Что я носил: декабрь

la_myrrhe — 01.01.2011 1 декабря.  Tabac Blond Caron EDT, последнее парижское приобретение. Не флакон, а наслаждение. С пупырышками, без "дна", все как я хотела. Спрей тонок, как чих бабочки. Ледяной ветер.  В самое неподходящее время и в самом не подходящем месте у меня садится аккумулятор и перетряхивает все дневные планы. Жизнь учит не спешить.

2 декабря. Tabac Blond Caron EDT. Я отвыкла от зимы, отвыкла надевать на себя слои одежды, забыла, что такое "колготки под брюки". "У меня нет теплого пальтишки", и сапог зимних нет.  Как не хочется инвестировать в холод! Я стряхиваю с себя парижские впечатления словами, а хочется сбросить зиму капелью. А только второе декабря – не рано ли?

3 декабря.  Musc Ravageur Editions de Parfums Frederic Malle. Мне стоило как следует промерзнуть, чтобы примириться с горячим темпераментом Разрушительного мускуса. Школу посетил "Святой Николай", и как обычно в этот день на площади играла живая музыка. Никогда не думала, что саксофон может давать такой нежный, бархатный звук. Контрабас звучал тихо, глухо, но при этом наполнял своими вибрациями все пространство школьного двора. У музыкантов голые шеи, синие пальцы.  В этой стране принято делать вид, что зимы нет.  Волшебство музыки сделало так, что пробравшийся до костей холод я почувствовала только тогда, когда она перестала звучать. Когда нет музыки с холодом меня  может примирить только отсутствие ветра, когда над снежинками кроме силы тяжести больше не властны никакие силы, и они, со своим почти минусовым весом, замирают в неподвижном воздухе. Покупаю домой  пять белых гиацинтов. Встречаю Надю.

4 декабря Musc Ravageur Editions de Parfums Frederic Malle. Cнегопад. Встали поезда, встали трамваи,  но мы, пробираясь по скользкому, мокрому и суетному Амстердаму, все равно добрались и к Ван Гогу, и к Рембранту. Нам несказанно повезло: портрет Яна Сикса кисти Рембранта все еще в музее, хотя календарь настаивает на обратном. Город учил меня, что не стоит расбрасывать бисер перед свиньями.

5 декабря. Noir Epices Editions de Parfums Frederic Мalle, торжествующе-радостные, как движение Франсовой кисти. В музее Халса я  бегаю от одной картины к другой и прошу Надю не стесняться сказать мне, когда мой энтузиазм начнет переходить границы. За ужином мы не можем решить, что лучше: Шалимар или вино из винограда позднего сбора.  Зло употребляем оба.

6 декабря. Shalimar Guerlain. В восточном небе светит необыкновенно яркая венера. Так скользко, туман так густ, что я крадусь, как зверь по тонкому льду, не включая музыки. В тумане красный свет светофора стал малиново-розовым. Скучаю за твердым Надиным "ч". Встречаю девушку с искуссно нарисованными стрелками в L'Instant Guerlain.

7 декабря. Musc Ravageur Editions de Parfums Frederic Malle. Предательстки тонкая и невидимая, как сахарная корка, прослойка льда. Я не узнаю свои сны. То, что приходит следом за ночью, так на нее похоже и так несправедливо называется днем. Это имя обязывает к действиям, на которые организм совершенно не способен.  Утром воздух пахнет шоколадом, вечером – замерзшими комками земли.

8 декабря. Shalimar Guerlain Cologne. Поспешное утро, замирание дня, упадничество вечера. Каждый раз, когда вхожу с мороза в собственный дом, на меня обрушивается разнообразие запахов, кажущихся такими новыми и незнакомыми. Парфюм надет только к ночи и то только потому, что на столе среди неразобранных бумаг  валялся колонь  Шалимара.

9 декабря. Nuit de Noel Caron, духи. Черное небо гневилось градом, сыпало снегом. Nuit de Noel –  способ выжить сегодня. Днем пришла посылка из Вены со старой туалеткой Liu Guerlain. Надела ее к талому граду, Снегурочка моя! Новая Liu во флаконе-пчеле с  Елисейских полей, груба, как Снежная баба. В "аметистовых" тенях я похожа на девушку вампира, но вполне отдохнушвую.

10 декабря. Opium Yves Saint Laurent в духах. Влюблена! Вечером жгу ладанные палочки на кухне. Казалось бы, куда уж еще ароматов на таком маленьком, насыщенным  запахами готовящегося пятничного ужина, но дымящаяся палочка гладко выравнивает запахи готовящейся еды. Парфюмерия – искусство, рожденное из необходимости маскрировать.

11 декабря. Tabac Blond Caron. Люблю кожу, когда я за рулем. Наряжали елку. Дети со смехом, я со слезами. Печальнее этого обряда только передсвадебное расплетание кос. "Горіла сосна, палала!" Никогда еще время не кричало о своей неумолимости так громко, как сегодня.

12 декабря. В мое воскресенье не было ни Shalimar, ни лавандовой воды. Думала поносить Opium, чтобы написать на него ревью, но не успела, как не успела погладить белье. Зато закуплены продукты для рождественских кексов. Ужинаем у наших французов. От вина растекаюсь по стулу, на котором сижу.  Я женщина падкая на удовольствия, но слабая здоровьем. Вино, впрочем, было прекрасно, как всегда.

13 декабря. Parure Guerlain, старенький колонь. Следуя инструкции Светланы по употреблению Парюра, дождалась "нехлипкого морозца", что в наших условиях -5 ранним утром, и "отравилась гулять".  Парюр обвился вокруг моей шеи розовой, как небо на востоке, змейкой. Чешуя отливала зеленым с изморозью. Похожее сочетание цветов на мне дает 31 Rue Cambon. Я примеряюсь с неизбежным,  с тем, что не все успето, не все сделано, что должно было быть сделано, не все произошло, что должно было произойти. Хотя это и без елки было понятно, елка ни в чем не виновата. Такова жизнь, и это тоже не ее вина.
Из  Skins прислали красивую карточку от Frederic Malle, надушенную Portret of the Lady. Права была Катечка, когда говорила, что эта леди носит очень короткие волосы и не носит платья. И голос у нее наверняка низкий. Карточка пару часов лежала у меня на столе, после чего я ее выбросила. И дело не в маскулинности: аромат разваливается на молекулы, которые я не в силах вынести.

14 декабря. Musc Ravageur Frederic  Malle. Один за другим распускаются гиацинты. У обескровленных декабрьских тюльпанов ломаются шеи. Лежу под елкой, болею. Не подарок! Хочу хачапури или жареной икры на худой конец. И растянуть декабрь, как капроновый чулок.  Не видеть мне ни одного, ни другого, ни третьего.

15 декабря. Parure Guerlain Cologne. Колони не смешиваются c окружающими запахами, не вступают с ними в отношения, не спорят. Парюр стал той соломинкой, за которую я держалась в какафонии неприятных мне запахов. Снежинки-самоубийцы бросаются на лобовое стекло. Ночью мне снилось, что в моем городе полярная ночь: я смотрю на черное небо и от мысли, что еще шесть месяцев я не увижу дневного света, начинаю сходить с ума.
Днем надеваю Le Parfum de Therese, аккумулировавшем солнце в истекающем соком дыне и густом белом жасмине. Мои гиацинты, хоть не так пронзительны, как в марте, наполнили своим запахом весь дом.  В спальне жгу свечу 1er Mai Frederic Malle. Пахнет ландышами и дорогим парафином. Персик-роза-дыня-жасмин-ландыш-гиацинты красной нитью протянулись через день.

16 декабря. Lux Mona di Orio. Люкс обещал быть светом во флаконе, солнечным монпасье, звонко бьющемся о круглую жестяную коробку. Их звон заглушила ветка мелиссы: зеленая, рыхлая, со всеми живущими на ней жучками и паучками.  Хорошо, что я нанесла его только на запястья, иначе пришлось бы отмахиваться от скверно пахнущих букашек весь день. Продавцы на рынке – стойкие люди. Им не помешали даже сегодняшние ледяные ливни. "Мы не марципановые,"– смеется продавец открыток, за которыми я мужественно отправилась, несмотря на непогоду.

17 декабря. Noit de Noel Caron. У нас еще не Рождественская, и даже не ночь, а просто утро, но в школе у детей праздник. Музыка, свечи, пряники на елке, костер и горячий чай. А потом тишина, какая бывает только при падающем снеге. С каждым шагом с легким скрипом проваливаюсь в него по щиколотки. Девственный, чистый, легкий, как суфле, он еще не успел уплотниться. Калитка открывается с трудом, мои следы исчезают за пять минут.  Не могу устоять перед соблазном и не надеть Liu. Режу и жгу пальцы и из-за снегопада не попадаю на почту – не мой день.

18 декабря. Разбился красный елочный шар – о-ля-ля, на счастье! (с) Бабушка Блондинка. После обеда опять стал валить снег, как раз к тому моменту, когда мы расчистили дорожки. Гиацинты обнаглели и пахнут на весь дом. Я, "хозяюшко" (с), занимаюсь рождественской выпечкой. Мне очень не хватает запаха бобов тонка, и я пытаюсь найти аромат с ярко выраженной боботонковой нотой, но не Shalimar. Загадку разрешить не удалось, и я надела Aimez moi Caron – еще один леденцовый аромат, праздничный и немного детский. Пусть без бобов тонка, но зато как подходит к атмосфере: уговаривала я себя. Через 5 минут смываю и возвращаюсь к Шалимару. Запах выпечки, увы!, не принес мне мира. Только созидающая сила может быть такой разрушительной.

19 декабря. L'Heure Bleue Guerlain. Меня выели изнутри, как десерт – ложечкой. Ходят поезда, ходят трамваи – и я растекаюсь в благодарности миру за то, что это воскресенье я проведу, как  давно запланировала. Как все относительно! Холодно, на морозе Сумерки замерзли, спрятали цветы и стали греться сухой ванилью, бобами тонка и смолами. В музее сумок пахнет кожей, я покупаю кожаное платье и присматриваю себе утепленные резиновые сапоги на зиму. Глядишь еще лет через 10 буду ходить по снегу в балетках.

20 декабря. Tabac Blond Caron, вспоминая запах кожи в амстердамском музее сумок.  Объявлена готовность к праздникам номер один. Охотимся за новыми подсведчниками. Животворящая сила Фосфора творит чудеса, силы уже не просачиваются сквозь меня, как сквозь решето. Мир сегодня бело-голубой, как альдегиды No. 22. Только настроение у него совсем другое: щенячья радость и ни капли дистиллята отчаяния.

21 декабря. Musc Ravageur Frederic Мalle. Неожиданный звонок, и появился повод выбраться в город. Зимнее очарование старого центра стоило пятиминутки ненависти к городскому автобусному хозяйству. Мы заглядываемся на рождественские елки в окнах гостинных. Под низкими балочными потолками они кажутся особенно большими. В музее реставрируют овальный зал, и от этого пахнет слесарной мастерской.  Сегодня я белая розовая и пушистая. На мне розовый с изморозью, с голубым подтоном берет из ангоры, привезенный из последней поездки в Париж. Продавщицы в магазинах необычайно добры, мне кажется еще чуть-чуть,  и меня удочерят. Зато стоит мне накрасить губы алой помадой, как на моем пути вдруг появляются мужчины. Трехсот метров  мне было достаточно.

22 декабря.  Cuir de Russie Chanel, старая туалетка. Нежные цветы в кожаном корсете, доспехи на хрупком белом теле. Есть большая вселенская справедливость в том, что зима начинается тогда, когда самая длинная ночь в году уже позади. Снег состарился раньше времени, сбился комями, стал проваливаться внутрь себя, как теряющая коллаген кожа. Уйти красиво – особое искусство.  Раньше, по молодости лет,  я была уверена, что признак зрелости не общаться с людьми, когда тебе этого не хочется. А сейчас мне кажется, что зрелый человек может общаться независимо от своего желания, но это его совершенно не задевает.

23 декабря. Nuit de Noel Caron. Каждый день я подхожу к комоду, где хранится моя ольфакторная библиотека, как к алтарю. На него я кладу свои мысли и чувства в обмен на резонанс. Рабочий день заканчиватеся, не успев начаться. Какое счастье!  Как я люблю альдегиды! Будут ли наши потомки так же боготворить новые молекулы, ISO-E-Super или мускус какой синтетический так, как я люблю синтезированные больше ста лет тому назад альдегиды?  Из Японии пришла посылка с чаем пуэр. Из пакета пахнет свежей соломой, полем после жатвы, на котором осталась острая, больно колющая ноги, стерня. В который заморские запахи прибивают меня к одному и тому же месту на земле.  Пуэр – это августовский вечер в чашке чая.

24 декабря. Nuit de Noel Caron. Утро пахло кофе и круасанами – контора мужа неожиданно подарила ему выходной. Гиацинты отцвели в аккурат к Рождеству. Я собралась ехать за новыми, но заметила что под отцвевшими соцветьями пробиваются молодые. Купила белую орхидею. Готовлю рождественский ужин, и, кажется, вся пропахиваюсь запахами еды. C красным лицом совершаю магические танцы вокруг духовки. А ведь есть на свете женщины, умудряющиеся выходить из кухоных состязаний как катализатор, совершенно не изменившись.

25 декабря. Musc Ravageur Editions de Parfums Frederic Malle. Роскошь выходного дня – проснуться, когда световой день уже торжествует. Воздух в зимнем лесу находится на ольфакторном ноле. Мы гуляем в дюнах между  гудками кораблей с моря и колокольных звонов с земли. Вывалявшись в снегу, как щенки, мокрые и довольные возвращаемся домой.  Дома греюсь Разрушительным мускусом, а к вечеру собственной повышенной температурой. Лечусь "бромбасом" (судя по всему это слово из нашего семейного фольклора) из малинового варенья и ароматом ландышевой свечи.

26 декабря. Diorella Dior, cтарая туалетка. Я купила маленький молескиновкий блокнот в любимом гибком переплете. Его нерасчерченные страницы просят рисовать. Они не ставят мне рамок,  приглашают писать буквами любого размера, и никогда не скажут, что у меня слишком размашистий почерк. Сравниваю свою Диореллу с новой туалеткой. Пока туалетка неопределенного возраста с побитыми верхними нотами разминает свои старые кости, молодая выигрывает на старте. На середине пути старушка показывает зелено-бело-цветочно-мшистое облако такой красоты, что преимущества молодости пред ней вянут. Но к финишу ее силы иссякают. А ведь когда-то у нее были бесконечно-длинные зеленые ноги! Вечером, спустя много часов, на моей коже остался только робкий, недоуменно-обиженный писк юной девицы. 
Вечер – щедро – в Diorissimo. Это аромат смены агрегатных состояний воды, когда вода превращается в снег и лед и обратно  в воду. Аромат холодных межсезоний, которых в году не счесть. В доме пахнет печеными яблоками и оладьями. 

27 декабря. Сuir de Russie Chanel. Тягучие, как деготь дни.  Пишу себе письма на запотевших стеклах душевой кабины. С города сорвали праздничную вуаль. Почти уже ночью кручу голубцы и суши. Мне не хватает мобилизирующей силы. Надеваю герленовскую Вегу, пахнущую стройной гвоздикой строгую даму с "аскетичным профилем".  А она вдруг надела кружевной чепчик и говорит: "Деточка, ну разве я могу?" Пришлось управляться самой.

28 декабря. Tentation Paloma Picasso. Татьяна знала, как подогреть мой интерес к аромату: сказав, что Tentation – это Маргарита "до". Как по мне, так сразу "после". Только почувствовала сладость полета. Только вошла во вкус. Радость еще не обернулась горечью, не обернулась усталостью. Этот густой, как мякоть винограда, превращающегося в вино прямо в грозьях, аромат разжижжает вязкую кровь. И вот парализованные декабрем мышцы сначала подергиваются в оскале, потом расслабляются в улыбке.  И вот я – живая.  Можно в окно.  Еще вчера, казалось, в пропасть (или в пропАсть), а сегодня ввысь. Tentation –  запах молодой королевы.



Tentation Paloma Picasso (Max Gavarry and Sophia Grojsman,1996): bergamot, pepper, peach, orange blossom, grape blossom; carnation, rose, cinnamon, orchid, clove and jasmine; musk, Tonka, benzoin, sandalwood, incense, Miro, labdanum and cedar.

29 декабря. Tentation Paloma Picasso. Встала рано, чтобы к моменту выхода из дома проснуться, но за два часа так и не смогла, пока не надела духи. Запах – это не только каркас для моего журнала, но и часто мой собственный каркас.  Так начнешь верить  и в то, что в баночке с кремом может быть запрятана волшебная сила. 
Ненавижу гипогликемию и бабок, пялящихся во все свои выцвевшие глаза из-за своих кружевных занавесок, на то, как я паркуюсь.

30 декабря. No. 22 Chanel. Никаких эмоций, только выживание. Царапаю машине бок, черт! Вечером хочется надеть что-то прекрасное, но совершенно не соображаю что. Ландышевая свеча на ночь.

31 декабря. Monsier Lanvin винтажный. Утром устроила в ванной мужскую цирюльню. Подростки весь день взрывают петарды. Cосед предлагает отогнать нашу машину на кладбище. На его рабочем месте всегда тишина и покой. Вернулись из Франции соседи с традиционными трофеями: тушенкой из дикого кабанчика и шоколадными конфетами ручной работы. Моя голова, заболев еще вчера ночью, как бы намекает: не пей вина, Гертруда! Вечером откупориваю флакон винтажных духов Shalimar. У Нового года запах дыма и пороха.

Одна чудесная девушка по имени Даша как-то призналась, что читая мои записки она чувствует то, "что должно быть чувствует вуайерист, который видит в замочную скважину клочок обнаженного бедра и додумывает все остальное." На самом деле "все остальное" – это просто нога жизнь и ничего больше. В качестве новогоднего подарка реклама чулок Dior 1952 года и Кристиан Диор в роли подглядывающего. С Новым годом!

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив