Феедемон по имени Йакриведко

inesacipa — 12.09.2015
Все началось (или продолжилось) очередным нашествием порнофилов на блог Максима Далина. У меня, кстати, уже мозоли на руках — и вовсе не от приятного времяпрепровождения а-ля далинские визитеры, о нет. Мозоли образовались от постов, демонстрирующих, сколь безупречна моя теория "ВСЕ приходящие критиковать негативное отношение к фикоперам есть существа бездарные, бесполезные и безнадежные, без исключений". В старом посте по ссылке третий апдейт. Феечек и блогородных ельфов постигла радужная диарея.

Конечно, в силу научного мышления я обязана предусмотреть существование исключений из правила, хотя бы теоретически. Однако я давно не верю, что талантливые, востребованные и развитые личности способны:
а) таскаться к незнакомым людям, предпочтительно к профессиональным писателям, с требованием писать так, как нравится им, залетным мимокрокодилам;
б) предлагать писателям концепции придуманного ими УГ, вращающиеся вокруг потрахушек и затрахушек, в твердой вере, что это годный сюжетец;
в) хамить в духе "многабукафф, ниасилил, фтопку", заслуженно получать по морде и колоть истерики, полагая, будто это и есть любезное приглашение к дискуссии;
г) носить ники вроде Ёбнутая Хантнутая Хёнтаем.

Талантливый человек может быть дураком в некоторых отношениях, но если он глуп тотально, останется невостребованным и неразвитым, а его природные способности постепенно сдохнут. Любые способности сдохнут в процессе написания хёнтанутых шыдевров (цитата): ""Дракон Ормар. В далекие времена на двурогой горе Фирион испокон веков жил дракон, чье имя было Ормар Хранитель, Ормар Черный, дракон-колдун, хозяин Палат Огненных Сполохов, расписанных языками пламени, выложенных сердоликом и янтарем. Элва и Король. Вторая из моих историй о Короле, рассказывающая о том, как вновь присоединил он к своим владениям рябиновую рощу Коль Дарг, как спорил за нее с черным альвом Туидхаэ, и как встретил в своем путешествии смертную, пожелавшую отправиться в страну альвов. Эрарта, пять этажей угара и содомии".

От обещанных пяти этажей угара и содомии даже Трехголовый проснулся. Ну вы знаете, как он, гад чешуйчатый, умеет спать. Однако драконоомар, да еще в палате (больничной?) со всполохами (съел что-то не то?) вызвал в нем видовое сочувствие. Короче, вот вам новая сказка для взрослых.

Трехголовый, конечно, знал: другие драконы где-то рядом. В нескольких часах полета над лесами, где водятся упитанные олени и сочные кабаны, низкохолестериновые кролики и высокохолестериновые фазаны; над долами, где поселяне разводят домашний скот, не умеющий быстро бегать и ловко прятаться; над городами, где ранним утром из пекарен выкатывают большие тележки со свежим хлебом — ровно столько, чтобы залетному дракону позавтракать выпечкой. А за его, Трехголового, охотничьими угодьями начинались чьи-то еще угодья, за охоту в которых можно было и по трем шея́м получить. Поэтому старый дракон предпочитал не напрашиваться в гости, заявившись голодным после целого дня махания крыльями и затребовав у хозяина угощения чем боги послали. Боги могли так послать, что самому придется гостей принимать. И не всегда добровольно.

Поэтому нарушающих его, Трехголового, уединение, дракон встречал типичной драконьей паранойей. Мало кто осознавал доброту огнедышащего ящера, когда он, смирив свою безошибочную интуицию, терпел гостя аж до второй, а то и третьей глупости, не убивал сразу. Даже выжившие почему-то не прибавляли Трехголовому хорошей репутации. Приходилось всеми силами поддерживать плохую — не оставаться же без репутации вовсе на старости лет?

Однако соперничать репутацией с тем, что пришло на Драконий утес в начале осени, было сложно. Пыхтя и скользя по естественной, гм, смазке, по Последней тропе ползло какое-то чудище, похожее на гусеницу, чей окрас буквально вопил: не ешь меня, ядовитая я! Репутация распознавалась издали, по одному только окрасу: гребни кислотных цветов на голове и на спине, разузоренное под хохлому тело, глаза, похожие на две набрякшие опухоли и вращающиеся в разные стороны, точно на ниточках, лапы, а может, присоски числом непонятно сколько — и что прикажете с эдаким делать?

— Еда или игрушка? — как бы сам себя спросил Младший. И немедленно сделал умное лицо.

На самом-то деле он спрашивал Старшего и Среднего, как самых сообразительных в их триаде. Вечный внутренний Ребенок снижал концентрацию и мешал младшей голове победить в этом мерянье... мозгами.

— Кажется, ни то, ни другое, — бросила средняя голова и неожиданно для остальных свесилась с обрыва, поинтересовавшись: — Вам помочь?
— Да, пожалуйста, молодой человек! — раздалось в ответ пыхтение, вызывающее бездну сочувствия.
— Если ты молодой, то сколько ба... тё... даме лет? — шепнул Младший. Ну как шепнул? Эхо в соседних холмах не раскатилось — и на том спасибо.
— Не груби, — предупредил Средний. — Видишь, у леди проблемы. В ее положении ты бы смотрелся не лучше.
— Правду говорите, юноша... или кто вы там, — прокряхтела радужная гусеница, устроившись на краю площадки, куда Трехголовый ее любезно перенес и теперь с изумлением разглядывал собственные лапы, измазанные... кремом?

Драконы не брезгливы, поэтому когда Младший, недолго думая, облизал палец, некому было скривиться и сделать страшные глаза. Остальные головы поглядели скорее с интересом: что скажешь?

— Мороженое! — обалдел Младший. — Фисташковое. Тетенька, зачем они вас вымазали в мороженом? Чтобы я вас точно съел?
— Деточка! — горестно ответил кремовый монстр. — Это не меня вымазали, а я, можно сказать, всё вокруг перемазала. Позвольте представиться — фея чувственных услад.
— Фей я знаю. Вы не фея, — хмуро припечатал Старший. Ему явно не нравилась пришелица, и он предполагал (интуитивно, чисто интуитивно), что она чуточку лукавит. А точнее, нагло врет.
— Ну-у, — задумчиво протянула радужная гусеница, — тогда демон слэша.
— Это я понял, что вы демон и чего вы демон, — поморщилась старшая голова. — А звать-то тебя как, болезный? — С выходцами из недр человеческого подсознания церемониться было незачем. Особенно драконам.
— Йакриведко, — ответно поморщилась истекающая липкой сладостью инфернальная сущность.
— Сочувствую, — встрял Средний. — А, собственно, чему обязаны?

Демон слэша, он (она? оно?) же фея чувственных услад уселась на свои нижние сегменты, а может, просто подняла верхнюю половину тулова и глянула на Трехголового проникновенно этими своими... сладкими опухолями:

— В тебе, я вижу, нет ни капли романтики.
— Не-а, — ухмыльнулся Младший. — И искать не советую.
— То, что надо, — жестко, словно и не оно тут сиропом истекает, заявило существо. — Я собираюсь завоевать твою страну. Потом мне будет нужен дельный советник.
— Завоевать мою страну? — изумился Трехголовый устами Старшего. — Во-первых, она не моя и никогда моей не была.
— Во-вторых, я не в курсе, чья она на данный момент, все равно проснусь — а она уже чья-то еще. Замучаешься запоминать, — добавил Средний.
— В-третьих, ты в таком сладком виде с трона соскользнешь. И не один раз. Коронация пройдет очень весело, — продолжил свои смехуечки Младший.
— Я не о таком завоевании, — махнул ложноножкой демон слэша. — Меня не интересуют троны и короны. Ради них не стоит лохматить Цербера. Меня интересуют души людские!
— О, если ты о душах здешних жителей, то обломись, — покачал головами дракон. — У местных души нет. Овцы есть, свиньи есть, коровы есть, куры есть, даже кролики есть — проверено. А души нет.
— Как это нет?! — возопил фея-демон-инфернал-растлитель. — У меня душепоиск сработал!
— И что? — с живейшим интересом осведомилась средняя голова: — Привел куда-нибудь?
— Сюда и привел!
— Так это он на меня сработал, — снисходительно пояснила старшая. — Это мою душу ты уловил своими... отростками. А больше здесь ни одной души нет.
— Да не может того быть! Я же вижу церковь в долине. И еще одну, за рекой. Вот на ангела им церкви, если спасать нечего?
— А шляпки? — вопросил, заведя глаза, Младший. — А туфельки, а лучшие воскресные шмотки? Куда их носить, как не в церковь? Вот если бы каждую неделю кто-нибудь помирал или женился, можно было бы ходить на похороны и на свадьбы, но без церкви, опять же, любое торжество не более чем обжираловка. Расписались в книге актов гражданского состояния — и жра-а-ать...
— Ты не подумай плохого, — сочувственно улыбнулся Трехголовый всеми зубами средней головы. — Народ в этих краях добрый, отходчивый. Верующий или, точнее, легковерный. Стыдливый... умеренно. Щедрый еще умереннее.
— Но душа, которую ты намереваешься растлевать, — перебил собрата Старший, — она же должна того... хотеть трахаться, а мечтать о невинности?
— Как-то так, — кивнул, роняя шматы крема, слэшедемон. — Невинность должна быть преходяща, а лучше и вовсе недостижима, развращенность должна рулить в помыслах и действиях. Или наоборот, все помыслы потенциального грешника обращены к разврату, однако невинность не сдается и остается при мечтательном развратнике, невзирая на все его потуги к растлению. Что создает когнитивный диссонанс и открывает душе врата ада.

Младшая голова уже вовсю хохотала, зажав пасть верхними лапами и делая вид, что скорбит по обреченному человечеству.

— Это тебе века через три-четыре прийти надо. — Старший понюхал воздух. — Прозревая мрак грядущего и срывая покровы неизбежного, предрекаю формирование тех отделов души, которые тебе надобны, через четыреста лет! Если технический прогресс пойдет как надо.
— А он-то тут при чем? — простонала фея, на глазах съеживаясь в жалкое сегментированное насекомое. — При чем тут технический-то прогресс?
— Да потому что за скотиной ходить будет десять процентов населения! — треснул лапой по скале дракон. Скала согласно загудела. — Свеклу полоть — еще десять! Технику руками починять — еще пять! А все остальные будут хер... пиз... душой страдать. И растить в себе когнитивный диссонанс и детскую психотравму, бигендерность и трансгендерность. А сейчас про эту пакость не знают и знать не хотят, у людей то посевная на носу, то покос, то отел. Кого ты при такой занятости растлевать будешь, хороняка?

Трехголовый схватил демона слэша в охапку, не обращая внимания на то, что весь перепачкался, подтащил к скальной полке, с которой, бывало, взлетал в сине небо или пялился в даль светлую:

— Вот этих? — И ткнул кривоватым когтем в ближайшее поле.

Посередь поля, не боясь ни бога, ни демона слэша, прекрасно проводили время двое... нет, трое... кого-то. С дальнего расстояния было не видно, кто с кем и кто какого пола, но все трое явно находились в гармонии с природой. Природа, изрядно помятая молодыми горячими телами, не возражала против потравы. В отличие от возмущенного хозяина нив и пажитей, приближавшегося к теплой компании с дрыном наперевес. Через минуту троица любовников уже бежала сквозь зеленя, будто порскнувшие зайцы, сверкая крепкими крестьянскими задницами и грязными крестьянскими же пятками.

— Ну ведь их заставят жениться... — неуверенно завела фея свои фейские глупости.
— Кого на ком? Мельника на сыне кузнеца или сына кузнеца на жене мельника?
— Они нарушили святость брака. Поп их проклянет! — взвизгнул выходец из старомодного, как всё вечное, ада. — Обязан проклясть!
— Он обязан крышу держать в порядке!
— При чем тут его крыша?
— Ладно бы его, а то крыша церкви. Мельник, мельничиха и сынок кузнеца за свои игрища после исповеди по три золотых отвалят. Баба покров вышьет, мельник поповское семейство мукой обеспечит, кузнец с сынком паникадило новое скуют. Ты хоть знаешь, сколько стоит приличное паникадило? Да откуда тебе знать, сладкому... — Дракон сверкнул на фею Йакриведко хищным глазом. Нехорошо так сверкнул. — Если всех, кто под кустом тройничок устроил, от церкви отлучать, придется тому попу веревкой подпоясаться и в лохмотьях по стране бродить, нести слово божие, пока сам под кустом не сдохнет.
— И что, никто не согласен нести слово Его? Какое падение нравов! — почти с упоением прошептала фея-гусеница.
— Трое согласны. На всю страну трое. Ничего, нам хватает, каждую неделю шоу "Въезд в Иерусалим" смотрим, обсуждаем, кто круче заехал.
— Какая бездуховность... — прошептал, бледнея под сладостью, шокированный демон.
— А я что говорил? — довольно хмыкнул Трехголовый. — Души у них нет, мораль аморфна, рефлексии зачаточны. Во всем свекольные поля виноваты.
— Почему свекольные поля? — обморочным голосом спросила Йакриведко.

Вид у пришелицы был такой, точно она выбирает между кратковременной комой и хроническим психозом.

— Очень хорошо у нас свекла растет, — практически пропел Средний. — А ее полоть надобно. Прополешь ее, паскуду, от рассвета до того конца поля — и сил на рефлексии уже не остается. На размножение еще какой-никакой потенциал наскребешь, зато на духовные изыскания — ни синь-пороха.

— Но есть же богатые бездельники! — выкрикнул демон в последнем усилии зацепиться в этом бесприютном, бездуховном мире.
— Есть. У них и вовсе никаких моральных принципов нет, свекловоды рядом с ними праведники, — припечатал Трехголовый. — У богачей не то что благосостояние — жизнь на волоске висит. Родовой кодекс велит защищать родовую честь, как шлюху на пиратском судне, от каждого косого взгляда! Так что аристократ у нас в шесть утра уже на ногах и на заднем дворе — фехтует с двух рук, не просыпаясь. И так десять лет без выходных. Повзрослел — новый уровень: придворные интриги. Квест "Как переспать с королем и при этом выжить, разбогатеть, а если уехать в ссылку, то не очень далеко". Есть людям время о душе подумать?
— А... — нерешительно промямлила носительница духовности и сладости невыразимой, — ...а подростки? Они же должны переживать кризис взросления! Гормональные бури, прыщи, непривлекательность, невостребованность...
— Чевой-то сразу невостребованность? — внезапно обиделась младшая голова. — Не слыхали у нас ни про какую невостребованность. Кто побогаче — в бордель дите сводит, кто победней — так, с вдовушкой какой перемигнутся и на сеновал... благословит. Зачем еще в церковь ходить? А на службе лучше всего видать, кто овдовел — вуалька, печалька, все дела... Поморгаешь вдовице во время проповеди — и гормональные бури как рукой снимет! То есть можно, конечно, и рукой, но лучше все-таки...
— Без подробностей! — неожиданно вызверился демон. — Это Я должен был научить всех распутству и святотатству! Я должен был вызвать всплеск бездуховности! Я должен был проложить из вашей жопы мира мощеную дорогу в ад! И пришел сюда не затем, чтобы меня унижали. Я собирался взять тебя в советники, ты, черная душой человеконенавистническая тварь!

Трехголовый, конечно, славно развлекся за счет феедемона, но не собирался спускать тому с рук... или откуда там? а, неважно! Не собирался спускать, короче.

— А не пошел бы ты! — взвился Младший. — Домой в преисподнюю! Тебе что, плохо советовали: вернешься через четыреста лет, когда твой душеджипиэс выдаст первого рефлексатика!
— И желательно с одной головой, — подтвердил Старший. — А то мало ли, опять на меня среагирует. Через четыре столетия я, боюсь, уже не буду таким толерантным. И, говорят, к старости вкусы меняются, даже драконы начинают любить сладкое. Я вот ощущаю некие изменения прямо сейчас. — И старшая голова демонстративно принюхалась к остолбеневшей адской сладости по имени Йакриведко.
— Помнишь, что нам говорила наша мама? — нравоучительно заметил Средний. — Мороженое полагается облизывать, а не откусывать.

Демон воспрял.

— Ты забываешь, — театральным шепотом огласил округу Младший. — У нас не было мамы. Мы драконы и вылупляемся из яиц вполне жизне- и дееспособными. А почему мороженое не положено откусывать? Я вот всегда...

Демон снова увял и спешно куда-то засобирался. Не стоит и говорить, что через пару минут не только скальная полка, но и Последняя тропа были пусты. Видимо, заползание на скалу с кряхтением и оханьем было всего лишь средством разжалобить дракона и вызвать в нем желание помочь. Плохо у них в аду с пониманием природы драконьей жалости. А тем более драконьей помощи.

Трехголовый почесал брюхо и оглядел свои леса, долы и города. Люди, как во все времена, жили с душой и без, думали о высоком и хотели низменного, страдали от недостижимости вожделенного и пытались соответствовать тому, во что ни капли не верили. Словом, жизнь человеческая шла своим чередом, не обращая внимания ни на выходцев из ада, ни даже на огнедышащего дракона на высокой скале. У людей и без предчувствия конца света было полным-полно забот.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив