Дорога домой
ollako — 14.07.2016 Поняв, что метод сваливания своих поступков на других себя не оправдал, Таня решила перейти к методу непосредственного прессинга на меня. Оставшуюся часть дороги на мне были отработаны чуть ли не все манипулятивные технологии, о которых я когда-либо слышала или испытала на себе ранее - это и давление на жалость, на совесть, на чувство долга, попытка приласкаться, наконец, угрозы.-Мама, - спросила она. - А ты меня навсегда в детдом сдашь?
- А ты бы как хотела?
- Я никак не хочу. Я хочу остаться дома, с тобой, Антоном, Викой, Феликсом и Альбертом.
- Тогда буду просить, чтоб тебя забрали из дома на время, пока ты не начнешь понимать простые вещи, которые тебе давно пора научиться понимать. Потом, если захочешь, вернешься.
- А почему ты готова расстаться со мной на время, а не навсегда?
- Потому что несмотря на все твои выходки я тебя люблю. Я все равно буду за тебя волноваться, поэтому я тоже хочу, чтобы ты жила с нами.
Я прямо чувствовала, как эти мои слова выпустили джинна из бутылки. Оппа! Мама ее любит! Значит, щаз я ее быстренько прогну!
Если бы я не знала Таню так хорошо - я бы решила, что ее растрогали мои слова. Потому что Таня разрыдалась.
- Мама, я больше не буду никого обижать! Пожалуйста, не сдавай меня никуда! Я буду тебе помогать, я никогда не обижу Антона!
Я хмыкнула:
- Насчет Вики ты, как я понимаю, обещать ничего не собираешься?
- Вику тоже обижать не буду! Ну что еще мне тебе пообещать?
Ситуация становилась анекдотичной: я ей чего только не наобещала, а она все равно недовольна.
Я съязвила:
- Пообещай мне еще достать звезду с неба - и я тебе поверю.
Таня поняла, что из троллихи она перешла в разряд троллимых. Обиделась.
-Ну, раз ты от меня отказываешься - мне и жить незачем!
В этот момент мое спокойствие впервые мне изменило. Вот ведь зараза! Так изощренно извращает мои слова. Я ей говорю о временном расставании - а она тут же строит из себя несчастную, от которой отказались насовсем.
Я выдохнула, чтоб не заорать и сказала:
- Я не говорила об отказе от тебя, я говорила о том, чтоб расстаться на время. Но если ты так настаиваешь - ты меня уговорила. Я не буду заморачиваться с пристройством тебя в реабилитационный центр, завтра мы расстанемся сразу и навсегда.
Такой отповеди Таня не ожидала. В ужасе уставилась на меня.
- Я до завтра не доживу!
Я засмеялась.
- Ты - не доживешь? Куда ты денешься. Доживешь как миленькая.
- Если ты меня сдашь - мне незачем жить. Я с собой что-нибудь сделаю и умру!
- Твое дело, твоя жизнь. Хочешь - умирай. Я тебя силой заставить жить не могу. Все равно ты в своей жизни никому добра никогда не сделала, ну и толку от такой жизни?
И хотя внешне я отреагировала на Танину угрозу суицидом спокойно, даже пренебрежительно, внутри себя я уже окончательно поняла, что надо делать. Я не буду игнорировать подобные угрозы. Но ответ мой будет не таким, какого хочет Таня.
Таня снова задумалась. Для суицидницы у нее был очень деловой вид, когда она обмозговывала следующую попытку воздействия на меня.
Я все-таки решила задать интересующий меня вопрос:
- Таня, скажи, а зачем ты устроила весь этот беспредел в лагере? Нет, я понимаю, что ты хотела домой, где порядки не такие строгие. Но я же предупреждала, что если сорвешь смену - то отправишься из лагеря не домой, а в другое место. Я ведь предупреждала?
- Да.
- Все честно?
- Да.
- Тогда почему ты все же решилась довести вожатых до исключения тебя?
- ... Они ко мне плохо относились, - подумав, сказала Таня.
- Только к тебе?
- Нет, ко всем. Особенно к Д..
- И в чем это проявлялось?
- Заставляли по 20 раз приседать.
Ну просто ужасное наказание, особенно для ребенка, который почти всю жизнь занимался спортом, а теперь хочет ставить рекорды в легкой атлетике.
- Просто так заставляли?
- Нет, в наказание.
- Наказывали за дело?
- За дело... Но не приседаниями же!
- Ну извини. Надо было их предупредить, что если за дело, то тебя надо было лупить мокрыми вожжами по голой жопе, - засмеялась я.
-Вот ты посмеялась надо мной, - снова начала она. - А ведь ты даже не представляешь, какая тяжелая у меня была жизнь в детдоме. Ты совсем меня не жалеешь.
Что Тане досталось - это, конечно, правда. Только Таня не в состоянии сознавать, чего именно она была лишена. Она что раньше считала семью исключительно источником материальных благ, что сейчас. Не более. Посему жаловаться ей особо не на что. Поэтому я на ее жалобы снова отреагировала сарказмом.
- Знаю, заинька. Поднимали тебя на рассвете, заставляли работать до глубокой ночи, нещадно били, если работа твоя не нравилась. Золушка ты моя, бедняжечка!
- Не смейся надо мной! Знаешь, как надо мной там издевались!?
- И это знаю. Набрасывались впятером на одну и насиловали. А потом избивали. А потом снова насиловали. Ничего, что потом выяснилось, что это все - тоже твое вранье, чтоб я тебе больше дорогих шмоток из жалости покупала, а парней из-за тебя чуть безвинно на 10 лет не упрятали?
Бесконечные Танины манипуляции вместо жалости вызвали у меня совершенно противоположную реакцию - жесткость, граничащую с жестокостью. Возможно, это была защитная реакция - не пресечь капание на эмоции и не поддаться жалости. В любом случае, если раньше я в большинстве случаев боялась "ранить словом", то тут меня прорвало.
Таня снова зарыдала, упрашивая меня не отправлять ее в детдом.
- Таня, - спрашиваю. - А почему ты так боишься детдома? Все твои рассказы про издевательства старших - ерунда, ты сама это знаешь. Ты также знаешь, что в детдоме тебя оставят в покое. У тебя не будут стоять над душой, как это делаю я, чтобы заставить что-то сделать. Тебя не будут грузить учебой, которая, я вижу, тебе остобрыдла. Тройки тебе так и так нарисуют. Твое вранье, за которое дома тебя ругают и наказывают - в детдоме тебе будет помогать добиться своего.
- Потому что когда я выйду из детдома - я не буду ничего уметь. У меня не будет знаний, чтоб получить хорошую профессию. Как я буду жить?
- Так же, как жила бы после выхода из моей семьи. Ты все равно не хочешь ничему учиться. Все знания, которые я в тебя вложила в первые два года - ты уже растеряла и забыла, потому что отказываешься делать хоть что-то. Новые получать не хочешь. Дело у тебя только одно - ничего не делать. Получается, от меня ты выйдешь такой же, как из детдома, только за пять лет мы вконец истреплем друг другу нервы. Потому что я все равно буду требовать, буду наказывать, ты будешь злиться и делать все, чтоб поступить по-своему. Значит, хоть от меня, хоть из детдома ты выйдешь одинаково неподготовленной к жизни, только в детдоме тебе никто не будет мозги требованиями выносить. Конечно, ты не сможешь зарабатывать на жизнь, потому что профессии у тебя не будет, а уборщицей ты наверное не захочешь работать. Но у тебя есть навыки воровства, так что не пропадешь. Правда, за кражи в тюрьму сажают, но для тебя и это хорошо - пока будешь сидеть, тебе не придется думать, где раздобыть еду и одежду.
У меня было такое чувство, словно я взяла за шкирку уродливого калеку, поднесла его к зеркалу и заставляю рассматривать его поганые черты. Мне очень хотелось заставить Таню взглянуть на себя со стороны. Она в упор не хотела видеть уродство своих поступков, предпочитая просто забывать о том, что она только что кому-то сделала гадость. Но я этого забывать была не намерена.
Больше Таня не пыталась на меня воздействовать. Мы уже въезжали в Москву, и остаток пути прошел в молчании.
Наутро я приступила к реализации своего решения.
Антон в тот день уехал со мной на работу - после случившегося в лагере я побоялась оставлять его с Таней.
|
</> |