Гай Юлий Цезарь и боевые п****ги

colonelcassad — 24.03.2013

Знакомый сегодня порадовал откровениями на тему того, что в псевдо-историческом сериале "Спартак", посвященного одноименному восстанию в 1-м веке до нашей эры, взяли, да и изнасиловали молодого Гая Юлия Цезаря, причем сие непотребство учинил сынок Марка Красса Тиберий.

Что тут сказать, сам сериал если в начале еще и подавал какие-то надежды, то позднее скатился в полное уныние, имеющее к истории восстания Спартака крайне смутное отношение. В этом плане он именно псевдо-исторический, несмотря на то, что формально там куролесят вполне себе исторические личности. Такая себе кино-беллетристика по мотивам, где рецепт популярности скроен из незамысловатых вещей - много секса, насилия и расчлененки + экшн в слоу-мо и закосы под операторские приемы из фильмов Зака Снейдера. Все это происходит на фоне довольно дешевых компьютерных задников. Ну и плюс все это усугублено различной гомосятиной и боевыми пидоргами. Так что новость о том, "что и Цезаря того...", вот ни разу не удивила. Даже странно, что это не сам Марк Красс отличился, а то можно было бы развить теорию, что триумвират Цезаря, Помпея и Красса был возможен по причинам "гомосексуального характера". Это было бы очень толерантно.



В комментариях к торрентам к сериалу забавные комментарии в духе, как так - и до Цезаря проклятые пидорги дотянулись? Таких комментаторов можно понять, видимо в предыдущих сериях показывали какие-то подвиги в стиле "Цезарь, будь мужиком!", а потом взяли и поимели - и Цезаря и зрителей.

На деле, вполне понятно, откуда растут ноги у этого эпизода. Историки как древнеримские, так и современные, вполне уверены, что божественный Юлий был натуралом, но по молодости лет, заработал себе пятнышко на репутации, которое ему поминали и после смерти.

Речь идет о том, что в молодости, Цезарь бывал в Вифинии, где его якобы соблазнил местный царь Никомед. Как и во времена Римской республики/Империи, ни тем более сейчас не было полной уверенности в том, было там что-то или нет. То сия история, есть не более, чем попавший в историографию Рима слух о грязном белье Цезаря. Достоверно установить там конечно же ничего нельзя, поэтому на основании имеющихся данных это скорее вопрос мог/не мог. Но осадочек от этих слухов остался и на страницах исторических летописей и последующих монографий.

Ну а раз, тема мутная, то для различных псевдо-исторических поделок, самое оно. Если вифинский царь мог Цезаря оприходовать, то что мешает сыночку Красса изнасиловать Цезаря? Само собой, такие подходы естественно будут вызывать разрывы шаблонов у людей изучающих историю по кино-поделкам и сравнивающих увиденное с клишированными образами наиболее известных исторических персонажей, которых насилуют неизвестные широкой общественности лица.

Ниже, кому интересен сей вопрос, статья американского историка Дж. Осгуда, на тему истории с "гомосексуализмом Цезаря". Статья хорошо показывает, как но основании ничтожных слухов, могут создаваться истории живущие даже не веками, а тысячелетиями.

Цезарь и Никомед



Около 80 г. до н. э. Юлий Цезарь, юноша примерно 20 лет, уехал из Рима, чтобы присоединиться к штабу Марка Минуция Терма в Азии с целью обучения военному делу. Терм занимался покорением Митилен, последнего из городов Азии, который продолжал сопротивляться Риму после недавней войны с Митридатом, и отправил Цезаря доставить флот от царя Вифинии Никомеда IV. Светоний (Iul. 2) сообщает, что Цезарь задержался при царском дворе и поэтому поползли слухи о его сексуальной связи с царем (prostratae regi pudicitiaei); и эти слухи лишь усилились, когда через несколько дней после завершения своей миссии Цезарь вернулся в Вифинию «под предлогом взыскания долга, причитавшегося одному его клиенту-вольноотпущеннику» (per causam exigendae pecuniae, quae deberetur cuidam libertino clienti suo).

Разумеется, в дальнейшей жизни этого римлянина постоянно обвиняли в том, что он делил ложе с царем, и в примечательной главе его биографии (Iul. 49) Светоний фиксирует ряд примеров. Приведем лишь некоторые: Лициний Кальв высмеивал Цезаря в известных стихах; Бибул называл своего коллегу «царицей Вифинии» (Bithynicam reginam) в эдиктах, которые издавал во время их консульства; Меммий обвинял Цезаря в том, что тот служил виночерпием царя на большом пиру, даже на глазах некоторых купцов из Рима, имена которых были названы в обвинении; а Цицерон писал, что Цезарь был приведен в спальню царя, что он, одетый в пурпур, возлег на золотое ложе и что «растлен был в Вифинии цвет юности этого потомка Венеры» (florem… aetatis a Venere orti in Bithynia contaminatum). В противоположность Светонию, Плутарх (Caes. 2.3) не упоминает ни о чем подобном, а вместо этого отмечает, что после своего отъезда из Рима Цезарь лишь ненадолго останавливался у Никомеда.



Современные авторы биографий Цезаря быстро минуют этот эпизод, обычно воспроизводя в какой-то форме утверждение Светония, что промедление Цезаря при дворе царя сразу вызвало разговоры о любовной связи. Гельцер в своем основном повествовании кратко упоминает посещение Вифинии и лишь в примечании указывает: «Участие Цезаря в придворной жизни подало повод к непристойным шуткам, бесконечно повторявшимся впоследствии». Майер, еще ближе придерживаясь Светония, комментирует это так: «Когда он был направлен к Никомеду, вифинскому царю, чтобы забрать морскую эскадру, о нем стали говорить, что он разделил ложе с царем. На протяжении всей его жизни этот эпизод давал его противникам и его солдатам материал для непристойных шуток». Совсем недавно Камм писал: «Цезарь провел при дворе достаточно времени, чтобы распространились скандальные инсинуации, будто он был развращен Никомедом», а Голдсуорси говорит о слухах, которые «быстро распространились» и повторяет содержание россказней Меммия и Цицерона. «Наконец, — говорит Голдсуорси, — это была весьма качественная сплетня, обыгрывающая глубоко укоренившиеся римские стереотипы». Жителей Востока и царей не любили, царские дворы не пользовались уважением, и поэтому «сплетня о престарелом распутном правителе, с. 688 лишившем невинности юного, наивного аристократа во время его первой поездки за границу получила широкое распространение»6. Голдсуорси рассматривает возможность того, что основная история правдива, но, как и Светоний, не выносит окончательного вердикта.

Разумеется, это утверждение в конечном счете остается непроверяемым, но далее в статье я намерен выдвинуть предположение о том, что хотя Цезарь, несомненно, провел какое-то время у Никомеда, однако настоящий интерес к этому инциденту возник лишь несколько лет спустя, а затем я намерен показать, что в действительности Цезарь имел совершенно иную причину для того, чтобы проводить время в Вифинии, проигнорированную как античными, так и современными биографами.

Подобно прочим римским аристократам, Цезарь начал свою карьеру в общественной жизни — и таким образом привлек внимание своих современников в Риме — с первого выступления в судах. В 77 г. или, возможно, в начале 76 г., после смерти Суллы, молодой человек обвинил в злоупотреблениях при управлении провинцией одного из сторонников диктатора, Гнея Корнелия Долабеллу, который служил наместником Македонии и вернулся, чтобы отпраздновать триумф.

Процесс, конечно, вызвал переполох; Цицерон, несомненно, присутствовал на нем, чтобы послушать речи защитников Долабеллы, знаменитой пары Гортензия и Котты. Столкнувшись с такими опытными противниками, Цезарь проиграл дело, но все же оставил долговечное свидетельство своего красноречивого обличения в опубликованной версии обвинительной речи. Тацит (Dial. 34. 7) пишет, что во времена империи ее еще читали с восхищением. Геллий, интересовавшийся грамматической проблемой, цитирует короткий фрагмент из нее (NA 4.16.8).

Можно предположить, что, — как нередко бывало, — существовала и третья защитительная речь, произнесенная самим Долабеллой, ибо Светоний цитирует речь (actio) этого человека, в которой тот называет Цезаря «царевой подстилкой» и «царицыным разлучником» (paelicem reginae, spondam interiorem regiae lecticae, Iul. 49.1). Эми Ричлин верно отметила, что в римском красноречии обвинения в пассивном гомосексуализме, подобные этому, как и другие обвинения в неподобающем сексуальном поведении, обычно были направлены против молодых людей или относились к периоду молодости пожилого человека. То есть, поскольку pudicitiaii была важной характеристикой идеального римлянина, pudicitia противника нередко ставилась под сомнение. Изысканный пример можно найти в процессе поразительно красивого Марка Целия, один из обвинителей которого, Семпроний Атратин, назвал обвиняемого «милашкой Ясоном» (pulchellus Iason). Цицерон, чувствовавший необходимость уделить некоторое внимание этому обвинению в опубликованной версии речи, объясняет (Cael. 6):

Что касается упреков в безнравственности, которые Марку Целию бросали в лицо его обвинители, не столько обвинявшие, сколько во всеуслышание поносившие его, то он никогда не будет расстроен этим в такой степени, чтобы пожалеть о том, что не родился безобразным. Ибо это самая обычная хула на тех, чья внешность и облик были в молодости привлекательны. Но одно дело — хулить, другое — обвинять.

Несмотря на возражения Цицерона, заявления обвинителя относительно pudicitia Целия, вероятно, были важны для демонстрации того, что Целий, обвиненный в visiv, является неуправляемым и представляет опасность для общества; но Цицерон, несомненно, прав, утверждая, что в определенном риторическом контексте обвинения, касающиеся pudicitia человека, как бы ни были они тщательно сформулированы, могли скорее играть вспомогательную роль с целью снижения его престижа в целом, чем иметь первостепенную доказательную ценность. Временами подобные обвинения могли предъявлять лишь для того, чтобы унизить противника и, как утверждает Цицерон, их тогда просто бросали мимоходом.

Цитата Светония из речи Долабеллы сама по себе, несомненно, представляет одну из таких попыток унизить. Действительно, атака на pudicitia красивого молодого противника была практически ожидаема, как способ ослабить Цезаря и укрепить собственный авторитет. Однако проблема состояла в том, что Цезарь не был Целием; согласно всем источникам, он был счастливо женат с ранней юности (и впоследствии оставался в этом браке до тех пор, пока его жена Корнелия не умерла в 69 г. до н. э.).

Единственным материалом для обработки, который сумел отыскать Долабелла, было время, проведенное Цезарем в Вифинии, в том числе посещение Никомеда. Хотя слух и мог уже поползти сразу после миссии Цезаря, возможно также, что Долабелла придумал эту историю — может быть, используя некоторые ключевые детали, сообщенные ему Термом (два сулланца должны были знать друг друга, так как оба занимали должности в 81 г. до н. э.).

Как мы видели, это было абсолютно типичное заявление для римских судов. Но безусловно доказуемо лишь то, что та версия обвинения, которую озвучил Долабелла, — самая ранняя из всех, какие смог отыскать Светоний, а речь Долабеллы, будучи опубликована, должна была придать этому обвинению широкую известность в Риме. Его actio на этом знаменитом суде послужила источником для всех последующих сплетен, особенно громких с 65 года, когда поведение Цезаря во время эдилитета стало вызывать опасения у некоторых его коллег-сенаторов. В предшествующие годы, как блестяще показал Герман Штрасбургер в своей работе Caesars Eintritt in die Geschichte, современники обращали мало внимания на Цезаря: во многих отношениях он был всего лишь обычным нобилем.


Цезарь переходит Рубикон и начинает очередную гражданскую войну в Римской республике.

Позднее, когда собственные солдаты высмеяли его по поводу истории с Никомедом, Цезарь (согласно Dio 43.20.4) был так задет, что принес клятву, что этого никогда не было. Конечно, это обвинение могло все сильнее раздражать диктатора. Возможно также, что именно он распространил рассказ о том, что вернулся в Вифинию ради интересов своего клиента, которому причитался там долг: это не только давало альтернативное объяснение, но и проливало благоприятный свет на Цезаря, который, как мы увидим, гордился, что проявлял большое внимание к тем, кто зависел от него. И было хорошо известно, что римские кредиторы вели важные дела в Вифинии. Цезарь мог рассказать эту историю в опубликованной версии своей обвинительной речи против Долабеллы или в речи «За вифинцев», которая будет рассмотрена ниже.

Но в действительности у Цезаря была еще одна причина для того, чтобы провести время в Вифинии. Отправившись по поручению Терма, предприимчивый молодой аристократ ловил возможность приобрести себе полезные иноземные клиентелы, которые могло предоставить это царство, и не в последнюю очередь — царская семья, сколь бы ни была превратна ее судьба в последнее время. Как показал Эрнст Бэдиан в своем классическом исследовании, эти взаимоотношения не только имели символическую ценность (ибо свидетельствовали о влиянии римского аристократа), но и могли принести осязаемую выгоду (например, предоставление ценных произведений искусства на время эдилитета или важных свидетелей для суда по делу о вымогательстве). Любой молодой нобиль стремился их завязать, и известно, что примерно в это же время Цезарь искал дружбы других клиентов — например, в Македонии (как свидетельствует обвинение Долабеллы) и в Греции (Цезарь представлял интересы неких греков в процессе против Гая Антония, вновь окончившемся неудачей, вскоре после суда над Долабеллой).

Как показывают дальнейшие события, которые будут рассмотрены ниже, Цезарь преуспел в приобретении новых друзей и клиентов в Вифинии. Но после смерти Никомеда Цезарь потерял некоторые из приобретенных преимуществ, так как царство перешло к римскому народу (хотя те римляне, которые осуществили аннексию, несомненно, присвоили себе часть богатств царя, в том числе произведения искусства). Однако Цезарь остался верен своей вифинской клиентеле, как свидетельствует фрагмент произнесенной им речи «За вифинцев», процитированный Авлом Геллием (NA 5.13.6):

Ради гостеприимства ли царя Никомеда, либо ради нужды тех, о деле которых идет речь, не смог я избежать этой обязанности, Марк Юнк. Ведь со смертью людей не должна уничтожаться память так, чтобы она не сохранялась самыми близкими, и без крайнего бесчестья нельзя оставить клиентов, которым мы обязаны оказывать помощь даже против собственных родственниковv.

Контекст этой речи трудно установить: она произнесена после смерти Никомеда (в конце 75 или 74 гг. до н. э.) и, как сначала предположил Далман, может представлять еще одно обвинение repetundarumvi, вероятно, против самого Юнка, который служил наместником Азии в тот период, когда была аннексирована Вифиния. В таком случае эта речь была произнесена, когда Юний Юнк и Цезарь вернулись из Азии, где между ними произошла стычка после похищения Цезаря пиратами. Каковы бы ни были обстоятельства произнесения этой речи, фрагмент Геллия дает ценное свидетельство о том, что Цезарь установил с Никомедом отношения гостеприимства; hospitium технически отличалось от clientela (потому что его участники, по крайней мере, теоретически, были равны), однако влекло за собой во многом схожие преимущества и обязательства. Этот фрагмент показывает также, что Цезарь приобрел в Вифинии еще какую-то группу клиентов, дела которых, видимо, были связаны с Никомедом.


Марк Туллий Цицерон

Возможно, что одним из вифинцев, упомянутых в этом фрагменте, была Ниса, дочь Никомеда, в защиту которой Цезарь произнес речь, по-видимому, уже в другой раз. Согласно Светонию (Iul. 49.3), в этой речи, произнесенной перед сенатом, были перечислены beneficiavii, полученные Цезарем от покойного царя: можно не сомневаться, что в списке Цезаря не значились сексуальные услуги, и именно в этом Цицерон усмотрел повод для шутки (процитированной Светонием), которая стала ходовой: «Оставим это, прошу тебя: всем отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты!» (remove istaec, oro te, quando notum est, et quid ille tibi et quid illi tute dederis). Несмотря на эту остроту, данный эпизод снова говорит о знакомствах, которые Цезарь завязал в молодости.

Подведем итоги: о достижениях Цезаря в Вифинии свидетельствуют его собственные слова в речи «За вифинцев» и его усилия, предпринятые в интересах Нисы. Весь этот эпизод представляет собой замечательный пример иноземной клиентелы (и связанного с ней гостеприимства). С другой стороны, озвученное Долабеллой обвинение в интрижке с Никомедом, первая надежно датированная версия этой истории из известных нам, естественно вписывается в обычаи римских судов. В будущем авторам биографий Цезаря следует меньше останавливаться на этой и последующий версиях данной басни. Вместо этого им следует видеть в пребывании Цезаря в Вифинии первый и ранее не замеченный шаг молодого аристократа, подготавливающий политическую карьеру в Риме.

http://ancientrome.ru/publik/article.htm?a=1290154606# - цинк

С учетом того, что авторы сериала где-то заикались, что собираются в таком же духе как в "Спартаке" живописать "занимательные похождения Цезаря", то при известном желании, эпизод с Никомедом там всплывет.

И кстати, несмотря на различные расхожие мифы на тему разнузданности нравов в Древнем Риме, поведение Цезаря в период заката республики, хорошо показывает, что козырять гомосексуализмом считалось неприличным, а обвинения в нем для должностного лица были постыдными при всей явной и мнимой римской распущенности.

PS. На заглавной картинке, Гай Юлий Цезарь принимает капитуляцию военного вождя галлов Верцингеторига при Алезии. История реальная, а не мифические подвиги Цезаря в борьбе с восстанием Спартака.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив