Энглизированная наука

m_yu_sokolov — 13.08.2018 Еще в начале июля на совещании премьера Д. А. Медведева с ректорами ВУЗов было принято решение о переводе всех научных публикаций на английский язык. Ректор ВШЭ Я. И. Кузьминов, спустя месяц нарушивший (возможно, с благословения высшего начальства – "Теперь об этом можно рассказать") первоначальный режим секретности, разъяснил суть мероприятия: "Российская наука должна быть гораздо более видимой в мире, и мы должны вложить средства в продвижение наших научных журналов. Это значит -- электронная версия, полный перевод на английский и, как подчеркнул Дмитрий Анатольевич, бесплатное распространение по всем библиотекам мира. Ничего обидного нет в том, чтобы переводить наши журналы на английский язык, потому что английский - это не язык какой-то определенной страны, это международный язык сейчас".
В общем-то наука интернациональна, и действительно нет ничего обидного в том, чтобы переводить журналы, посвященные ряду наук (физике, математике, химии, прочим естественным наукам) на общеупотребительный иностранный язык. Хоть на английский, хоть на немецкий, хоть на латинский. Правда, желательно уточнить, в каком смысле употребляет ректор ВШЭ глагол "переводить". В смысле ввести двойной язык публикаций: и русский, и английский – примерно, как международные договоры бывают в двух экземплярах на разных языках, причем оба имеют равную силу, или как гостиничные сайты бывают и на французском, и на английском – заказывай, на каком хочешь. Или в смысле "переместить, изменить", т. е. сделать впредь языком публикаций только английский. В принципе и в этом нет ничего особенно страшного – какая разница, на каком языке написана статья, состоящая в основном из формул и выкладок.
Правда, при таком тотальном изменении пострадает русский научный язык, ибо орган без функции отмирает, и русская наука вернется в доломоносовские времена, когда не было кислорода, а был только оксиген. Впрочем, с иной точки зрения, в этом нет ничего плохого, ибо думать вообще лучше по-английски, ибо этот язык ум в ясность приводит. Да и обладатель такого ясного ума более конвертируем на международном рынке.
Проблемы возникают при переходе от естественных к гуманитарным наукам. Конечно, не ко всем. Пример той же ВШЭ показывает, что тамошние ученые не испытывают никакого дискомфорта при изложении своих экономических или политических воззрений на иностранном языке – скорее даже больший комфорт. Да и вообще выступления продвинутых экономистов напоминают сцену в салоне Анны Павловны Шерер – "И князь Ипполит начал говорить по-русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России: "В Moscou есть одна бариня, une dame. И она очень скупо. Ей нужно было иметь два valets de pied за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre, еще большой росту". И ничего, все довольны.
Настоящие трудности возникают при надобности в переводе таких трудов, которые представляют собой интерпретацию русских источников (поэтических, бытовых, исторических, философских, правовых) в контексте других русских же источников.
Чтобы было понятнее, о чем речь, возьмем для примера комментарий Ю. М. Лотмана к "Евгению Онегину". Конечно, там есть отсылки и к иностранным источникам, но подавляющее большинство сравнений и аллюзий, на основании которых делаются ученые выводы – это другие русские тексты.
Или представим себе статью по русской истории, конкретный предмет которой даже в данном случае неважен. Это может быть хоть поземельная собственность при царе Михаиле Романове, хоть подготовка к отмене крепостного права, хоть особенности "Большого террора" 1936-1938 гг. В любом случае добросовестный историк привлечет к доказательству своих тезисов большое количество цитат из открытых источников, из архивных документов, из свидетельств современников.
В принципе любая такая работа поддается "полному переводу на английский", которого теперь требует развитие отечественной науки. Правда такой перевод выльется в большую самостоятельную работу. Потребуются комментарии к комментариям, причем степень их вложенности может быть весьма большой. В 40-летней давности работе проф. А. Л. Зорина (тогда еще студента), посвященной соотношению "Горя от ума" с русской комедиографией начала XIX в., отмечалось, что в тогдашних комедиях прото-Чацкий был героем скорее отрицательным – балаболом и пустозвоном, а героиня в финале отдавала свое сердце прото-Молчалину, герою сугубо положительному. Возникает вопрос, как перевести фразу из статьи "Шутовской любовник (Фольгин или Блёсткин, Звонов или Кутермин) осмеивается и изгоняется". Точнее – как перевести список имен.
Если читатель не знает по-русски, то пассаж "Folgin or Bliostkin, Zvonov or Kutermin" без дополнительного толкования ничего ему не скажет. Если он знает по-русски, то, наверное, ему проще прочесть исходную статью на русском языке.
Причем это относится далеко не только к филологии и далеко не только к русской. Работа, предполагающее понимание национального (итальянского, немецкого, польского etc.) языкового, культурного и бытового контекста пишется и читается на итальянском, немецком, польском etc. языке. Это гораздо удобнее и логичнее.
Решение, что так больше не будет и наука – это только то, что на английском, предполагает, что филологической, исторической etc. интерпретации текстов отныне отказано в праве именоваться наукой. Либо реформаторы научной периодики просто не знают о существовании такой научной области.
А разгадка одна – бескультурье.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив