ибо годовщина.

the_fencer — 20.04.2012

-Молодой человек! - с чуть различимым, характерным прибалтийским акцентом произнесла девушка, - Перестаньте. На меня. Так. Смотреть!

У неё было нежное, округлое лицо, маленький, чуть вздёрнутый носик, небесно голубые глаза, губки сжаты в упрямый треугольник и слова она произносила уверенно: раз-два, почти как строй на марше. Был прохладный рижский вечер, танцплощадка расслабленно гудела, готовясь к ежевечернему действу, местные модницы подводили глаза а модники распускали перья - всё как всегда, всё как везде. Девушка была красива. Очень красива. Она знала что красива. И несла себя гордо и чуть надменно, как и должна нести себя знающая себе цену женщина. Внимание мужчин было ей не в диковинку, но дерзкие взгляды паренька в форме, которыми он утюжил её тело последние пол часа, заставляли её чувствовать себя неуютно и даже раздражали. Вначале она пыталась не обращать на них внимания. Затем тихо закипала. А ещё позже, когда терпение закончилось, подошла к группе молодых офицеров и сказала ту самую фразу. Веско сказала.

Коренастый офицер, которому собственно и предназначались слова, опешил. Качественно опешил, с полным списком атрибутов: широко раскрытыми глазами и ртом. Приятели офицеры не переминули воспользоваться ситуацией: взрыв молодецкого хохота заставил вздрогнуть публику и смёл с близлежащего волнореза небольшую стаю чаек.

Девушка, сохраняя губы упрямо сжатыми, наградила наглеца презрительным взглядом, после чего спокойно вернулась к двум своим подругам.

Так моя мама познакомилась с моим отцом.



Николай был молодым, привлекательным и оттого весьма уверенным в себе мужчиной. В Латвию он попал по распределению, где и осел на некоторое время в одной из «оккупационных» воинских частей. По национальности Николай был чистокровным украинцем, кровь с молоком (по выражению мамы - «хохлее некуда»), от отца своего унаследовал правильные, чеканные черты лица, идеальные пропорции тела и совершенно неимоверную силу в руках. В разных частях, общаясь с солдатами и сослуживцами-офицерами (людьми по определению не слабыми), отец проделывал один и тот же кундштюк: сгибал крючком мизинец на правой руке и на спор предлагал желающим разогнуть. Любым из пальцев, не обязательно мизинцем. Ставка почти всегда была одинакова: бутылка водки или портвейна. Я не помню, говорил ли об этом отец, но по словам мамы, за всю свою воинскую карьеру его палец не разгибали ни разу.

Офицерская форма, разумеется, несла в себе определённый шарм, но как ты понимаешь, была весьма и весьма далека от канонов эстетики. Посему, тот кто хотел выглядеть хорошо, шил себе форму на заказ.

Отец хотел выглядеть хорошо. Не только для того чтобы нравиться женщинам: с этим проблем не было никогда. Он хотел выглядеть хорошо для себя. Всегда подтянутый, с идеально чистой обувью, исполнительный и неизменно весёлый - отец был образцовым офицером. А умение ладить с людьми позволяло ему всегда быть на хорошем счету у начальства и существенно помогало в продвижении по службе.

Можно сказать, что отец знал чего хочет и умел это получать. Он умел побеждать мужчин. Он знал как завоёвывать женщин. И вдруг, совершенно неожиданно, получил оплеуху от вздорной рижской девчонки. На глазах товарищей.

Многие после такой отповеди уползли бы с танцплощадки поджав хвост. Но отца (как он тогда думал) разобрал спортивный азарт. На самом деле это с самого начала была любовь: любовь с первого взгляда и навсегда. Как у лебедей. Но тогда он ещё не понимал этого и бросался в омут очертя голову.

Чуть позже к девушке присоединился кавалер. Игнорируя кавалера, отец трижды за вечер подходил к самоуверенной красотке и очень вежливо приглашал на танец. Вежливо и настойчиво. На кавалера, который пытался урезонить наглеца, отец молча смотрел до тех пор, пока тот не тушевался и не прятал глаза. Красотка бесилась и с наслаждением отшивала офицера, но Николай был похож на набравший скорость асфальтоукладчик: для того чтобы его остановить было мало слов, тут требовался по меньшей мере автомат.

Уразумев, что быстрый штурм не принёс успеха, отец решил перейти к долгосрочной осаде.

После окончания танцев, отец вместе со своим другом проследили красавицу и её кавалера до дома. Адрес было запомнить несложно. Сложно было удержаться от того, чтобы не намять бока ни в чём не виноватому кавалеру. К счастью, в борьбе разума и гормонов верх одержал разум. Кавалер благополучно ушёл, а отец вернулся в часть.

Через неделю, к огромному неудовольствию жильцов, в один из рижских двориков вошли шесть человек в военной форме. Пятеро из них были вооружены музыкальными инструментами, шестой невно семенил ногами и не знал куда деть свои руки.

Вечерело. Вернувшиеся домой работяги готовили ужин или смотрели телевизор. Кто-то лениво таращился в окно на прибывших. Пару минут солдаты прилаживали инструменты, после чего в прохладном рижском воздухе разнеслись первые ноты прекрасной украинской песни «Hiч яка мiсячна». Солдаты играли, отец пел. Пел, глядя на окно четвёртого этажа. И хорошо пел.

В окна выглядывало всё больше народу, что ни говори, а зрелище было необычное. Глаза многих потеплели: оккупантов здесь недолюбливали, но молодой офицер пел на чистом украинском, это добавляло ему вистов.

К концу первого куплета Лара вышла на балкон. Увидела офицера и почувствовала как щёки наливаются красным. Ей показалось что она разозлилась. В какой-то степени так и было. Но это уже была любовь, хотя она пока этого не осознавала. Мелодия плавно текла, голос офицера обволакивал. Она не понимала многих слов, но что чёрт возьми это меняло? Мужчина внизу пел сердцем.

Смущённая и застигнутая врасплох Лара вернулась в комнату. А отец, от которого не ускользнула реакция девушки, двинулся ближе к балкону и добавил мощи в голос. Солдаты старались. В случае успеха им был обещан ящик портвейна, а в случае провала - бег вокруг казармы до самого рассвета. Отец выкладывался. Кто-то из невольных слушателей стыдливо смахивал навернувшуюся на глаза слезинку. Сцена достигла кульминации.

Отец сделал глубокий вдох, собираясь перейти к последнему куплету, когда с четвёртого этажа на него вылилось ведро холодной воды. Лара даже не позволила ему допеть.

Дружный хохот разорвал на миг воцарившуюся во дворике тишину. Смеялись все: пенсионеры, работяги, дети, русскоязычные (коих тут тоже было немало) и чистокровные латыши. Кто-то по-доброму, а кто-то злорадно: съел, оккупант? Поставили тебя на место?

Солдаты из музыкальной роты давились от смеха, но держались, понимали что сильно рискуют. Отец стоял под балконом и скрипел зубами. Второй раз подряд. Но если неделю назад это был спортивный азарт, то теперь это было... больно?..

Лара лежала на кровати и хохотала, молотя ладошками по стёганому покрывалу. Расфуфыренный петух! Смех, который ещё звучал во дворе, сбил и рассеял магию музыки. Не было голоса что задевал какие-то секретные струнки в душе, не было мужчины который глядел куда-то внутрь, был лишь мокрый и невероятно злой мальчишка. Волны исходящей от него досады девушка ощущала даже здесь, на четвёртом этаже своего дома и хохотала, хохотала...

Молодой офицер не опустил головы. Он что-то сказал солдатам и все вместе они быстро покинули двор. Лара перестала смеяться и выглянула в окно.
Веселье разбиравшее девушку внезапно исчезло. Он что, ушёл? И даже не допел?..

Через два дня, возвращаясь домой, Лара вздрогнула, увидев на лавочке во дворе уже знакомую коренастую фигуру. Офицер молча взглянул на неё. И остался сидеть на месте. Девушка вбежала в дом, долго и безнадёжно боролась с собой, после чего, по возможности незаметно, выглянула в окно. И с удовлетворением отметила: сидит. Офицер продолжал сидеть на лавке и тогда когда она ложилась спать. Лара мысленно хихикала, но спалось ей в ту ночь удивительно сладко.

Отец не мог приходить каждый день. Но приходил регулярно. Девушке льстили подобные знаки внимания, но в то же время немного раздражали. А бездействие сбивало с толку. В какой-то из вечеров Лара подошла к дому вместе со своим кавалером и демонстративно позволила тому немного вольностей.

Молодой офицер с невозмутимым видом сидел на лавочке и смотрел куда-то в сторону.
Раскрасневшийся кавалер ушёл. Лара выждала пол часа и спустилась во двор.
-Здравствуй, солдат! - насмешливо поздоровалась она, - Ты настойчивый! Чего хочешь?
-Тебя! - очень твёрдо ответил мужчина. И девушка смутилась.
-Я принадлежу другому мужчине. Ты зря здесь тратишь время!
Некоторое время отец смотрел ей в глаза, а затем спокойно ответил:
-Это неважно. Ты будешь матерью моих детей.

Позже отец признается, что сказал это под влиянием импульса. Скажет, что конечно был уверен в себе, но далеко не настолько чтобы всерьёз заявлять подобное, но... слова были сказаны. Те самые слова, которые меняют жизнь настолько, что ей уже никогда не быть прежней.

Лара была красивой, знающей себе цену женщиной. Лара была стервой в лучшем смысле этого слова. Лара могла перестервозить, довести, доконать любого своего поклонника. Но тут она растерялась. Этот мужчина не играл.
Отец поднялся с лавки.

-Я хочу свидание с тобой. Один час твоего времени. Я буду приходить сюда до тех пор, пока ты не согласишься.
-Я не соглашусь! - крикнула ему в спину Лара, - Слышишь? Я никогда не соглашусь! Хоть вечность здесь просиди!..
Она почти сдержала слово. Её хватило на целых полторы недели.

Перед первым (и единственным) свиданием с отцом надменная красавица поняла что нервничает. Этого мужчину не смущали уколы и неудачи. Он не нёсся вперёд, он неторопливо шёл. Впервые в жизни Лара понимала что может не справиться.

Коля не пытался произвести дешёвого впечатления. Он не повёл девушку в ресторан, всё равно отпущенного часа не хватило бы на полноценный ужин. Они просто пошли гулять по ночному городу. Пол часа девушка просто шла рядом. Затем мужчина взял её за руку. Они о чём-то говорили, он шутил, она смеялась. Давно минул отпущенный на свидание час, давно опустели рижские улочки, и в какой-то момент Лара обнаружила себя сидящей на лавочке рядом с этим непонятным и невероятным мужчиной. Мужчина что-то тихо пел и у неё кружилась голова. А ещё от него веяло такой спокойной силой и уверенностью в себе, что больше всего на свете ей сейчас хотелось прижаться к нему всем телом и никогда больше не уходить.

Мужчина откровенно любовался ей. Без грязи и пошлости, без намёков и полунамёков. Любовался. Лара поняла что пропадает в этих глазах и... ущипнула себя за руку.

-Николай, - она встала, - Час уже давно прошёл.
-Да, - так же спокойно и чуть удивлённо ответил офицер, - И что?
-Ты просил встречу. Я встретилась с тобой. Так?
-Так! - брови мужчины медленно сходились.
-Послушай меня очень внимательно, Николай. И не перебивай! - почти крикнула она, увидев как губы отца вздрогнули, - Я - латышка. У меня латышская фамилия. У меня латышская семья. И вся моя семья плохо относится к русским. Слышишь? Плохо! И ещё хуже - к русским военным, которые без спроса пришли на нашу землю. Не перебивай меня!

Я знаю, ты украинец. Но это не имеет значения. Здесь ты чужой. Тебя никогда не примут. Не примет моё окружение, не примет моя семья. Рядом с тобой я и сама стану изгоем. Ты не понимаешь и не сможешь понять. Потому что ты чужой. Молчи. Не перебивай!

Я латышская женщина. И у меня есть латышский мужчина. Он предложил мне стать его женой. И я согласилась. Слышишь? Согласилась! И я не оставлю его. Я не оставлю свою жизнь. Возможно, ты хороший мужчина, Николай. Возможно, у себя на Украине ты сделаешь счастливой другую женщину. Но не здесь. И не меня. Я обещала другому.

Молчи. И... отведи меня домой.

Отец промолчал. И отвёл девушку домой, как та просила. Но когда Лара уже готова была войти в подъезд, он схватил её за плечи, рывком прижал к себе и впился в её губы. Лара очень хотела возмутиться. Закричать. Исцарапать ему лицо и даже может быть выколоть ногтями глаза. Но вместо этого она обхватила его шею руками и жадно ответила. Это была любовь. Словно мотыльки, они вязли в любви как в паутине. Судорожно дёргаясь, стараясь высвободиться, но запутываясь всё больше и больше.

Ни отец, ни мама не помнят сколько они простояли там, возле подъезда. Кто-то проходил мимо, кто-то шипел, кто-то хихикал, они ничего не видели и не слышали.

Возвращаясь в часть отец пел. А мама тихо плакала в своей комнате, потому что понимала что спокойная и размеренная жизнь, которая виделась ей месяц назад трещала по швам и летела в тартарары. И виноват в этом был мужчина в форме, который без спроса пришёл в её жизнь, так же как много лет назад русские пришли в Латвию.

Наутро отцу Лары доложили что дочь путалась с русским военным. Я не знаю деталей скандала, но предполагаю что дело дошло до ремня. В ультимативной форме девушке было заявлено: если русский подойдёт к этому дому ближе чем на километр, у тебя дома больше не будет. И это была не шутка.

Встречи прекратились. В следующий приход во двор, на лавочке Николая встретил отец Лары. Он прекрасно понимал ситуацию и не пытался запугивать офицера. Он очень вежливо попросил отца оставить его дочь в покое. И сообщил что через два месяца она выходит замуж. Поэтому не нужно путаться под ногами. У латвийской девочки есть приличный латвийский мальчик. У латвийской пары будут красивые латвийские дети. И вообще они любят друг друга. А если офицер продолжит ходить во двор, отец девушки будет вынужден обратиться в милицию. И сообщить что офицер преследует его дочь.

Отец скрипел зубами. Лара ревела в своей комнате, но уже по иному поводу: красавец офицер уходил навсегда, а тихая размеренная жизнь уже не казалась чем-то очень уж привлекательным.

Отец перестал приходить под дом мамы. А там усиленно готовились к свадьбе. Как будто штамп в паспорте способен был что-то изменить.

До свадьбы оставалась неделя. Мама уже ни на что не надеялась, но однажды рано утром в дверь позвонили. Отец никогда не поднимался и никогда не звонил в дверь. Она была не готова к встрече.

Он стоял на пороге. Спокойный и уверенный, словно из камня сделан. Только губы дрожали и щёки горели. Голос не дрожал.
-Ты? - Лара изо всех сил пыталась унять дрожь в коленях.
-Я. Меня переводят в другой город. И в другую страну.
-Пришёл проститься? - Лара отчаянно пыталась спастись.
-Нет. Я за тобой. И без тебя я не уйду.

Мама много раз рассказывала мне эту историю и каждый раз одинаково, одними и теми же словами. У неё была тысяча аргументов и поводов послать его куда подальше. Но он взял её за руку. Взял очень нежно. Но в то же время так, что она поняла: вырваться не получится. Ни за что. Не каждый здоровый мужик был способен вырваться из этой клешни, что уж говорить о хрупкой девушке?
Он пойдёт до конца.

Лара тихо вздохнула, коротко взглянула на него исподлобья и покорилась его воле.

Это была Любовь. Та, которая один раз и на всю жизнь.
Отец Лары не шутил. До самой её смерти он так и не сумел простить ей любви к военному и бегства из под венца. Когда мне было то ли три, то ли четыре года, мама возила меня в Ригу, показать дедушке. Мы жили в гостинице, а встречались в кафе. Дедушка мне не понравился. Он явно не любил меня, а дети тонко чувствуют такие вещи.
После встречи мама грустила, но уже не плакала. Она сделала свой выбор много лет назад и никогда об этом не жалела.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив