это просто пустой сосуд, такая абсолютно прозрачная емкость, в которой нет ничего своего, а есть только то, что налили. Поэтому в его словах бесполезно искать второй или третий смысл. Он сразу транслирует единственный смысл налитой внутри него консистенции. Поэтому сам Путин интереса не представляет (как не представляет интереса стекло), а интерес представляет происходящее за стеклом. Как так случилось, что довольно среднего советского ленинградского мальчика заполнила до краев пацанва, со временем перебродившая в паханство?
"Серебряный клуб", если я правильно понял, - томский глянцевый журнал. С довольно приличной версткой:

Интервью для Томска. - Путин как пустой сосуд. - IT-гламур

То есть, слава богу, без главного порока регионального глянца - регионального гламура, в котором пайеток и позолоты всегда больше меры.
Однако тот, кто делает в Томске сайт, все же носит Prada. Там бесконечные эффекты, нонет прямого доступа к материалам, и чтобы долистать достраницы, где интервью со мной, приходится запастись терпением Сизифа и Муция Сцеволы в одном лице:
http://ck-magazine.ru/flash-magazine/?id=5
Интервью же - вот:

Дмитрий Губин:

Я пытаюсь сложные вещи сделать понятными

Если мысли в голове напоминают рассыпанный паззл, почитайте или послушайте Дмитрия Губина — картинка сложится. И это касается не только общественно-политической жизни страны: нашему коллеге есть что сказать по любому поводу.

Каким источникам вы доверяете как профессионал?

— Я доверяю тем людям, у которых есть прямой доступ к информации. Хорошо бы еще, чтобы это были знакомые. Доверяю, но проверяю, потому что людям свойственны эмоции. Второй источник — официальные публикации, даже если они ставят целью не раскрыть, а скрыть правду. И для того, чтобы понимать, что происходит в стране, этого, в принципе, достаточно. Остальное и так видно. Правда, меня мало интересует то, что называется «реальной политикой». Мне малоинтересно, кто с кем против кого или кто сколько кому. Смыслы — то есть идеи, выводы, объяснения — для меня гораздо важнее. Мне интересно устройство Вселенной, устройство мира, история, история России. По утрам я бегаю пять километров и слушаю «Историю России с древнейших времен» Сергея Соловьева. В принципе, Соловьев – это пересказ летописей. Но даже из этого пересказа видно, что школьная история, которую мы учили, имеет мало общего с той историей, которая реально происходила.

Назовите принципиальные отличия.

— Мы привыкли говорить: «В России так всегда-а-а было!», имею в виду неограниченную верховную власть. Но это неправда, мы не всегда были автократическим государством. Неправда и то, что все наши беды, включая рабство, от монголо-татарского ига. На самом деле Орда мало вмешивалась во внутренние дела, ее интересовала лишь дань, - а кошмарили Россию свои же князья. Это они бесконечно друг друга предавали, воевали, мирились, целовали крест и немедленно снова предавали. А вообще, путь России мог быть абсолютно другим – он очень долго напоминал европейский, просто с отставанием. Понимая такие вещи, начинаешь иначе относиться к происходящему — во-первых, более критически, во-вторых, плюралистически, в-третьих, как ни странно, более терпимо.

Как можно охарактеризовать сегодняшнее устройство нашей страны?

— Сегодня в России мы имеем дело с тем, что американский историк Ричард Пайпс назвал «patrimonial autocracy», «патримониальной автократией». То есть с единоличным правлением и наследуемой передачей власти. По-русски это называется деспотией. Просто мы имеем дело с мягчайшей формой русской автократии за все время ее существования, начиная с 1510-го года. В 1510-м год Псковская республика была уничтожена, у вечевого колокола вырван язык, - его увезли в Москву, и Псков тоже Москве подчинили. И начался отсчет тому типу правления, который дотянул до 1917-го, и который в другой форме реконструировали коммунисты, - и который снова возродился в начале 2000-х. Это строй, при котором один человек не просто управляет страной, а является реальным собственником всей страны, а все остальные становятся собственниками постольку, поскольку он разрешает ими быть. Это довольно неэффективный тип правления и довольно мучительный, причем для всех, включая правителя, зовись он царь, генсек или президент. Над ним постоянно угроза переворота. Вот почему в Европе абсолютизм два века как канул в Лету, там представительское управление. Вопрос: как долго он протянет у нас?

К каким средствам массовой информации обращаетесь как читатель?

— Стараюсь каждый день читать или, по крайне мере, просматривать «Коммерсант» и «Ведомости». Это экономические газеты, а экономика – это деньги, а деньги не любят вранья. Еще я просматриваю кое-какие журналы, например, «Власть» и «Деньги», хотя они рассчитаны не на политиков или бизнесменов, а, скорее, на развлечение людей, которые интересуются политикой, но туда не пущены, или хотят денег, но не обладают. Плюс журнал «Афиша», который интересен своим чутьем на малейшие перемены в городской жизни: ну, там, яппи из моды выходят, хипстеры входят.... GQ и Esquire читаю, это такие глянцевые лидеры русской интеллектуальной фронды. А вот телевизор включаю только ради Euronews, CNN, ВВС World. Наше телевидение – это колхоз «Светлый путь». Новости отслеживаю только через интернет. Очень люблю информационный дайджест Newsru.com, но к его материалам отношусь с определенной поправкой, то есть когда вижу заголовок «Путин поддержал Каддафи», сразу делю на два.

Кстати сказать, Путин — это куда более открытый человек, чем принято думать. Путин сам по себе, как мне кажется, - это такой пустой прозрачный сосуд. В который сегодня налито нечто вроде кодекса чести дворового конкретного пацана, для которого мир делится на своих, которых надо защищать, на чужих, которых надо мочить, где свой двор всегда самый лучший, где слабых бьют, где девушку кто платит, тот и танцует, где пацан отвечает за базар. И он искренне убежден, что во всех дворах точно так же, а демократия – это бла-бла-бла. Путин – это царь-пацан, а теперь царь-пахан. Правда, не богопомазанный, а определенный 5-6 людьми из окружения Ельцина на трон. Но Путин таким был не всегда. Я сужу по информации, которую мне удалось добыть, и по тому, что мне говорили люди, окружавшие его в ту пору, когда его никто знать не знал, а предположение, что из Путина получится П-у-т-и-н, и что он будет президентом, вызывало дружный смех. Он был никакой, как никакими были Сечин или Кожин, про которых даже одногруппники ничего не в состоянии вспомнить, ни хорошего, ни плохого, - просто, повторяю, Путин был абсолютно прозрачным пустым сосудом, который эпоха подставила под кран. И он стал заполняться. Мне, например, очень интересно, как креп в нем этот комплекс доминирующего самца, который всех замочит и опустит. Ведь он не был хулиганом, не был дворовой шпаной, - а прыгнул, тем не менее, в паханы.

Какие еще люди, темы вам особенно интересны?

— Мне интересно работать с социальными феноменами. С тем, что основатель журнала «Афиша» Илья Осколков-Ценципер называл «тектоническими разломами времени». Если о персоналиях – интересен феномен Леши Навального. Он амбициозен, он рвался к популярности через телевидение, но не вышло, и он стал героем-одиночкой, Робин Гудом. Одиночка - против гигантской «Транснефти»! Правда, он не такой простой Робин Гуд, он использует технологию greenmail, легального давления через суд. И глава «Транснефти» злится, слюной брызгает, врет про Навального, но проигрывает. Если говорить о феноменах, не связанных с конкретными людьми, интересна сложившаяся в стране ситуация, которую можно назвать «все всё знают». То есть больше нет страны с темным народом, от которого в спецхране скрывают правду. Все знают, что высшие чиновники не живут на зарплату, и тот же Навальный писал в своем блоге о том, что министрам в конверт кладут до 70 тысяч долларов. Мало того, что мы это знаем, мы знаем, кто конкретно и сколько украл! Но от этого ровно ничего не меняется! То есть традиционная интеллигентская идея открыть народу глаза больше не работает. Возможно, верна другая концепция – ее недавно изложил Вячеслав Иноземцев. Он считает, что коррупция — это не болезнь, когда какие-то гады наверху вымогают деньги, а институциональная для России вещь. Коррупция устраивает абсолютно всех: одним она помогает оставаться у власти, у кормушки, а нам — огородить свой огород частоколом, взять на «лачетти» трехлетний кредит, поклеить комнату импортными обоями и ругать власть. А главное, что объединяет сегодня русских — это идея, что за деньги можно все.

Еще меня интересует феномен интернета как среды. Вероятно, интересует не одного меня. Я уже слышал, что около 200 офицеров-силовиков занимаются направлением, цель которого — помешать твиттер-революции, после того, что произошло в Египте, Ливии, на всем Ближнем Востоке и в Северной Африке. То, что происходит с ddos-атаками на Живой Журнал, то, что происходит с почтой Навального, который стал в день получать по 50 тысяч писем, из которых 49990 — спам, показывает, что отрабатываются технологии по установлению и в интернете вертикали власти… Наверняка внедряются какие-то провокаторы, - и так далее. То есть люди, которые у власти, понимают, что автократия – это крепко, но хрупко, да вдобавок не вполне легитимно…

Когда у нас была монархия, она была легитимна в рамках той страны, где существовали церковь, государственная религия, и монарх был помазанником божьим. А сегодняшние ребята во власти как пираты – на мешках с золотом и с пистолетом в руках. И все говорят: да черт с вами, сидите, только нас не трогайте. И цена не нефть в $100 и выше позволяет этот баланс сохранять. А ну как нефть снова упадет до $10, как при Гайдаре? Вот тут припомнится все, потому что правитель не сможет сказать: «Это вы меня всем миром выбирали, и мы разделим общую участь». Потому что Медведев не был выбран, он был назначен Путиным в преемники, то есть в престолоблюстители. Парня посадили временно на трон, чтобы показать: занято! И все проглотили, потому что сейчас, повторяю, мягчайшая форма режима за все время существования России. Самая мягкая, самая вегетарианская. По крайней мере, я не знаю ни одного журналиста, которого бы посадили в тюрьму за профессиональную деятельность. Ну, Панюшкина задержали на каком-то митинге – но быстро, если не ошибаюсь, выпустили.

Какие цели вы ставите пред собой в профессии — осмыслить, понять, разобраться и… донести до аудитории?..

— У любого человека, занимающегося интеллектуальным трудом, одна и та же задача. Это вовсе не поиск ответа на вопрос, в чем смысл жизни. Потому что этот вопрос, как и любование «загадочной русской душой», прикрывают, как правило, пустоту и отсутствие интеллекта. В жизни никакого смысла нет. Точно так же, как в природе нет морали. Я часто привожу пример: если сошел с горы сель и угробил двух лосей, сто зайцев и переломал лес, это не хорошо и не плохо. Тут есть причинно-следственная связь, а морали тут нет. Вот если в лес пришел человек, убил двух лосей, сто зайцев и устроил запруду, в результате которой сошел сель и угробил лес — вот тут начинается мораль. Мораль — это оценка человеком последствий своих действий... Так вот, в жизни никакого смысла нет. Но мыслящий человек должен, с моей точки зрения, рассуждать следующим образом: если жизнь конечна, то какими смыслами я могу успеть ее наполнить? А наполнить жизнь смыслами очень даже можно – точно так же, как прогнозировать последствия действий.

Моя задача простая — упорядочивать хаос, создавать смыслы. Я занимаюсь тем же, чем занимался Менделеев, когда создавал периодическую систему. Вот из хаоса атомарных масс Менделеев сумел вывести определенную последовательность и представить ее в графическом виде. Я занимаюсь тем, что пытаюсь посредством парадигм сделать сложные вещи понятными. То есть, по большому счету, я занимаюсь упрощением социальных отношений до уровня микросхем, микросюжетов, микропарадигм. Чтобы это объясняло происходящее и помогало делать прогноз на будущее. И помогало бы к этому будущему готовиться!

Давайте сейчас поговорим о той, другой жизни?

— Вот у меня перед глазами книга Барда и Зодерквиста «Netoкратия: новая правящая линия и жизнь после капитализма». Эта книжка о том, как власть денег и устройство общества, в котором все стремится к деньгам, может смениться другими формами жизнеустройства. Ведь мы, когда рассуждаем, например, о будущем России, делаем это в рамках старой парадигмы, состоящей в том, что индустриальная эпоха сменяется постиндустритальной, и что развитие означает рост материальных благ. Но при этом не задумываемся, что общество потребления и материальных благ доселе обладало средствами информации, но не коммуникации, а эти средства не предполагали обратной связи. Самый яркий пример – телевидение. Реклама по телевизору – это идеальный способ заставить человека покупать товар, потому что нельзя возразить, нельзя прокричать, что это дерьмо. Реклама и возрастающее потребление возможны, когда существуют централизованные распределители информации, как бы они ни назывались – телевидение, радио, газеты или рекламные щиты. Попробуйте поспорить с билбордом! И в силу этой особенности у средств информации всегда есть опасность превратиться в средства пропаганды. Но никто не думает о том, что, возможно, эта эра подходит к концу. Не эра проворовавшихся российских чиновников, а в целом эра, когда очень важны деньги и то, что можно на них приобрести.

Потому что появился интернет – принципиально иная информационная среда, где плохо действует прямая реклама и все построено на обратных связях, на кросс-коммуникациях, на мгновенном поиске информации… Когда интернет только появился, к нему отнеслись как к технической штуке, действующей в рамках прежней реальности. И когда появились первые герои рунета – Лебедев, Носик, Экслер – все на них уставились: они ведь, поди, теперь разбогатеют, а? Писатели ведь превращают популярность в деньги! И вот тут выяснилось, что интернет – это не технология, а идеология. Попытки монетизации здесь не проходят. Даже сверхпопулярный сайт Exler.ru приносит, конечно, Алексу Экслеру какие-то денежки на баннерной рекламе, но в общем — это небольшие деньги по сравнению с тем, что зарабатывает Иван Ургант, который занимается пропагандой, точнее той ее частью, смысл которой в том, чтобы уверить всех, мол, все хорошо, прекрасная маркиза, посмеемся вместе, и хорошее настроение не покинет больше нас. А люди, которые кумиры интернета, тот же Навальный, они не получают с этого денег. А некоторые и не хотят получать, потому что анонимны. Значит, они получают нечто другое. И это нечто другое для них более ценно. Это как любовь. Ну, если ты влюбился, ты ведь не ищешь, как на своем чувстве заработать? Любовь ценна и без всяких денег, более того: ценнее денег, поскольку за деньги ее не купить. Ну, Кашин же пишет в ЖЖ и в твиттере не для того, чтобы на этом заработать, правда? В интернете вместо денег есть поклонники, спорщики, оппоненты, фоловеры, френды — и это некий такой вариант новой валюты: количество людей, поддерживающих тебя. И это круче, чем новая иномарка. То есть мы-то думали, что коммунизм – это свержение буржуазии и обобществление производства, а потом мы думали, что коммунизм – это ленинские бредни, а очень даже может оказаться, что коммунизм – это интернет.

И это новая внеденежная среда рождает все новые феномены. В эпоху до интернета любая информация поступала нам из распределителя, он мог называться газета «Коммерсантъ», мог «Дом книги» — это все равно распределитель. У тебя была ограниченная возможность для выбора — ведь ты часто не можешь читать ту книжку, которую хочешь. А только ту, которая есть в библиотеке, в магазине. И если книжку расхватали, все — ку-ку. А если за бугром она издана, то вообще ничего не поделать. А интернет — очень немногие понимают эту сущностную интернет-черту — он ликвидировал дефицит информации. Ты сегодня можешь получать абсолютно любую информацию по любому вопросу, причем бесплатно. Больше нет дефицита! Больше не нужно слушать российских историков, чтобы понимать, что такое гитлеризм или сталинизм. Потому что можно скачать Mein Kampf, чтобы понимать, что происходило в Германии, или скачать Авторханова, чтобы понимать, что происходило в СССР.

Здесь встает вопрос выбора.

— Это как раз не проблема. Лично я использую «зонтичный» метод. Я читаю книгу, или журнал, и нахожу их крайне полезными. Их авторы упоминают других авторов, те тоже на кого-то ссылаются, - ты идешь по расходящимся рекомендациям. Я начитаю читать физика Стивена Хокинга, а затем по цепочке ссылок перехожу от него к эволюционисту Ричарду Докинзу, а от него к антропологу Джареду Даймонду, и в итоге оказываюсь в библиотеке фонда «Династия», который спонсируется Дмитрием Зиминым, основателем «Вымпелкома», миллионером и, на мой взгляд, совершенным гением. И эта библиотека «Династия» – настоящая «Либерия», клад, сокровище. У меня больше нет проблем в получении информации. В-с-е, ч-т-о х-о-ч-е-ш-ь!

Дефицита информации нет, есть дефицит времени. Мы же все время работаем, когда изучать?

— Это детский вопрос – мне его часто задают студенты. Они говорят: «У нас нет времени, как мы можем все это прочесть?» Можно отвечать традиционно: так было во все эпохи. А вы что, думаете, современникам Гомера было легко заучивать «Илиаду» с этим безумным, чуть не на десяток страниц, списком кораблей?!. Можно отвечать цинично: пейте, дорогие товарищи, глицин и ноотропил, - улучшает память. Но на самом деле, те, которые так спрашивает, не замечают, что электронная эпоха дала новые способы усвоения информации. Вы идете на работу пешком, или теряете время в пробке, — ну так используйте mp3-плееры! Я сейчас уже, наверное, каждую четвертую книгу слушаю, а не читаю. А читаю книги уже в основном в ридере, потому что скачал себе махом на компьютер 100 тысяч книг. Последние ридеры имеют прекрасные сенсорные экраны, прекрасную белую подложку, высокую степень контраста, куда большую, чем в обычных книгах, за исключением самых лучших. Господи, да с ридером книги можно читать, где угодно, - хоть на пляже, хоть в самолете. Если в магазине на кассе очередь – я тут же ридер достаю. Можно мгновенно искать текст. Вот я сейчас для «Огонька» пишу текст о феномене глянца, причем об опасности глянца как части поп-культуры еще академик Сахаров в 1968-м году говорил…

Эта тема нам тоже интересна, продолжайте, пожалуйста.

— Андрей Сахаров видел три угрозы человечеству — термоядерная война, голод и массовая культура. Мне долгое время казалось, что Сахаров глупость написал про массовую культуру. Откуда, живя в Советском Союзе, он мог знать массовую культуру? А сейчас понятно, что он имел в виду. Массовая культура — это культура проектов: в том смысле, в каком их создает «Фабрика звезд». То есть это культура, созданная конвейерным способом с целью извлечения прибыли, а не смыслов. И нам эти проекты втюхивают точно как же, как башмаки или телефоны. То есть мальчики-девочки с «Фабрики звезд» поют за деньги и ради денег – это же совсем другое, чем, не знаю, когда Земфира поют или Noize MC. С другой стороны, я в этой статье пишу о феномене GQ, Esquire. Это журналы, которые не укладываются в каноны массовой культуры, хотя формально являются ее флагманами – они про политику пишут, про науку, про экономику, вообще про жизнеустройство, то есть структурируют хаос, что вообще-то глянцу не свойственно, если только речь не о потреблении.. Так вот, мне нужна была одна цитата из Пелевина, из Empire «V», и пока я поднимался по эскалатору в метро, то ее мгновенно в ридере нашел, это цитата о смысле глянца… Вот, пожалуйста: «Ничего не бывает убогим или безобразным само по себе. Нужна точка соотнесения. Чтобы девушка поняла, что она нищая уродина, ей надо открыть гламурный журнал, где ей предъявят супербогатую красавицу… Это нужно, чтобы те, кого гламурные журналы превращают в нищих уродов, и дальше финансировали их из своих скудных средств!..» Представляете, сколько бы я это искал в обычной книге?!

Кстати, о глянце. Вы еще имеете отношение к журналу Robb Report?

— Не считая, что я с Сашей Рымкевичем, нынешним главредом, в хороших отношениях, - нет, уже не имею.

Чем вас привлекала работа в таком формате?

— Robb Report — это уникальный журнал. Это такой апофеоз потребления. Там на фотографиях категорически запрещено изображать людей. Это журнал для богатых о дорогих вещах. И там очень хорошо видно, как отношения между людьми заменяются отношениями между вещами, - настолько, что люди становятся лишними. Правда, на последних страницах каждого номера Robb Report позволяет себе отрываться, и дает место колумнистам, которые пишут то, что считают нужным, и нередко вопреки общей линии журнала.

Ну, так и я на таких же условиях пишу сразу для нескольких глянцевых журналов. Я не являюсь журналистом, который узко пишет на одну тему, я вообще не являюсь журналистом, по большому счету. Журналистика — одна из моих ипостасей. Точно так же как журналистика — одна из ипостасей Димы Быкова, а еще он пишет книги, читает лекции, преподает в школе, и не знаю, занимается ли Быков частным извозом у Ярославского вокзала, но не исключено.

Понимаете, я просто смотрю на мир в целом. И если «Афиша. Еда» просит меня написать про бельгийскую кухню, которая сама по себе определенный феномен, определяемый словами «вкусно, но просто», я с удовольствием пишу. Если журнал Sex & the City заказал мне несколько колонок про будущее культуры, про смысл роскоши и место деловой женщины, мне про это интересно написать. Потому что, повторяю, я мыслю микропарадигмами. Они могут оказаться ошибочными, тогда я от них отказываюсь, но они упрощают реальность до некой понятной схемы, которую можно обсуждать, они выуживают смыслы из хаоса. Журнал «Медведь» попросил меня сейчас написать текст о феномене цены жизни – и я написал, что это цена местного рынка. Человек смотрит, почем жизнь в его регионе – и выставляет за свою жизнь среднюю рыночную цену. То есть не пристегивается ремнем безопасности, не надевает шлем на велосипеде, не ходит на профилактический осмотр к врачу… Или наоборот. Нужно иметь ясное представление о своей уникальности, чтобы жить наперекор рынку.

Вас ни разу не увольняли за правду? Вам не страшно эту самую правду озвучивать?

— Да много раз было страшно. Понимаете, здесь все сложнее. У меня была собака, доберман, и я видел, что он рвался в бой от страха. Доберман — вообще трусливая собака, и он может вцепиться в руку и ее перепилить именно от того, что ему страшен противник. Когда мне страшно, я задаю себе вопрос: вот ты владеешь информацией или концепцией, за которую можешь всерьез получить по шапке, так вот ты сейчас для чего будешь говорить? Чтобы доказать самому себе, что ты смелый? Или с некой сущностной целью, потому что это важно сказать, необходимо?

Я хорошо помню, когда Жириновский провалил импичмент Ельцину в Госдуме, к нему, зажмурив глаза от страха, подбежал какой-то мальчик и выпалил: «Вы продажны, вас купили за зеленые!» Раскрасневшийся Жириновский, который был похож на пахана на зоне, манил его пальцем в ответ: «Малыш, иди сюда, мы щас накормим тебя зелеными!» Вот этот мальчишка пытался преодолеть собственный страх. Я, к сожалению, порой тоже не выдерживаю, и кричу от страха, чтобы его преодолеть, но понимаю, что это не правильно — не нужно себе таким образом доказывать, что ты бесстрашен.

В издательском дом «Коммерсант» существует легенда, согласно которой журналист Валерий Панюшкин, совсем еще молодой, спросил на редколлегии у главы «Коммерсанта» Андрея Васильева: «Разве можно про это писать? А по шее за это не дадут?» И якобы главный редактор Андрей Васильев ему ответил следующей фразой: «Менее ссыкливо, товарищ Панюшкин, нужно относиться к своей профессии». Я Васильева сто лет знаю, и однажды спросил, говорил ли он такое. Васильев сказал, что точно не помнит, но смысл такой: у тебя есть профессия и ты должен ей следовать, а бояться или не бояться — дело начальника.

Страшно было проводить параллель между Матвиенко и Гитлером на радио «Вести FM»?

— Я не мог иначе. Я знал, что могу потеряю эту работу, а вместе с ней и неплохие деньги — миллион рублей с хвостиком в год. Что касается параллели… Когда я ее проводил, я даже не понимал до конца, насколько она точна. Матвиенко своим поведением, своей моделью самовластия делит людей на элиту и быдло, и ведет себя, как пушкинская царица, которой на быдло насрать. Поэтому город в чудовищном совершенно состоянии, он никогда в таком не был, поверьте. Разделение на чистых и нечистых – это сущностный момент. Гитлеризм тоже делит нации на высшие, то есть арийцев, и на низшие, которых подлежит либо уничтожать, как цыган и евреев, либо использовать в качестве рабов, как славян. То, что происходит сейчас и в Петербурге, и в России в целом – это такое же разделение на небожителей, у которых мигалки, семиметровые заборы, охрана, и которые могут делать все, что угодно со всеми остальными, то есть с подлой чернью, - и на всех остальных. Просто если Москва поддерживается в приличном состоянии, то Питер стал выглядеть, как буровая платформа, из которой бесстыдно качают бюджетные деньги... Причем это абсолютно людоедское деление на элиту и чернь проникло во все слои. Я помню, во время съемки программы «Временно доступен» Макс Покровский слово «быдло» употребил по поводу каких-то несчастных туристов, которые неправильно склоняли название «Осло» - и никогда не забуду, как Кирилл Серебренников, у которого мама филолог, спокойно заметил, что считает деление на элиту и быдло невозможным, потому что назвав кого-то быдлом, ты не даешь шанса измениться и превращаешься в фашиста сам.

Дмитрий, а чувствуете ли вы, что вас боятся?

— Да, я знаю, что есть люди, которые меня боятся. Например, Наталья Синдеева, генеральный директор телеканала «Дождь», того самого, на котором программа «Поэт и гражданин» была закрыта сразу после приезда Медведева. Наталья мне честно сказала, что мысль о том, что я могу работать на «Дожде», вселяет в нее страх. И что раньше на радиостанции «Серебряный дождь» она так же боялась эфиров Владимира Соловьева. Потому что после них на радиостанцию подавали в суд и так далее.

Я думаю, что сейчас очень многие люди бояться иметь дело со мной именно как с независимым обозревателем, хотя при этом какого-то отрицательного отношения ко мне не испытывают. Боятся, потому что считают, что я неуправляем, то есть что я не следую неким правилам игры, выражаемым фразой «ты сам все понимаешь». Боятся, что я снова что-нибудь скажу про Матвиенко или, не дай бог, про Путина. У нас Путина боятся куда больше, чем террористов, а лояльность начальнику ставят выше, чем лояльность профессии. Хотя если президента боятся больше, чем террористов, - значит, такой президент опаснее террористов. Я прекрасно понимаю, что никогда не получу работу в прямом эфире. Не получу работу на одном из центральных каналов. И те, кто там работает, считают меня идиотиком, дурачком. В их системе координат это так. Они считают, например, что я ору, чтобы обратить на себя внимание, чтобы меня заметили и допустили к кормушке.

Предлагают ли вам деньги за то, чтобы вы чего-то не говорили?

— Денег за молчание никто никому не платит — платят и, порой недурно, за контролируемое высказывание. Но я не думаю, что вхожу в список людей, которых, условно говоря, мечтал бы заполучить в свой стан Сурков. Заполучить, чтобы Дмитрий Губин, используя свой авторитет, популярность, свое умение парадоксально излагать мысли и провоцировать споры, проводил в общество «нужные» идеи. Не думаю, что вхожу в этот условный список, - как, скажем, в него вошел Максим Кононенко, тот самый, Мистер Паркер, создатель «Владимир Владимирович Ру». Его попросту купили – хотя дай бог мне, конечно, ошибиться, и тогда я перед Кононенко с радостью извинюсь. Но когда его купили, он перестал существовать как Мистер Паркер, и сейчас делает плохую, с моей точки зрения, колонку на «Вести ФМ», жутко скучную и банальную. А вот с ребятами, которые делают Перзидента (Перзидент Роисси — пародийный двойник Президента России в Twitter’е), - с ними, может быть, хотели бы сотрудничать, а может быть, и нет, потому есть ощущение, что они вряд ли продадутся. Знаете, мне вообще кажется, что покупают только тех, у кого чувствуется желание продаться.

Заключительный вопрос: чувствуете ли удовлетворение от того, что делаете?

— В жизни — да, в работе… Мне нравится работать со смыслами! Когда я престал заниматься узкой фигней под названием «политическая журналистика» или «глянцевый журнал», я испытал синэргический эффект. Во-первых, мне стало многократно интересней жить. Во-вторых… Я получаю удовлетворение от… как бы поточнее сказать?.. - понимания. Понимание — это суть состояния сатори, такое мгновенное озарение и познание мира во всей его совокупности. И вот я безо всякого дзэн-буддизма, просто потому, что прочел пару важных книг, или прочел свежую газету, или с кем-то поболтал за ужином, - я вдруг, хлоп! – вижу ясно какую-то идею. Ну не знаю, любую, не обязательно великую – а просто, скажем, небольшую идею, вроде той, что глупо измерять жизнь оборотами планеты вокруг звезды, размер жизни определяется ее интенсивностью, а страх старости – это страх пустоты: прожил жизнь, а ничего не осталось… кстати, вот почему старики так держатся за старые вещи: это – как расписки, квитанции, доказательства, что они действительно жили… А по большому, ты после себя должен оставлять только мертвое тело и флэш-карту, хотя с развитием интернета можно уже и флэшки не оставлять… Так вот, я оказываюсь рупором этих смыслов в окружающий мир. И для меня самая большая награда, когда люди говорят, что я помог им сформулировать то, над чем они думали.

Другими словами: в мире царит хаос, этот хаос можно приручить, и я счастлив, когда участвую в этом.

Сохранено