Эйлатские страдания. Заметки российского бродяги

lifemimo — 19.06.2012

Совок — он и в Африке совок. Тем паче, что место, где я оказался стараниями озабоченной моим правильным времяпрепровождением, местной жительницы Таньки, а именно в Эйлатская губерния, - расположено аккурат на египетской границе. А Египет, как известно, находится уже на африканском континенте, и если кто в этом сомневается, то пересмотрите внимательно карту глобуса.

Ну, что я вам могу сказать за это место? Визуально оно чудесно, если бы не невъебенная жара, за которую, по слухам, местным жителям даже приплачивают, аки в России обитателям районов крайнего севера.

Но теперь я не об этом. Вот, сколько бы мне не говорили, что совок давно уже подох и пора забыть о нём, как о страшном сне, я гневно отвергаю эти утверждения. Совок жив внутри нас, по крайней мере, тех, кто родился и рос в те времена. Даже и теперь, уже имея неоднократный опыт проживания в ином, нежели Россия месте, где всё устроено по стандартам цивилизованного мира, в той же гостинице я не могу до конца расслабиться и избавиться от ощущения, что ты делаешь что-то не так, что на тебя как-то не так смотрят; терзаюсь сомнениями, могу ли что-то лишний раз попросить, хотя внутренне понимаю, что всё принесут жареным, пареным и булькающим по одному движению глазных яблок клиента. Хорошо хоть, что вся эта дурь улетучивается спустя первые десять минут с одновременным приходом осознания того, что всё позволено, ибо за это уплачено и твои пожелания непреложный закон для персонала. Ну, если это в пределах разумного. Понятное дело, что нельзя срать в бассейне, или блевать с перепоя на ресепшене (извините за мат), как это делают соотечественники с нижнего тагила. Но этот, с позволения сказать, отвяз у них тоже исключительно от страха, и на самом деле, таким нестандартным психотерапевтическим приёмом они глушат в себе зашуганность замурзанного совка. Впрочем, перехожу к приятному.

О величайшее изобретение кулинарного сервиса "шведский стол", тебе воспеваю я хвалу и падаю ниц! Каждый раз, когда я оказываюсь пред светлым ликом твоим, оцепенение сковывает все мои члены, и я превращаюсь в соляной столб посреди этого изобилия. Я заворожено смотрю на окружающие фантастические кулинарные изыски, сжимая в непослушных пальцах, пока ещё пустую тарелочку. С трудом очнувшись от этого мОрока, прыжком гепарда я приближаюсь к объекту вожделения, и здесь начинается главная батальная сцена.

Немного в сторону. "Шведский стол" не терпит к себе легкомысленного отношения. Тут необходима выучка, целый комплекс знаний, достойный объёмистой брошюры, посвящённой методическому руководству. Иной раз я с чувством глубоко сострадания наблюдаю худенькую девушку, которая в обычной жизни завтракает стаканом кефира, а ныне прущую тарелку, с горой накиданную каким-нибудь единственным блюдом, по предположению несчастной, возможно, вкусным. Как правило, по этому признаку я сразу вижу свою сестру-совка. Бедняжка втыкает в эту гору вилку, хомЯчка исчезает в её прелестном ротике и, о Боги, я вижу в её лице горькое разочарование. Но воспитанная в совковом менталитете бедняжка уплетает это, так как по её мнению — раз уже взято, то надо есть ("хлеба к обеду в меру бери, хлеб драгоценность, им не сори!" - помните этот лозунг, мои сооотечественники по стране, в которой в любой момент может разразиться голод, и этот генный страх живёт в головах многих поколений совеЦких людей). Несчастной не приходит в голову, что проще это всё отставить в сторону и ринуться к очередному снаряду. Вместо этого, последние куски она впихивает себе в глотку буквально пальцами и запив половиной стаканчика сока, который тут же вытекает у неё из ноздрей, начинает пробираться в сторону своего номера на подворачивающихся каблуках-шпильках. Там, не сомневаюсь, она долго тужится на горшке, и тем её ужин завершён.

То ли дело опытный боец вроде меня. Я подхожу с чувством собственного достоинства ко всем снарядам сразу и забрасываю в тарелки ровно по одной ложке от каждого из разнообразных блюд. Таким же образом я поступаю и с напитками. Из огромного множества тарелок, которые теснятся на моём столе, я, как говорят братья хохлы, слегка лишь попиднадкусывав того-сего, безжалостно отставляю в сторону не прошедшее мой конкурсный отбор. И уж после того я возвращаюсь на раздачу, чтобы взять фаворита моих органолептических исследований, но уж теперь-то — тарелку с горкой. Острое всё настолько, что даже страшно выдохнуть, в опасении того, что из тебя, как из ракетного сопла, вырвется столб пламени, и на этом самом месте перед глазами возникает образ доктора в шапочке с красным крестом, укоризненно грозящего пальцем. А уже после окончания трапезы можно пробираться на подгибающихся ножках к своему номеру, чтобы в течение часа тужиться там на горшке.

И отчего-то именно в эти минуты мне обычно вспоминается какой-нибудь поганенький советский пансионат, с жиденьким супиком и начинающим подванивать бифштексиком с пюре. Всё это обычно венчает алюминиевый чайник с подкрашенной и подслащённой водой. О, безжалостная память, почто ты мучаешь меня?

Меж тем, на следующий день в отель организованной группой заезжают арабки. Все они, как одна, закутаны с ног до головы, и для полноты этого строгого ансамбля, состоящего сплошь из радикально чОрных тряпок не хватает, разве что, паранджи. Но даже и под этими плотными одеждами угадываются такие формы, что я судорожно сглатываю сухой комок в горле.

Вечером в отеле коктейль и танцпол. Арабки настолько активны в танцах под западную попсу, что я не верю своим глазам. Да и это бы ещё ладно, но они так пластичны в своих змеино-извивающихся движениях, что у меня начинает стучать в висках. И смею вас уверить, что никакие белокожие леди, одетые настолько откровенно, что декольте прикрывает разве что соски, а юбки оканчиваются вообще в миллиметре от того, где начинается самое захватывающее, не способны так завести с пол-оборота, как эти ближневосточные девки, чьи одежды оставляют открытыми только их лица.

Плюнув с досады, я ухожу на берег Красного моря остудить хуй лоб в его прохладных водах, а танцы продолжаются далеко за полночь.



Собственно, так проходит половина дороги. В своём роде пейзажи прекрасны. Ну и что, что я привык к тайге непролазной. А для бедуинов именно это их родная стихия стихия. Один мой друг детства в вековой чистоте русской крови которого не придёт у в голову усомниться даже самому пытливому исследователю, не говоря уж о безукоризненной дворянской родословной кореша и десяти годах служения во монашестве, напившись всегда приговаривал: "В Израиль хочу, там холмы и барашки пасутся". Про холмы-то он угадал, а вот того барашка, которому придёт в голову пастись на этих холмах, иначе как бараном и не назвать







Я многажды обращался к теме стиля поведения израильтян в транспорте. Но этот снимок я считаю вершиной своего репортёрского хантерства. Солдатик устал и просто прилёг в проходе автобуса. Что бы стало с вами при аналогичном поведении кого-нибудь в наших российских автобусах? Да от возмущённых криков заполошных российских баб, из могил ближайшего к маршруту кладбища повыскакивали бы испуганные покойники. А здесь это ни на минуту не отвлекло ничьёго внимания, кроме меня - наивного и всему удивляющегося скитальца. И вдруг я понял! Это не невоспитанность и не прочие оценочные категории, коими так богато общественное российское мнение. Просто люди здесь во всей стране чувствуют себя как дома. Один большой общий дом, которого нет у нас, живущих по всяким саранскам, таганрогам и прочим пермягам, когда закрыв за собой снаружи двери своих квартир мы сразу ощущаем себя как разнопородные звери в диком и недружественном лесу


Заселился на три дня в эйлатскую общагу


Посмотришь с балкона, именуемого здесь непривычным словом "мерпесот" налево - Красное море


Посмотришь направо - опять холмы


Возле общажного бассейна можно поваляться вот в таком, типа, алькове

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив